Камеры зафиксировали прибытие веселой ватаги чем-то очень довольных и в основном молодых сотрудников, но почти сразу же после этого изображение пропало.

«Выключили, — подумал Гуров. — Правильно, зачем зря электроэнергию тратить? Следить больше не за кем, все преступники уже отправлены на тот свет. Как говорится, в суды высшей инстанции».

Он с досадой закрыл файл и вытащил карту памяти.

Никаких конкретных указаний на то, кто именно мог вынести из квартиры злосчастную банку, видеоматериал не давал. Никто не пытался незаметно открыть дверцу шкафчика, никто не выбрасывал ничего в мусорное ведро, и никто это самое ведро не выносил из квартиры. Очевидно, что все находившиеся там предметы были на тех же местах, что и в день смерти Андрея Тимашова. Все, кроме одного.

Единственным конструктивным результатом просмотра явилось лишь то, что теперь Гуров яснее представлял себе, где следует искать того, кто этот единственный предмет похитил.

Оперативники, выезжавшие на труп, очевидно, занимались только трупом. Это зафиксировали и камеры. Чем занимались фсиновцы, нельзя было определить с такой же исчерпывающей ясностью. А значит, именно здесь и могла заключаться некая возможность для маневра.

«Узнать, кто именно выезжал в тот день на квартиру, — мысленно делал Лев наметки будущего плана, — и осторожно проверить этих товарищей на разные «параллельные» контакты. Глядишь, и окажется какое-нибудь интересное пересечение. Спрашивать в лоб: «А не ты ли уничтожил главную улику в деле?» — будет, пожалуй, бесперспективно. А окольный путь, вполне возможно, приведет к цели».

Закончив с видеоматериалами, он обратился к пухлым папкам уголовного дела, принесенным от Кирилина и лежавшим у него на столе в ожидании своего часа.

«Профессиональная» версия, предполагавшая поиск потенциального злодея среди коллег Тимашова или фигурантов находившихся в его разработке дел, предполагала и тщательное изучение этих самых дел. И в первую очередь — дела самого Тимашова.

Работа была рутинная и нудная, но необходимая.

Сев за стол и обведя тоскливым взором предстоявший ему фронт работ, полковник углубился в бумаги.

Изучение дела заняло несколько часов, в продолжение которых он только лишний раз убедился, что история с Тимашовым довольно своеобразна.

По сути, единственный реальный и доказанный факт, который ему могло предъявить следствие, — это то самое пресловутое «недоносительство», по поводу которого было возбуждено дело. Все остальные эпизоды на момент убийства Тимашова фигурировали в деле лишь как предположения.

Проверка в отношении Чепракова, который якобы мог дать завуалированную взятку Тимашову в виде земельного участка, находилась в стадии изучения материалов и к конкретным результатам пока не привела.

Более того, дотошный Кирилин не поленился поднять дело по проверке, которую в отношении Чепракова проводил сам Тимашов. Повторно проанализировав все материалы, следственная бригада пришла к выводу, что Тимашов работал без нарушений и проверку проводил со всей тщательностью. Факты, которые в тот раз инкриминировались Чепракову, действительно не имели места.

«То есть что же это получается, — размышлял Гуров. — Получается, что Чепраков в нарушениях, которые проверял Тимашов, виновен не был. Зато за ним водились кое-какие другие темные делишки, которые сейчас, уже в ходе проверки по самому Тимашову, раскопал Кирилин. Если ему удастся вывести все это на чистую воду, вполне может оказаться, что Чепраков каким-нибудь замысловатым способом, через посторонние счета, действительно вернул Тимашову деньги за проданный когда-то участок. Но ведь может и не оказаться. То есть, по сути, это тоже только предположение. Реально на Тимашова есть только одно — отказ взять взятку. Хорошенькая причина для заключения под домашний арест!»

Припоминая замысловатое логическое построение, которое в разговоре с ним высказал относительно всего этого Кирилин, Гуров находил, что оно тоже весьма условно. Конечно, в ходе проверки Тимашов мог обнаружить, что в деятельности Чепракова, кроме одного недоказанного факта, имеется немало таких, доказать которые будет несложно. А этого Чепраков всеми силами старался избежать и поэтому дал взятку. Точнее, мог дать.

Однако был во всем этом некий психологический нюанс, который вероятность подобной схемы сводил почти на нет.

Тимашов, относившийся к своей чести настолько щепетильно, что не остановился даже перед перспективой заключения под стражу, был не похож на человека, менявшего свои принципы каждый день.

«От Семенова он, значит, не взял, а от Чепракова принял с удовольствием. Как-то непоследовательно получается».

Размышляя над материалами дела, полковник все больше склонялся к мысли, что разбирательства в отношении Тимашова — это действительно кем-то спланированная акция. Припоминая, что говорил об этом адвокат, да и эмоциональный худрук, он приходил к выводу, что в их словах есть доля истины.

По словам Заруцкого, вся эта история началась с дела следователя прокуратуры Прокудина. В отношении его, в отличие от того же Чепракова, результаты проверки, проведенной Тимашовым, оказались положительными. Тот же Заруцкий предполагал, что основной причиной проблем, появившихся после этого в жизни Тимашова, стало желание отомстить.

Поскольку сам Прокудин на тот момент уже находился в местах лишения свободы, «страшную месть», по всей видимости, должны были осуществлять близкие или коллеги, с которыми у Прокудина были дружеские отношения. В эту схему неплохо вписывался Николай Семенов, ведь именно по его доносу и был привлечен Тимашов.

Таким образом, чтобы разобраться во всех этих хитросплетенных взаимоотношениях, необходимо было поднять дело Прокудина, которое в свое время разрабатывал Тимашов, а также ознакомиться с делом Семенова, по-видимому, находящимся пока еще в разработке.

«Интересно, у кого? — подумал Лев. — Может, у того же Кирилина? Темы ведь, так сказать, смежные. Надо позвонить ему, поинтересоваться».

Но, достав трубку, он с удивлением обнаружил, что уже девятый час вечера и звонить кому-то с вопросами по работе, пожалуй, уже поздновато, поэтому решил оставить Прокудина на завтра.

Перед уходом, для очистки совести, Гуров решил хотя бы мельком просмотреть блокнот Тимашова, до которого, за изучением огромного дела, так и не дошли руки. Но, пролистав несколько страниц, понял, что «мельком» тут ничего не получится.

В блокноте содержались некие загадочные схемы и шифрованные записи, для разбора которых требовалось свободное время и полная концентрация.

Непонятные «Андр», «Кр», «Ст» и им подобные, соединенные стрелочками друг с другом и с некоторыми другими условными знаками, на первый взгляд представляли собой неразрешимую головоломку. И эту загадку он тоже решил отложить на завтра и, собравшись, запер кабинет на ключ и спустился вниз.

— Снова припозднились, Лев Иванович? — посочувствовал на выходе дежурный. — Сложное дело?

— Интересное очень. Зачитался, — усмехнулся в ответ Гуров.

На следующее утро, не заезжая в Управление, он сразу поехал в архив. Поскольку дело Прокудина было уже закрыто, оно должно было находиться именно там.

Изучая документы, Гуров смог подробно ознакомиться не только с ходом расследования относительно самого Прокудина, но и с историей того фигуранта, в отношении которого он за взятку закрыл уголовное дело.

Фигурантом этим был некий Хирный Станислав Игоревич, обладатель контрольного пакета акций банковской группы «Надежность». Однако, несмотря на это привлекательное название, надежностью банки Хирного, по-видимому, не отличались. Через несколько лет «успешной» деятельности его лишили лицензии и возбудили дело о махинациях со счетами.

Дело попало к Прокудину. После непродолжительного разбирательства оно было приостановлено, а потом и вовсе закрыто за недостаточностью улик.

Если бы все в этой ситуации зависело только от самого Прокудина, возможно, на этом история и закончилась бы. Но, на беду, вмешались недовольные вкладчики, со счетами которых очень смело экспериментировал Хирный. Они подали жалобу, где утверждалось, что в действительности улик и потерпевших более чем достаточно, и дело возобновили.