– Э-э-э, Петр Николаевич, так вас могут из палаты депортировать, если заметят, тут же режим.

– Ну, что ты, Лева, товарищу содействия и поддержки не оказываешь? Даже Наташа не против, а ты…

Наталья стояла в сторонке, потупив взгляд. Уставшая, измотанная, но спокойная. Что интересно, она иной раз о чем-то переговаривалась с Анной – былые ссоры и недопонимания остались в прошлом.

– Наташа, как он, как Стас? – спросил Гуров.

– Пришел в себя. Говорит, что скоро выйдет на службу. Только долго у него быть не разрешают. Даже еду домашнюю запрещали приносить. Вот, сегодня наконец-то можно. Приготовила ему куриный бульон, пироги его любимые. Здесь особо не раздобреешь на казенных харчах да на пустых щах.

– А что врачи говорят?

– Огнестрельное ранение с переломом плечевой кости, да как-то неудачно вышло, потерял много крови, поэтому без сознания долго находился. Но сейчас уже самый страшный период миновал. Вы бы знали, как я испереживалась. Примчалась сразу, как только ты мне, Лева, сообщил о том, что со Стасом произошло, даже машины не стала служебной ждать. Взяла такси и сюда… Хоть и районная больница, а некоторых лекарств нет. Хорошо, Аня пришла на выручку: позвонила, поинтересовалась, что нужно, и приехала, привезла все, что требуется. Я не стала никого беспокоить, вам и без нас хлопот хватает, а вот Ане – спасибо большое.

– Эх, Наталья, Наталья… И ведь молчит, по телефону ничего не говорит. Ну, главное, что все обошлось. Наш герой скоро будет опять в строю. А вот и он!

Из палаты медленно, но гордо вышел Крячко. Без сомнений, ему было приятно видеть всех присутствующих. Даже сам генерал решил приехать его навестить, а это значит, что он заслужил к себе такое теплое отношение. Однако в первую очередь Стас обнял свою жену, которая всегда была рядом. Именно в такие моменты приходит понимание того, кто по-настоящему дорог, кому ты в жизни нужен, кто тебя ценит и любит, готов быть с тобой в горести и радости. В повседневной суете чувства притупляются, и кажется, будто всегда будет так: сытно, весело, покойно. А иногда вдруг приходит день, когда ты не можешь один, нужна поддержка, и близкий человек доказывает, можно его по праву считать таковым или нет. Наташа доказала это на все сто процентов, и Стас сделал для себя единственно правильный вывод, который для всех окружающих ранее был очевиден:

– Моя Наташа, как же я тебя люблю!

– Ох, как ты запел! А раньше, что же, не любил?

– Любил, просто не понимал, насколько сильно!

Наталья буквально расцвела от таких слов. Пожалуй, это лучшее, что она могла услышать от Стаса в последние годы жизни. Его амплуа «альфа-самца» изрядно измотало нервную систему жены, поставило под угрозу существование их брака, но теперь все изменилось.

– Лева, а ты ведь не знаешь, что там в лесу произошло… Никто тебе об этом не расскажет.

– Это второе, что меня интересовало, когда я шел к тебе в больницу. Первое – как твое здоровье, а второе – как тебе удалось в кромешной тьме вычислить этого негодяя?

– Все произошло случайно, как это у нас часто бывает. Если бы я не оступился и не шагнул в яму в том лесу, не видать нам Липатова как своих собственных ушей.

– Интересно, это как так?

– Этот ушлый бандюган понял, что мы его окружаем со всех сторон, и решил нас обхитрить. Он отстрелялся, показав свое местонахождение, и рванул вперед, в нашу с тобой сторону, Лева. Липатов прекрасно ориентировался в этом лесу, видно, что ходил там не впервые. Залег он в неглубоком рве, накрыл себя еловыми ветками и думал, что пронесет. Наши ребята прошли мимо и не заметили, а я совершенно случайно споткнулся и упал, аккурат возле него. Тут у нас драка и завязалась. Я уже понял, что у него ПМ, что он может пристрелить, сопротивлялся как мог, но этот тип довольно крепким оказался. Я уж было решил, что все пули ушли куда-то в сторону, а потом выяснилось, что одна все-таки в меня угодила. Кстати, я был таким злым на него, что боли сразу и не почувствовал, поэтому и вырубил его со второго удара. А после меня как-то совсем разморило, я и отключился. Не помню ничего, кроме света ламп в операционной. Почувствовал себя на сцене под софитами. Вот такая история. А так все хорошо начиналось.

– Я вам, ребята, скажу, что все еще неплохо закончилось, могло быть и хуже. Ваша эта самодеятельность всегда приводит к неожиданным последствиям, – подытожил Орлов.

– А как же без нее, Петр Николаевич, ведь в этом вся наша работа состоит. Иначе, если бы все преступники действовали по инструкции, а мы их по инструкции ловили, так вы бы премии не успевали раздавать.

– Будет тебе премия и санаторий, уже договорился, так что поправляйся!

– Вот на этом спасибо, вот тут вы удружили. А что, давно, Наташа, мы в отпуск с тобой не ездили.

– В отпуск поехать, конечно, хорошо, только какой ценой… Уж лучше работать, чем в санаторий из-за ранения ездить, – причитала Наталья. – Я тут тебе бульончик принесла, пироги любимые твои, поправляйся давай.

– А я к бульончику принес, для аппетита, – открыл пакет Орлов и подмигнул Крячко.

– Ну, Петр Николаевич, таких начальников, как вы, поискать нужно! Уважаю! – расплылся в улыбке Стас.

– Лев Иванович, Клячкина доставили из изолятора, куда его? – бодро сообщил парнишка, заглядывая к Гурову в кабинет.

– Ведите этого упыря ко мне, разговор будет долгим, – нервно приказал полковник и громко хлопнул по столу папкой с бумагами.

В таком состоянии Гуров бывал крайне редко. Всегда сдержанный, спокойный и рассудительный, Лев Иванович старался не показывать свои эмоции, даже если они вырывались наружу, но с Липатовым дело обстояло иначе. Гнев и злость дошли до точки кипения, и уже ничто не могло остановить этот вулкан. Аня лишь наблюдала со стороны за настроением Гурова и в красках представляла предстоящий допрос.

– Здравия желаю, гражданин начальник, – вошел в кабинет Липатов, приветствуя Гурова по-особому, как принято у бывалых сидельцев.

– Что, Липатов-Клячкин, нет больше надобности скрывать свои «боевые заслуги»? Будешь общаться, как привык, по-свойски? Может, еще и начистоту поговорим, без всяких там выдумок? – предложил Лев Иванович.

– А я что, я не против поговорить. Это я люблю, тем более что у вас здесь повеселее, чем в изоляторе, девушки красивые имеются, – перевел Липатов взгляд на Анну.

Анна опустила глаза, ей стало жутко неприятно от внимания этого типа, по вине которого Крячко сейчас находился в больнице. Такое ощущение, будто коснулись не взглядом, а грязной рукой испачкали ее белую одежду. Липатов при всей своей приятной наружности был для Анны омерзителен, и даже дышать с ним одним воздухом было пыткой.

– Забудь о девушках, забудь о вольной жизни, о карьере. Тебя ждет незавидное будущее: ты все променял на казенные стены. Единственное, что сейчас может немного улучшить твое незавидное положение – это чистосердечное признание, как ты понимаешь. И если ты не дурак, а я надеюсь, что у тебя осталась хоть какая-то доля рассудка, то разговор наш с тобой будет ясным и коротким, и мы твое признание оформим на бумаге.

– Ишь, как дело раскрыть хочется, да галочку поставить в отчете… Да, гражданин начальник? А так не бывает! Правду добывают, раскрывают, а не раскалывают. Ты же меня колоть и пытать, надеюсь, не собираешься?

– Кому ты нужен, руки об тебя марать! – возмутился Гуров. – Я свою работу знаю, и попрекать меня галочками и палочками никому не позволю, особенно тебе не советую, ибо злить меня не стоит. Рассказывай все с самого начала.

– О чем тебе рассказать? О судьбине своей? Так это ты из своих источников знаешь.

– Не юли, я тебя о драгоценностях спрашиваю, об убитой Фельцман – твоих рук дело?

– Лев Иванович, а это мы с вами, кажется, уже обсуждали ранее, не так ли? – надменно и самоуверенно сказал Гурову Липатов, будто намеренно выводя его из себя.

– То есть ты хочешь сказать, что ты к этому делу не имеешь никакого отношения? А к чему тогда был весь этот цирк с похищением человека, со стрельбой, что это было, по-твоему?