— Ну, в пять утра в городских парках обычно не так уж много народа. Но чтобы вам уж точно не ошибиться, есть некоторые опознавательные знаки. К вам подойдет девушка в розовом платье. В руках у нее будет белая сумка. Она спросит, который час.

— Вот как. Это, значит, пароль. А отзыв?

— Отзыва нет. Можете ответить первое, что придет в голову. Вас и без того знают в лицо. Здесь ошибки быть не может.

— Рад, что так популярен. Но я бы хотел уточнить одну деталь. Эта девушка в розовом платье — она просто связной или именно она-то и должна сообщить мне эту сенсационную тайную информацию? С кем вы разговаривали по телефону? Голос был мужской или женский?

— По телефону со мной разговаривала женщина, но та ли самая, которая должна прийти на встречу, я, разумеется, сказать не могу.

— Само собой. Вы ведь не могли видеть, в каком она была платье.

В ходе разговора впечатление у Гурова создавалось двойственное.

С одной стороны, все, что он узнал от адвоката, вполне соответствовало текущему моменту и могло оказаться правдой. Если кто-то имел реальный компромат на Андросова или Крапивина, то, зная, на что могут быть способны эти люди, он имел все основания опасаться.

Но, с другой стороны, во всех перечисленных способах конспирации сквозило нечто до того несерьезное, что так и напрашивалась аналогия с каким-нибудь низкопробным шпионским сериалом.

В целом ситуация явно требовала дополнительного анализа и осмысления.

— Это все или вас просили что-то еще передать мне? — спросил он Заруцкого.

— Все. Я вижу, что вам затея кажется несерьезной. Но поверьте, если бы вы сами говорили с этой женщиной, у вас сложилось бы совершенно другое впечатление. Она по-настоящему волнуется. И, кажется, действительно чего-то боится. Вы пойдете на встречу?

— Да, разумеется, — ответил Гуров. — Любая информация, касающаяся упомянутого вами расследования, для меня очень важна, и я готов черпать ее из любого источника. Был бы источник. Поэтому, даже если этот телефонный звонок — не слишком удачный розыгрыш, в парк я обязательно съезжу. Не будем торопиться с выводами. Может быть, мы просто имеем дело с неопытными в подобных вещах людьми, и они стараются защитить себя, как умеют. Не волнуйтесь, я приду на эту встречу.

— Очень рад, — с большим облегчением и совершенно искренне произнес Заруцкий. — Я, собственно, беспокоюсь больше по поводу выяснения обстоятельств смерти своего клиента. Мне намекнули, что эти сведения, которые они хотят вам сообщить, могут дать какую-то ниточку. Но в одном можете быть совершенно уверены — это не розыгрыш. Поверьте моему опыту. Девушка, звонившая мне, говорила совершенно искренне.

— Девушка? Это была девушка?

— Да, голос был молодой.

— Вот оно как…

Упоминание о девушке вызвало у полковника некие ассоциации и смутные воспоминания о том, что какая-то девушка уже возникала в этом расследовании. Но среди огромного количества людей, с которыми пришлось ему общаться на прошлой неделе, собирая информацию о проделках Андросова и его команды, он не мог с ходу выделить какую-то конкретную девушку.

— Что ж, если больше никаких новостей у вас для меня нет, не смею долее задерживать, — обратился Лев к Заруцкому. — Выводы и комментарии будем делать уже после этой знаменательной встречи. Буду только рад, если она окажется действительно результативной.

— Да, разумеется, — ответил адвокат. — Разумеется, нет смысла вести сейчас беспредметные разговоры. Но вы, надеюсь, не оставите меня в неведении. Мне очень важно знать если уж не о результатах этой встречи, то, по крайней мере, о том, состоялась ли она. Поймите, речь идет о смерти человека, моего клиента. Я очень волнуюсь. И не я один. Мне дали понять, что упомянутые сведения могут помочь найти его убийц, и я был бы вам весьма обязан, если вы позвоните мне после того, как вернетесь из своего путешествия по парку.

Заверив адвоката, что обязательно сообщит ему итоги, Гуров попрощался и поехал домой.

Сомнения не оставляли его.

«Что еще за новая новость? — размышлял он. — Реальное предложение помощи или очередная подстава? В целом возможно и то, и другое, вероятность — пятьдесят на пятьдесят. Помощь, конечно, сейчас пригодилась бы, как никогда. Особенно реальная. Кажется, Заруцкий что-то говорил про документы? Тогда и конспирацию эту вполне можно объяснить. Если этот человек настолько в курсе дел, что действительно может сообщить что-то конкретное по поводу проделок Андросова, он, наверное, в курсе и последних событий. Зная, что на меня начали катить бочку, не хочет подставляться. Так что конспирация здесь понятна. Пускай даже и такая своеобразная. А если подстава? Тогда, выходит, адвокат в курсе? Или его просто используют как передаточное звено? Заприметили после того, как он с Чепраковым на допрос съездил, и решили задействовать в очередной интересной схеме. Ничего невозможного в этом нет».

Колеблясь между этими двумя вариантами, сам он считал, что подставили его уже более чем достаточно. Просто по полной. Несмываемое пятно на безупречной репутации, отстранение от дела, на самом пике только-только начинавшего выводить на реальные факты расследования. Куда уж больше?

Но что обо всем этом думают его закулисные «друзья», с точностью предсказать было сложно, поэтому Гуров решил подготовиться к любому сценарию.

«Нужно будет приехать туда пораньше. Часика в три. Осмотреться на местности, оценить возможные угрозы. В Кузьминках этих лесок неплохой. Мало ли какой Карабас-Барабас там может скрываться. Если ровно в пять я должен идти по главной аллее, значит, предполагается, что товарищи эти прибудут туда раньше. Спрячутся под кустом и будут наблюдать, один я или ораву головорезов за собой веду. А значит, я должен прибыть еще раньше. Хотя бы для того, чтобы знать, под каким кустом они прячутся».

Припарковавшись возле дома, он вошел в подъезд, уже имея готовый план действий.

— Что такой хмурый? — встретила Леву Мария. — Неприятности?

— Так, пустяки, — отмахнулся полковник. — В одном деле появились новые обстоятельства, придется завтра в три утра на службу заступать. Вот и переживаю, что выспаться не удастся.

— Три — это ночь, а не утро. И что у тебя за работа? Ненормированная какая-то.

— И не говори!

— А у меня тоже неприятности. Не глобального характера, конечно, но все равно. Досадно. С работы зашла в супермаркет, продуктов кое-каких купила. И соус томатный. Прошла на кассу, расплатилась, а когда стала из корзинки в пакет все это перекладывать, банка с соусом взяла и выскользнула из рук. Разбилась, конечно. Зараза! Не то даже обидно, что уже заплачено за нее, как то, что все брюки этим соусом заляпала. Не чаяла, как домой дойду в таком виде. Да и удастся ли отстирать еще, тоже неизвестно.

Мария еще что-то говорила о соусе и о брюках, но Гуров уже не слушал жену. В памяти возникли другие слова из разговора почти двухнедельной давности.

«…оборачиваюсь, а там какая-то девушка мне точно такую же банку соуса ставит…» — так и звучал в ушах голос Ирины Тимашовой.

Супермаркет и банка с соусом из рассказа жены неожиданно стали ключевыми словами к очередной разгадке. Они позволили полковнику понять, с какой именно девушкой у него возникли ассоциации в ходе беседы с Заруцким.

«Негодяйка, подсунувшая аджику! — мысленно восклицал он, пораженный догадкой. — Вот о ком сигналило подсознание. Так это что же… это они ее, что ли, подослали?»

Поворот действительно был довольно неожиданный. Если девушка, звонившая Заруцкому, — та самая, значит, вся эта затея с вызовом в Кузьминки — стопроцентная подстава. А учитывая, что произошло с Андреем Тимашовым после того, как эта «милая девушка» появилась на его горизонте, можно только догадываться, что сулило ее появление сейчас.

И догадки эти были отнюдь не радостными.

Напряженный рабочий ритм последних дней, когда нужно было одновременно и вести очень активную деятельность по поискам информации, и следить, чтобы эта деятельность не привлекала ненужного внимания своей чрезмерной активностью, целиком и полностью сосредотачивал Гурова на стоявшей перед ним задаче. Он не думал об опасности. Он делал свое дело.