Лев Иванович уже был во дворе своего дома, и почему-то ему захотелось поскорее оказаться в родных и любимых стенах, в окружении привычных предметов, которые радуют глаз и душу, но главное – увидеть свою дорогую супругу. И он чуть ли не бегом припустил по лестнице.

– Машуля, ты дома? – спросил он, врываясь в квартиру.

– Вот это да! Не чудится ли мне это? Мой муж вернулся домой раньше обычного! Это просто праздник какой-то!

– Да, это не мираж, это я, – одарил Лев Иванович жену улыбкой уставшего человека.

– Как, как все прошло? Я волновалась, боялась звонить, тебя беспокоить.

– Вот так с порога и снова о работе?

– Лева, имей совесть, я в неведении целые сутки, у меня все терпение закончилось.

– Твоего мужа чуть не убили сегодня ночью, – с драматизмом в голосе произнес Гуров. – Но только «чуть». Я жив, цел и невредим.

– Ты шутишь?

– Нисколько. Все было очень серьезно, настоящий нож, настоящий преступник. И вообще, сегодня ночью все было похоже на какой-то боевик.

– Что, даже перестрелка была? – полюбопытствовала Мария.

Лев Иванович рассказывал о произошедшем и одновременно любовался своей женой. Она искренне и по-детски проявляла свои эмоции, и казалось, нет ничего милее и естественнее проявления ее чувств.

– И перестрелка была, и захват. Зачем тебе такие подробности, Маша?

– Как это, Лев, зачем? Я же должна знать, где ты ночами пропадаешь, чем занимаешься. Только вот легче от этого не становится. Ты понимаешь, что тебя могли убить?

– Понимаю. Работа такая. Кажется, вот когда тебя увидел, начал еще сильнее понимать, что мог больше никогда не услышать твой голос. Вот это по-настоящему страшно. Банду накрыли, допросили, признательные показания получили, теперь дело близится к завершению, преступление раскрыто, и не одно.

– Замечательно! Как я за тебя рада! Все натерпелись из-за этих драгоценностей: Стас в больнице на лечении, меня убийца в лес затащил, тоже чуть не убил, а теперь вот на тебя покушались. Не приносят эти камни счастья людям, какими бы красивыми они ни были. В любом случае хорошо, что все закончилось благополучно.

– Это все ерунда, Маша, по сравнению с тем, что я тебе сейчас сообщу! Мы едем на море! Как обещал! Совсем скоро!

– Ура! Ура! Ура! – громко закричала Маша и целовала Гурова поочередно в щеки. – На море! Вдвоем, только мы и море и никакой работы, так?!

– Так, только мы и море!

Гуров смотрел на сияющее лицо своей любимой жены и понимал, что он самый счастливый человек на Земле.

– Кто обнаружил тело? – Следователь вопросительно посмотрел на участкового.

– Да вот, гражданский муж убитой, – указал тот на лысоватого мужчину лет сорока, одетого в рваные по моде джинсы и светлую футболку с надписью, который, интенсивно жестикулируя, что-то объяснял оперативнику.

Следователь кивнул и спросил участкового:

– Как фамилия убитой?

– Данилина Галина Владимировна, пятидесяти одного года, глава фонда «Добро в ладонях».

– Это тот самый фонд, который в прошлом году фигурировал в деле о смерти ребенка? – уточнил следователь и понимающе покивал. – Помню, помню… Тогда директору фонда был подан иск. Так это та самая Данилина…

– Да, она и есть директор фонда, – подтвердил участковый. – Кстати, ее гражданский муж, Додонов Илья Андреевич и сын убитой, а вернее, приемный сын – Данилин Глеб Алексеевич служат в том же фонде. Сыну уже позвонили. По его словам, в городе его сейчас нет, но он уже едет. Был где-то в Подмосковье, у своей невесты.

– Что ж, поговорю пока с гражданским мужем, – вздохнул следователь. – Посмотрим, что он скажет.

Четыре месяца спустя…

Льву Гурову не спалось. Конец мая выдался душным как никогда, а духоту и жару полковник и оперуполномоченный уголовного розыска переносил с трудом. То ли дело начало осени или весны, когда в воздухе веет прохлада, а не холод, когда тепло, а не стоит жара. Тогда и дышится, и спится в межсезонной Москве намного лучше. Опять же, одному спать было тоскливо и одиноко – жена полковника убыла на гастроли со своим театром, хотя и привычно.

Провертевшись всю ночь и вставая раз пять, чтобы испить воды, Лев Иванович в очередной раз за ночь вышел на балкон и увидел, что небо на горизонте, а вернее, за высотками напротив начинает светлеть. А это означало, что приближается рассвет и через час на улице будет совсем уже светло.

Гурову вдруг сильно захотелось курить. Не то чтобы был повод подымить сигаретой, наверное, просто мозг его в предчувствии какого-то события подал сигнал, что что-то назревает в этом предрассветном мире. Полковник и раньше-то курил редко, а в последнее время так и вовсе старался не покупать сигареты, чтобы не соблазняться и не поддаваться старой дурной привычке. Мария, жена его, постоянно твердила ему о вреде табака и строго следила за тем, чтобы дома не было нигде даже самой завалящей пачки с сигаретами. Все заначки Гурова давно уже были выявлены и выброшены ее немилосердной рукой. И никакие доводы Льва Ивановича, что ему с сигаретой думается легче, не имели на жену никакого воздействия.

«Лева, – заявляла она ему не терпящим возражений тоном, – ты уже не мальчик, чтобы прятать по всему дому заначки, а я не твоя мама, чтобы постоянно напоминать тебе, что от курения даже лошади отбрасывают копыта. Ты ведь сам все понимаешь. Так что если уж бросил курить – то, значит, бросил. Все. Тема закрыта».

С такими доводами не поспоришь. Гуров только вздыхал и обреченно шел на кухню пить кофе. Вот и теперь, когда желание закурить стало невыносимым, Лев Иванович отправился на кухню – все равно уже утро и ложиться в постель, чтобы там повертеться еще часа полтора, не имело смысла.

Пока Лев Иванович готовил себе кофе и бутерброды с колбасой, он все время ощущал какое-то беспокойство. По опыту Лев Иванович уже знал, что такое беспокойство означает только одно – будет новое дело. Предчувствия никогда не обманывали полковника. Единственное, что его угнетало на этот раз, это мысль, что Станислава Крячко не будет с ним рядом. Этот везунчик сейчас находился в отпуске и должен был лететь со своей женой Натальей в солнечный Египет. «Вот прямо сейчас уже и летит в свою Хургаду, – хмуро подумал Лев Иванович. – Самолет у них из Шереметьева на четыре двадцать утра. Так что взлетел уже».

Ощущения оправдались. Едва он вышел из квартиры, отправляясь на службу, как ему позвонил его непосредственный начальник и друг – генерал Орлов.

«Началось», – подумал Лев Иванович и ответил на вызов.

– Сразу, как приедешь, давай ко мне, – услышал он строгий голос Петра Николаевича.

– И тебе доброго утра, Петр, – ответил в тон начальнику Лев Иванович. – Через двадцать минут буду.

– Через пятнадцать, – рявкнул обычно спокойный генерал и отключил телефонную связь.

«Что там в мире такого страшного произошло, что наш Петр Николаевич с катушек слетел?» – гадал по дороге на работу Гуров. Ему еще никогда не доводилось слышать, чтобы Орлов говорил столь строго и резко, а ведь они работали вместе уже больше тридцати лет. Еще совсем молодым лейтенантом пришел Лев Иванович под начало Орлова. Работа сдружила их, и не просто сдружила, а сделала единомышленниками, можно даже сказать, единоверцами. Они оба до конца доверяли друг другу. Гуров знал, что Петр Орлов всегда прикроет их со Станиславом Крячко от гнева вышестоящего начальства, ежели понадобится это сделать.

Едва Лев Иванович вошел в приемную и поздоровался с секретарем Верочкой, как она, сделав испуганно-круглые глаза, замахала руками.

– Идите, идите скорее к нему! Он сегодня такой – слов нет. Вредничает, сердится. Идите, ждет уже.

Лев Иванович нахмурился, решительно потянув ручку двери на себя, шагнул внутрь кабинета Орлова и замер, опешив.

– Чего встал, будто привидение увидел? – рассмеялся Станислав Крячко. – Входи уже.