– Пока не угрожал, – сделал ударение на слове «пока» Гуров. – Но теперь все может измениться.

– Почему, объясните, – попросил Жилкин.

– Хорошо, объясню. У меня еще с первых бесед с тобой сложилось впечатление, что ты что-то знаешь. Что-то такое, что может пролить свет на происходящие здесь события. Знаешь, но сказать мне не хочешь, потому что живешь «по понятиям». А «по понятиям» сотрудничать с полицией не разрешается ни в коем случае. И, думаю, это знаю не только я, но и тот, кого ты покрываешь. Он это знает, а потому решил, что ты никогда не выдашь его, так что опасности не представляешь. Но теперь, когда тебя так нагло пытались подставить, а мы этой подставе не поверили, ситуация может измениться. Ты наконец можешь заговорить. И, чтобы предупредить это, убийца – а я думаю, что веревку тебе подбросил именно убийца, – может решиться еще на одно преступление. Где три трупа, там и четвертому место найдется. Вот почему находиться за решеткой тебе сейчас было бы безопаснее.

– Вот вы как повернули… – медленно произнес Жилкин. – Значит, это вы к тому клоните, что я должен немедленно расколоться и выложить все, что тут за четыре месяца видел, что знаю?

– Да нет, все не надо, – усмехнулся Лев, – а то рассказ слишком долгий выйдет, до вечера тут с тобой просидим. Расскажи только то, что имеет отношение к делу.

Водитель исподлобья взглянул на сыщика, подумал, потом сказал:

– За то, что в СИЗО не отправили, конечно, спасибо. И еще спасибо, что не кинулись мне сразу новое дело шить. Но это не значит, что я сразу растаю и начну тут все рассказывать. Я «по понятиям» уже сколько лет живу, и пока они меня не подводили. Не знаю я, кто тут людей убивает. И вы этого не знаете. И кто мне веревку подкинул, тоже неизвестно. Что там этот убийца думает да что он против меня замышляет – это одни предположения, поэтому я пока погожу немного во всем колоться.

– Ну, дело твое, – ответил на это Гуров. – Я от тебя, если честно сказать, особой откровенности и не ожидал. Думаю, и без твоих признаний это дело распутаю. Но так вышло бы скорее. А что до твоей безопасности – будем надеяться, что с тобой ничего не случится. Вы сейчас здесь вдвоем с Глушаковым остаетесь. Ну, еще садовник работает, но он только днем бывает. Кривулин здесь пока ночевать вряд ли будет. Хотя не знаю, может, ему гостиницы уже надоели…

– А Лешка-повар где? – спросил Жилкин. – Как я понял, для вас не новость, что он по ночам из усадьбы бегает.

– Нет, не новость, – подтвердил Лев. – Твой Лешка оказался заядлым игроком. Мы его взяли в подпольном казино. А держал это казино – как думаешь, кто?

– Неужели Константин Семенович?

– Угадал. Так что и Чанба, и Петриченко пока задержаны. В ближайшее время им будут предъявлены обвинения. Чанбе – в содержании притона и получении незаконного дохода, а Петриченко… ему – в убийстве.

– Как, и ему тоже? – удивился водитель. – А ему-то за что?

– Ну, это слишком долго рассказывать. Долго и много. А с какой стати? Ты-то мне ничего рассказывать не хочешь…

– Да, тут вы правы, – согласился Сергей. – Выходит, мы будем жить здесь вдвоем? Странно как-то…

– Ну, думаю, долго такое ваше житье не продлится, – заявил Гуров. – День, от силы – два. Я же сказал – я уверен, что и без твоих признаний распутаю это дело. Мой тебе совет: в течение этих одного-двух дней будь осторожнее. Впрочем, ты мужик с головой, глупостей делать не будешь. Одним словом, распаковывай назад свою сумку и живи. Думаю, вам с Глушаковым надо поговорить, договориться, как вам совместную жизнь организовать без повара и горничной.

– Ничего, как-нибудь организуем, – пообещал водитель. – А вы куда? Я не то чтобы выпытываю, просто хотел спросить: машина сейчас не нужна?

– Нет, пока машина мне не потребуется, – ответил Лев. – Мне еще надо побеседовать с вашим садовником.

Садовника Вишнякова Гуров обнаружил на клумбе роз. Он тщательно работал секатором, удалял отсохшие или неправильно растущие листья. Рядом со скамеечкой, на которой он сидел, лежали маленькая лопатка, совок, крохотные грабли, стояла банка с какими-то удобрениями. Земля под соседними кустами была тщательно разрыхлена. Как видно, садовник трудился здесь уже не первый час.

– Здравствуйте, Александр Ермолаевич! – приветствовал его Гуров.

– Добрый день, Лев Иванович! – в тон ему ответил садовник.

– Вы уже знаете, что случилось?

– Да, мне Сергей сказал, когда открывал ворота. Могу сказать одно: это ужасно. Татьяна была, конечно, не таким милым человеком, как Настя или ее брат, но все равно ее ужасно жаль. У меня, как я об этом узнал, все из рук валится.

– Но вы, я вижу, тем не менее успешно работаете, – заметил Гуров. – Вон сколько успели сделать.

– Заставил себя – и работаю. Это я давно у себя такую привычку выработал. Что бы ни случилось – надо работать. Привычное дело успокаивает, дает какую-то отдушину.

– Хотя эта ваша работа, скорее всего, уже никому не нужна, вряд ли жизнь на вилле «Аркадия» продолжится, как прежде. Мне кажется, Кривулин здесь жить уже не будет. Может, продаст ее, может, просто уедет.

– Я тоже об этом думал, – признался садовник. – Ну, и что с того? Розы-то ни в чем не виноваты. За садом все равно надо ухаживать, сколько бы хозяев в нем ни сменилось.

– А вы рассчитываете здесь остаться после смены владельца? – поинтересовался Гуров.

– Почему бы и нет? – пожал плечами Вишняков. – Я этот сад знаю как свои пять пальцев. Лучше меня за ним никто ухаживать не сможет.

– Похоже, вы не слишком сочувствуете Кривулину и не расстраиваетесь по поводу грядущей смены хозяина.

– А чего мне расстраиваться? Кривулин мне не друг, не брат и даже не коллега.

– Скажите, Александр Ермолаевич, как вы провели вчерашний вечер? Где были?

– Я ожидал этого вопроса, – признался садовник. – Вечер я провел, как всегда, дома. Это может подтвердить моя жена, а также соседка Изольда Ашотовна – она меня попросила показать, как правильно прививать яблоню, и я ей объяснял. Мы с соседкой общались с восьми и почти до десяти часов. А потом я отправился спать.

– А сегодня во сколько прибыли в усадьбу?

– В половине девятого.

– Пешком?

– Да, пешком.

– По дороге кого-нибудь видели?

– До поворота на усадьбу – да, многих видел. И отдыхающих, и наших, из поселка. А как свернул на дорогу к усадьбе – нет, никого.

– И здесь, в усадьбе, вы сегодня видели только одного Жилкина?

– Да, только его.

– Вы мне в прошлый раз признались, что знали о том, что Осипова встречается с охранником Глушаковым и что для этих свиданий они используют оранжерею. А о том, что Осипова шпионит за хозяином виллы, вы знали?

– Татьяна… шпионила? – удивленно спросил Вишняков. – Нет, откуда я мог знать? Невероятно…

– Неужели так уж невероятно? – поинтересовался Гуров. – Разве Осипова и Кривулин были идеальной парой? У них царил мир да любовь?

– Если честно, то нет, – признался садовник. – Идеальной парой они не были.

– Я вас очень прошу, Александр Ермолаевич, постарайтесь напрячь вашу память и расскажите все, что вы знаете об их отношениях в последнее время. Разумеется, то, что происходило внутри дома, вы слышать и видеть не могли. Но, думаю, иногда они разговаривали и на свежем воздухе, и часть этих разговоров вы наверняка слышали.

– Да, кое-что я слышал, – угрюмо произнес садовник, – хотя предпочел бы не слышать.

– Ругались?

– Да. Причем очень грубо. Не скупились на выражения.

– А о чем шла речь? Кто кого обвинял?

– Ну, там были взаимные обвинения…

– Кривулин обвинял Татьяну в том, что она у него под носом связалась с Глушаковым, с этим ничтожеством? Так?

– А вам уже кто-то рассказал? – догадался Вишняков.

– Нет, мне никто не рассказывал, – покачал головой Гуров. – Просто я сделал предположение, исходя из своего понимания ситуации. И, видимо, угадал. В этом состояло главное обвинение?