— Да, у меня.

— Вот и ладно. Вот этим и занимайся. Там работа больше бумажная, счета, финансовые проводки. Изучай. А когда со схемами разберешься, можно будет и на допрос вызывать фигурантов. Постепенно.

— Можно будет? — с иронией спросил Гуров.

— Можно.

— Спасибо.

Получив это разрешение, Лев вышел из кабинета Орлова и уныло побрел в свой.

Торопиться больше некуда. Не нужно было систематизировать сведения, составлять списки подозреваемых и определять очередность вызова на допрос. Грандиознее расследование отменялось.

По дорогое он вспомнил, что должен еще сдать дела, и, не заходя к себе, направился в кабинет Кирилина.

— Что такой кислый? — с улыбкой встретил его коллега, по-видимому, еще не знавший последних новостей. — Вчера вроде бы поработали мы на славу. Этот Семенов столько интересного наговорил, что даже Чепраков по сравнению с ним блекнет. Там работы непочатый край, фактически новое расследование нужно назначать. Самое время взбодриться, а ты как в воду опущенный. Случилось что?

— Да в целом ничего особенного, — медленно проговорил Гуров, — просто это новое расследование, похоже, буду вести не я. Отстранили меня, Иван Демидович. Больше я в твоей группе не числюсь. Пришел дела сдать.

— Вот тебе и на! — вытаращил от удивления глаза Кирилин. — Это по каким же таким причинам? За что? Работа, можно сказать, только-только в самую активную фазу вошла. С чего это вдруг тебя отстранять? И кому? Кому такое в голову пришло?

— Кому же еще оно могло прийти? У нас тут только один человек такие глобальные вопросы решает.

— Орлов? Да я в жизни не поверю. Ты же у него любимчик, считай. И вдруг — отстранение. Ни в жизнь не поверю.

Однако после того, как Гуров вкратце описал ситуацию, Кирилин свое мнение изменил. Выражая сочувствие полковнику, он посетовал на нечестную игру некоторых представителей смежных ведомств и выразил надежду, что скоро все выяснится и Гуров сможет продолжить начатую работу.

Но сам полковник понимал, что продолжать начатое, упустив столько времени, будет уже бессмысленно. В подобных случаях именно быстрота и неожиданность удара были главной гарантией результативности действий. А за то время, пока человек, присланный из отдела противодействия коррупции, будет проверять его методы работы с подследственными на отсутствие криминальной составляющей, Андросов и его компания успеют такое непрошибаемое алиби себе обеспечить, что к ним и на пушечный выстрел не подойдешь.

Вернувшись к себе в кабинет, он начал было разбирать материалы по делу о мошенничестве в ЖСК, но работа не шла на ум. Как ни старался Лев сосредоточить мысль на махинациях со средствами дольщиков, она всякий раз невольно возвращалась к предыдущему расследованию, от которого его столь неожиданно и непредсказуемо оторвали.

Он интуитивно перебирал варианты ответных мер, которые могли бы позволить ему восстановить статус-кво, пока основное время еще не упущено и есть надежда привлечь к ответу виновных. Но вариантов оказывалось до обидного мало.

Практически любое его действие либо было связано с ожиданием «положительного решения сверху», а значит, с той же бесполезной тратой времени, либо предполагало действие напролом, тем самым усугубляя и без того непростую ситуацию с «подмоченной репутацией» Гурова.

Промучившись до пяти часов, полковник так и не сумел найти конструктивного решения проблемы. Расстроенный и уставший, он уже собирался в этот непривычно ранний час отправиться домой, когда зазвонил телефон.

— Лев Иванович? Добрый вечер. Заруцкий беспокоит.

— Здравствуйте, Павел Егорович, рад вас слышать, — без всякого энтузиазма проговорил Гуров.

— Вот видите, как получилось. Все ждал новостей от вас, а вышло так, что сам к вам с новостями. Нужно поговорить. Вы не могли бы подъехать ко мне в офис? Если не очень заняты, конечно.

— Да, разумеется. Я не очень занят. Как раз собирался уходить, когда вы позвонили.

Лев решил, что сообщать адвокату последние печальные новости не стоит. Родственники и друзья Тимашова с такой надеждой ожидали разрешения всех недоумений относительно этой смерти, что отнять эту надежду у него просто не поднималась рука. Пусть думают, что расследование идет своим ходом. Он ведь уже говорил, что дело сложное и ждать немедленных результатов не стоит.

Потратив около часа на маневрирование в вечерних пробках, Гуров прибыл в контору Заруцкого.

— Проходите, прошу вас, — приветствовал его тот, встречая у входной двери. — Я уже всех отпустил, так что мы с вами сегодня, как говорится, тет-а-тет. Да и разговор такой, что чужих ушей не терпит.

— В самом деле? — немного удивился Лев. — А с чем связана такая строгая конспирация, если не секрет?

— Во-первых, с желанием клиента, — ответил Заруцкий. — Человек, обратившийся ко мне, очень настаивал на соблюдении строжайшей конфиденциальности. Кроме того, насколько я смог понять, сама информация, которую он хочет сообщить вам, довольно специфична и не предназначена для посторонних ушей. Ну и третий пункт является логическим следствием двух первых. Этот человек, сообщая упомянутую информацию, идет на большой риск и, разумеется, стремится, по возможности, обезопасить себя. Как мне объяснили, именно поэтому к вам не обратились напрямую, а решили действовать через посредника. То есть через меня. Никто не должен знать, что у вас с этим человеком имелись какие бы то ни было личные контакты.

— Надо же! — заметил Гуров, с возрастающим интересом слушавший эти загадочные речи. — Просто шпионские страсти какие-то. Что же это за информация такая, что вокруг нее столько тайн и опасностей?

— Это мне, разумеется, неизвестно. Информацию сообщат только лично вам. Моя задача — передать вам эти предварительные сведения и объяснить, где должна состояться встреча.

— Нет, просто и впрямь какое-то шпионское кино.

Происходящее начинало забавлять полковника. Но, узнав, в чем именно состояли «предварительные сведения», о которых упомянул Заруцкий, он сразу утратил игривое настроение.

— Кино или не кино, вам виднее, — немного обиженно произнес адвокат. — Но тот, кто говорил со мной, утверждает, что его сведения касаются некоего внутреннего расследования, которое вы негласно проводите и которое может помочь найти виноватых в смерти Андрея. Именно поэтому я согласился участвовать во всем этом и готов организовать вашу встречу с этим человеком.

При упоминании о «внутреннем расследовании» Гуров сразу сосредоточился и теперь слушал Заруцкого серьезно, с напряженным вниманием.

— Человек, о котором вы говорите, встречался с вами лично? — спросил он.

— Нет, мы разговаривали по телефону. Лично встретиться он готов только с вами. Меня просили передать, что в распоряжении этих людей имеется информация и, если я правильно понял, даже документы, позволяющие доказать какие-то факты злоупотреблений. Именно так мне было сказано — факты злоупотреблений. Мне, конечно, трудно судить, о чем может идти речь, но, судя по всему, информация стоящая. Иначе зачем было настаивать на такой конспирации?

— Да, действительно. Так где же она должна состояться, эта тайная встреча?

— В парке Кузьминки. Вас просят подъехать туда завтра, ровно к пяти утра, и, войдя с центрального входа, идти по главной аллее, никуда не сворачивая.

Адвокат говорил с таким серьезным и таинственным выражением лица, что Гуров вновь не удержался от усмешки:

— Я уже просто Джеймсом Бондом каким-то себя чувствую.

— Не вижу здесь ничего смешного, — вновь обиженно проговорил Заруцкий. — Люди хотят обезопасить себя, это вполне понятно.

— Да, конечно. А меня эти люди знают в лицо? Журнал «Огонек» для идентификации с собой брать не нужно?

— Разумеется, вас знают. Если хотят сообщить такие важные сведения, то, конечно же, не будут обращаться к первому встречному. Наверняка навели предварительные справки и о вас, и о том расследовании, которое вы проводите.

— Хорошо, допустим. А как сам я смогу узнать, что разговариваю именно с тем, с кем нужно?