– Вы о Сашке Анохине узнать хотели? – ни к кому конкретно не обращаясь, спокойно и даже с наивностью в голосе поинтересовался Белокуров.

– И о нем тоже, – ответил Лев Иванович. – Станислав, можно тебя на пару секунд? – подозвал он Крячко.

Тот подошел, и они стали о чем-то тихо совещаться. Наконец Крячко кивнул, подошел к своему столу и стал что-то искать среди бумаг, кучей наваленных возле компьютера.

Лев Иванович достал бутылку воды из холодильника в углу кабинета и, сделав большой глоток, подошел и сел напротив Белокурова. Бутылку он поставил рядом на край стола.

– Александр Александрович Белокуров, – начал он говорить ровным и спокойным голосом, – тридцать пять лет, числится по адресу такому-то (Гуров назвал адрес прописки Шурика), не женат, проживает в гражданском браке с Лауш Ниной Ивановной…

– Женат, – с широкой улыбкой, не сходящей с его лица, поправил его Шурик. – Мы с Ниной зарегистрированы. Три года уже женаты.

Гуров удивленно посмотрел на Викентия, но тот только плечами пожал.

– Ну, хорошо, – не стал спорить Лев Иванович, – с этим мы потом разберемся. А пока посмотрите вот на эти, так сказать, произведения искусства и ответьте мне – это вы их рисовали?

Гуров принял из рук Крячко пачку распечатанных на принтере рисунков и протянул их Белокурову. Это были копии с портретов невест и несколько рисунков тату из каталогов разных мастеров. Станислав намеренно вложил в пачку чужие изображения, чтобы посмотреть на реакцию Белокурова.

Тот спокойно взял листки и стал рассматривать распечатки с той же неизменной улыбкой на губах. Глядя на него, Льву Ивановичу вдруг подумалось, что Шурик либо отлично умеет играть на публику, прикидываясь дурачком, либо Анохин его использовал втемную и Белокуров не в курсе, для чего он вообще рисовал портреты незнакомых женщин.

– Ну да, я рисовал, – просто и опять же с улыбкой ответил Шурик. – Только не все. Вот эти, – он вернул Гурову несколько листков, – не мои. Это ребята рисовали – Тим, Ланцет и Кролик. Это из их каталогов. А эти… – Белокуров снова с большим интересом пересмотрел рисунки, словно бы видел их в первый раз, – эти мои. Только портреты не из каталога, – посмотрел он на Гурова, ожидая от него дальнейших расспросов относительно именно этих изображений.

– А откуда эти портреты? Для кого вы их рисовали?

Вопрос задал Крячко, поэтому Шурик перевел взгляд синих глаз на него.

– Сашка Анохин мне их заказывал, – не пытаясь хоть немного соврать, ответил Белокуров.

– А зачем он вам их заказывал? Вы за деньги рисовали или чисто по-дружески? – На этот раз вопросы озвучил Гуров, и Шурик был вынужден теперь отвечать ему.

– За деньги, – признался Белокуров и тут же добавил: – Я не хотел сначала брать. Сашка – он ведь мне друг как-никак. Но он меня уговорил. Говорит, бери, складывай на счет. Со временем откроешь свой тату-салон или художественную студию. Я всегда мечтал иметь свою студию.

Шурик улыбнулся такой широкой и открытой улыбкой и так искренне и по-детски открыто посмотрел на Льва Ивановича, что Гуров, не выдержав его взгляда, отвел глаза.

– А для чего ему эти портреты нужны были, ваш друг не говорил? – озвучил следующий вопрос Станислав.

Белокуров опять посмотрел на Крячко, но на этот раз уже без улыбки и с растерянностью во взгляде.

– Нет, не говорил. Просто попросил меня рисовать портреты с фотографий, которые он мне будет присылать, и все. А зачем… Сашка, он знаете какой?.. Он… – Шурик на секунду задумался, а потом, уверенно тряхнув белобрысой головой, сказал с нескрываемой завистью в голосе: – Его женщины любят. Наверное, он им приятное хотел сделать – дарил их портреты. Вы знаете, сколько стоит заказать портрет у настоящего художника? – спросил он у Гурова, словно ожидая, что именно он будет задавать ему, Шурику, следующий вопрос.

– Нет, не знаем, – серьезно ответил Лев Иванович. – Никогда не приходилось заказывать. И что – дорого?

– Дорого, – кивнул Шурик. – Десять тысяч и больше. Все зависит от материалов, сложности работы и стиля прорисовки.

– И сколько он платил вам за каждый такой портрет?

– Мы договорились на тридцать тысяч независимо от сложности, – признался Белокуров. – Но он от меня и не требовал никаких сложностей. Говорит, рисуй как хочешь и чем хочешь, главное, чтобы все мои красотки… – Шурик снова заулыбался. – Он так и говорил – красотки… да, так главное – чтобы они в наряде невесты были. А фон, на котором будет нарисован портрет и стиль, и все остальное – на мое усмотрение. Сашка, он добрый.

Гуров, Крячко и Викентий при таких словах Шурика только недоуменно переглянулись.

– Вы Анохина давно видели? – поинтересовался Станислав.

– Давно. Пару лет назад виделись, – честно признался Белокуров. – Он тогда мне позвонил и позвал посидеть в баре, пива попить. Знает, что я пиво люблю. – Шурик облизнул пересохшие губы и попросил Гурова, кивнув на бутылку, стоящую на столе: – Можно мне водички?

Викентий принес чистый стакан, и в него налили воды. Белокуров пил жадно, большими глотками, а выпив до дна, вытер губы рукой и, улыбнувшись, сказал:

– Холодненькая. Спасибо.

– Но связь у вас с ним есть, я так понимаю, – продолжил разговор Лев Иванович.

– Не-а, нету у меня с ним связи, – улыбнулся широкой и открытой улыбкой Шурик.

– А как же он вам высылает фотографии женщин, чтобы вы рисовали с них портреты, и как потом вы ему готовые портреты отправляете? – удивленно поинтересовался Викентий.

– Да так, – повернулся к нему Шурик. – Он эти фотографии высылает мне на рабочий сайт. Там у нас, у каждого тату-мастера, своя страница и чат для общения с клиентами есть. Ну, чтобы удобно было и на вопросы разные отвечать, и время назначать для нанесения татуировки. Туда он и присылает и фото, и адрес, на который я должен уже готовый заказ отослать.

– И на какой адрес вы отправляли? – Крячко приготовился записать данные, которые назовет Белокуров.

– А разные каждый раз адреса были, – выдал Шурик и, поняв, что его ответ только еще больше озадачил оперативников, добавил: – Честно, не знаю я, где сейчас Сашка. Он, когда в последний раз мы с ним виделись, мне признался, что сбежал из-под ареста и теперь ему надо переезжать с места на место, чтобы его опять не поймали. Не хочет он снова в тюрьму садиться. Плохо мне там, говорит. А когда прощались, сказал, что сам меня найдет, когда надо будет, и посоветовал деньги копить на свое дело или на студию.

Выдав такую, по всей видимости, необычайно длинную для него тираду, Белокуров замолчал, уставившись на свои руки – необычайно большие и широкие даже для его комплекции. Пальцы на руках были выпачканы краской, в основном черной и красной, но широкие ногти были чистыми, аккуратно подстриженными.

– Адреса, по которым вы отправляли портреты, у вас в мессенджере сохранились? – спросил Гуров, хотя и мало надеялся на положительный ответ.

– Нет. Я их удалял потом. Сашка мне наказал их удалять, – тихо ответил Шурик, словно стыдясь слов.

– А убить кого-нибудь он вам скажет, тоже убьете? – вдруг со злостью в голосе выпалил Крячко.

– Нет, что вы, я никогда… – Шурик испуганно посмотрел на Станислава. – Я просто не хочу, чтобы Сашку опять в тюрьму посадили. Он хороший.

– А ваш хороший Сашка не сказал, почему он в тюрьме сидел и за что его, такого хорошего, хотят туда опять посадить? – снова начал нападать на Шурика Крячко.

Белокуров под его напором как-то весь сжался в один большой нервный комок. Опустив голову и переплетя пальцы рук в замок, он сосредоточенно, как показалось Гурову, смотрел на пол, словно старался найти на нем правильный ответ на задаваемый вопрос.

– Он говорил, что украл у одной женщины кольцо ее мужа. Муж у нее умер, а он, значит, взял то кольцо. Оно мертвому-то зачем теперь? Не надо оно ему было, вот он и взял, – еле внятно стал бормотать Шурик, словно бы оправдываясь. Словно это он, Шурик, а не его школьный дружок Анохин взял без разрешения кольцо у вдовы. – А почему второй раз посадить хотели – не знаю я. Не говорил он. Сказал только, что хотели, а он сбежал…