Из комнаты повара сыщики и понятые переместились в комнату, которую занимал охранник Глушаков. Здесь было обнаружено множество порнографических журналов, а также профессионально выполненные фотографии самого охранника, причем в обнаженном виде – было такое впечатление, что они сделаны для рассылки кому-то. Еще там были снимки обнаженной Татьяны Осиповой – как одной, так и вместе с Глушаковым.

– Похоже, наш красавчик собирал эти фотки, тоже рассчитывая со временем заняться шантажом, – заметил Лев.

Все найденное было занесено в протокол. Однако того, что они упорно искали, не было и здесь. Такой же результат дал обыск, проведенный в дежурке. Впрочем, Гуров вовсе не выглядел расстроенным.

– Я и не рассчитывал что-то здесь найти, – объяснил он капитану. – Это было бы слишком просто. Тот, кто убил трех человек, не настолько глуп, чтобы хранить улики у себя в комнате.

– Для полноты картины нам надо обыскать и комнату Жилкина, – сказал Синичкин. – Но это лучше делать в его присутствии. Я схожу, приведу его.

Он отправился в гараж и вернулся вместе с водителем. Тот выглядел угрюмым, но Гуров уже достаточно знал Жилкина, чтобы понять, что это его обычное состояние. Водитель сел на стул в углу комнаты, понятые уселись в другом углу, и оперативники приступили к обыску. Они осмотрели стол, кровать… Но когда перешли к шкафу, их ждала неожиданная находка. Гуров выдвинул нижний ящик, в котором хранились теплые вещи – рубашки с длинными рукавами, тельняшка, спортивные штаны, и обратил внимание, что одна рубашка как-то скомкана, а из-под нее выглядывает что-то белое. Вынув рубашку, сыщик и увидел лежавший под ней моток бельевой веревки.

Он отложил рубашку в сторону, подозвал сначала понятых, а затем водителя и спросил у него:

– Твое добро?

– Да, рубашка моя, – ответил тот.

– А моток?

– А моток не мой.

– Как же это может быть, Жилкин? – удивленно произнес капитан, подошедший к ним и тоже заглянувший в ящик. – Как эта веревка могла попасть в твой ящик?

– Не знаю, как она туда попала, – помотал головой Жилкин. – Но я ее в первый раз вижу.

– Значит, тебе ее подложили, что ли? – продолжал спрашивать капитан.

– Думаю, да. Ну да, подложили, – кивнул водитель.

– И кто же?

– Не знаю.

– Может, ты считаешь, что это мы тебе подбросили?

– Нет, я так не думаю. Вы не подбрасывали. Но кто-то ее подложил.

– Ты давно заглядывал в этот ящик? – поинтересовался Гуров.

– Не помню, – признался Сергей. – Давно, наверное. Вот как весной холода кончились, так я оттуда ничего не доставал. Жарко же, рубашки уже не нужны.

– А в твою комнату кто-то заходил в последние дни?

– Нет… Нет, пожалуй, никто не заходил. Пока была жива Настя, она уборку делала. Но как ее убили – никто не заходил. Хотя нет, погодите. – Жилкин поднял руку, словно останавливая сам себя. – Позавчера Лешка, повар, заглядывал, спрашивал, когда я ужинать буду. А три дня назад Чанба заходил.

– А зачем, интересно?

– Да зачем он всегда ко мне подваливает? Хотел, чтобы я его машину посмотрел.

– А больше никто?

– Больше никто.

– Но ты хоть понимаешь, что эта находка для тебя значит? – медленно проговорил Гуров. – Это ведь улика, и очень серьезная.

– Понимаю, мозги вроде еще на месте, – ответил водитель.

– Но ты не можешь объяснить, как она к тебе попала?

– Нет, не могу.

– Что ж, надо занести эту находку в протокол, – сказал Лев, обращаясь к Синичкину. – Вместе с объяснениями Жилкина. Ты веревочку аккуратно бери, надо посмотреть ее обрез. Если криминалист установит, что волокна на обрезе этой веревки совпадают с теми кусками, что были найдены возле трупов, то перед нами будет орудие преступления.

Капитан надел перчатки и аккуратно уложил найденное вещественное доказательство в пластиковый пакет. Затем сел составлять протокол обыска. А Гуров тем временем продолжал осматривать комнату. И его осмотр принес еще один результат. В том же шкафу, в кармане висевшей на плечиках кожаной куртки, он обнаружил перчатки – обыкновенные хлопчатобумажные перчатки, совершенно чистые.

– А эти перчаточки – твои? – спросил Лев, обращаясь к Жилкину.

– Про перчатки ничего не могу сказать, – ответил тот. – Я в таких в машине иногда вожусь, если работа очень грязная. Но тогда и они должны быть в масле или в тавоте. А эти чистые. Но могло быть так, что я собирался делать ремонт, сунул их в карман, а потом забыл. Но мне кажется, что это не я положил. Я в этой куртке никогда ремонтом не занимаюсь.

– Тогда все тот же вопрос: как они попали в карман твоей куртки?

– Не знаю я, – еще больше помрачнел водитель.

Но Гуров отметил, что при этом он не выглядел взволнованным или испуганным.

– А ты, я смотрю, хранишь полное спокойствие, – сказал он. – Словно знал, что мы эти вещи найдем.

– Нет, знать я этого не мог, только чего-то в этом роде опасался.

– Почему?

– Ну, вы же знаете, я тут один, у кого за плечами ходка. Значит, на меня первого должны подумать, если что случится. А тут вон чего. Убийство, да не одно, а три. Ясно, что я должен попасть под раздачу.

– У тебя есть конкретные подозрения? Кто мог подбросить тебе эти вещи?

– Нет у меня подозрений, – покачал головой водитель. – Не знаю я.

– Ладно, посиди пока здесь, – кивнул Лев. – Вот составим протокол, тогда и решим, что с тобой делать.

Он закончил осмотр комнаты и теперь ждал, когда капитан завершит составление протокола. Вдруг у него мелькнула одна мысль, и он, подойдя к окну, внимательно его оглядел, после чего повернулся к водителю:

– Слушай, Жилкин, а ты всегда держишь окна открытыми?

– Почему открытыми? – удивился тот. – Вообще-то они закрыты. Здесь кондиционер действует, проветривать не нужно…

– А вот погляди, – предложил Гуров. И, дождавшись, когда водитель подойдет к нему, показал ему на ручку окна: – Видишь, в каком она положении? Достаточно толкнуть раму с той стороны, и она откроется. Это ты открыл?

– Нет… Не помню… – растерянно проговорил Сергей.

Гуров молча вышел из комнаты и направился к выходу. Обойдя крыло, где жили слуги, он очутился под окном комнаты Жилкина, опустился на корточки и принялся внимательно осматривать землю. Неизвестно, к каким выводам пришел сыщик (он о них никому не сказал), но спустя некоторое время он вернулся в комнату.

Тем временем Синичкин закончил составлять протокол обыска. Он дал подписать его Гурову, понятым, потом Жилкину.

– Вы можете идти, – обратился капитан к понятым. – Садитесь в машину, сейчас вас отвезут в Лазаревское. А ты, – повернулся он к Жилкину, – пока еще побудь здесь.

Они с Гуровым вышли в коридор, и Синичкин спросил:

– Ну что, я увожу с собой и Глушакова, и Жилкина? Они у нас оба находятся под подозрением, и оставлять их на свободе было бы неразумно. Думаю, судья легко даст разрешение на их заключение под стражу.

– Судья, может, и даст, – ответил на это Гуров, – а вот я бы не дал.

– Это почему же? – удивился Синичкин.

– Что-то здесь не сходится, – объяснил Лев. – И вообще складывается такое впечатление, что кто-то очень хочет представить кого-то из них как убийцу. А может, и обоих. Да еще и Петриченко в эту компанию завернуть. – Вещи в комнате Жилкина выглядят подброшенными, причем подброшенными недавно и достаточно неумело. Ты сам знаешь, что люди так вещи не прячут.

– Да, вы правы, – согласился капитан. – Если перчатки еще нужны, преступник не станет их класть в карман куртки, которой давно не пользовался. И веревку не станет класть среди теплых рубашек.

– Зато очень понятно, почему их туда положил кто-то, кто хотел подставить Жилкина, – добавил Гуров. – Расчет был на то, что в эти места он, скорее всего, не заглянет, а значит, не обнаружит подброшенную улику.

– Кроме того, непонятно, зачем вообще надо хранить такую вещь, как моток веревки, – подхватил капитан. – Если только не предположить, что Жилкин – маньяк, который задумал передушить всех обитателей усадьбы.