Но в целом по автомобилю интересной информации не нашлось. Старенькая модель, которая оставалась на ходу лишь благодаря усиленной заботе хозяина. Днище варено-переварено, крылья и двери пережили замену, и, скорее всего, не одну, все четыре стойки претерпели процедуру так называемого «вытягивания», и это означало, что автомобиль не раз попадал в ДТП. Кроме того, кузов несколько раз перекрашивали, слой краски ни в одном месте не прошел проверку на толщину слоя заводского окрашивания.

По отпечаткам не удалось найти ничего: все оказались слишком смазанные, поэтому совершенно непригодные для сравнения. Багажник под завязку набит всевозможным хламом, но и там ни одного стоящего отпечатка. Таких, которые можно предъявить в суде, уж точно нет. А вот бардачок практически пуст. Скорее всего, об этом позаботился убийца. Перед тем как оставить машину в лесу, он выгреб из бардачка все, кроме упаковки одноразовых носовых платков. Почему криминалист решил, что в бардачке вообще что-то было? Будь это не так, в нем скопилась бы пыль. Толстый, внушительный слой. А ее там не было, несмотря на то, что замок бардачка разболтался, оставляя зазор между дверцей и панелью в добрый сантиметр.

Не желая злоупотреблять расположением обоих специалистов, после часовой беседы Гуров заявил, что беседой удовлетворен, и начал прощаться. И патологоанатом, и криминалист охотно разрешили звонить, если в этом появится необходимость. Патологоанатом проводил гостей до дверей, после чего отправился по своим делам. От предложения Гурова подвезти криминалист отказался, так как приехал на своей машине. На стоянке и простились.

Коростылев дождался, пока полковник и его странный помощник рассядутся по местам, выслушал приказ, куда везти, и, памятуя о требовании полковника не лихачить, поплелся по дороге в обратном направлении. Стасик сидел на заднем сиденье, зажав в руках пластиковый пакет, и наблюдал за сменой пейзажа за окном. Гуров же устремил взгляд на дорогу и принялся размышлять вслух, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Итак, что мы имеем? Начнем, пожалуй, с самого перспективного. Относительно первой жертвы начала вырисовываться более-менее определенная картина. Мужчина в возрасте от сорока до сорока пяти лет. Пожил, как мы видим, немало. Что это нам дает? На первый взгляд, совершенно ничего: сколько их, сорокапятилетних мужчин в России? А сколькими друзьями и просто знакомыми может обрасти человек почти за полвека? Одних коллег сколько, при условии, что, по статистике, человек меняет место работы в среднем один раз в пять лет.

– Не скажите, товарищ полковник, – вклинился в рассуждения Гурова Стасик. – Некоторые люди все пятьдесят лет на одном месте работают. Взять, к примеру, моего деда, он, как шестнадцатилетним парнишкой на свой завод пришел, так оттуда на пенсию и вышел. Да еще и на пенсии лет пятнадцать оттрубил.

– Стасик, ты, конечно, парень башковитый, и с памятью у тебя все в порядке, но что касается статистики, ты дремучий, как тысячелетний дуб, – поморщился Лев, недовольный тем, что прервали его размышления. – И история про твоего деда только подтверждает это правило.

– Да как же, товарищ полковник? Я ведь с какой стороны смотрю? Ведь может же так случиться, что наш покойник, так же, как и мой дед, на одном предприятии всю жизнь трудился.

– Ладно, слушай и запоминай. Дед твой работал на заводе бессменно, но ведь вокруг него тоже люди, и они-то на одном месте не сидели. Одни уходили, другие приходили, а знали его все. Верно?

– Об этом я не подумал. – Стасик почесал нос. – А ведь верно вы говорите, сколько их, учеников и подсобников, через моего деда прошло. Сам рассказывал, как обучал молодняк.

– Вот видишь, стоило память поднапрячь, и верный ответ сам пришел. А теперь давай подумаем, сколько должно пройти времени, чтобы сослуживцы этого несчастного забили тревогу?

– Ну, не знаю. Не очень много, наверное.

– А ты отталкивайся от знакомой ситуации, – посоветовал Лев. – Как скоро на заводе заметили бы отсутствие твоего деда?

– Да сразу же, – легко отозвался Стасик. – Дед ведь практически незаменимым спецом был. Он уже когда на заслуженный отдых вышел, и то его, что ни день, на завод тягали. Иван Степанович то, Иван Степанович это.

– Вот видишь, и с нашим подопечным такой вариант возможен.

– Так это если он спецом был, – заметил Стасик. – А если лоботряс, так никто по нему плакать не станет. Только вздохнут свободно. Баба с воза, кобыле легче.

– И это верно. Но мы будем исходить из предположения, что жертвы все же хватились. Что это нам дает?

– Сроки подачи заявления о пропаже, – выпалил Стасик. – За полтора месяца проверять нужно.

– Молодец, начинаешь соображать, – похвалил Гуров, и лицо Стасика просияло от удовольствия. – Рост, вес, общие черты нам предоставят из московской лаборатории дня через два, а пока этих данных нет, на какие приметы мы будем опираться в поисках?

– На возраст и на пол, – отчеканил Стасик.

– Вот ты этим и займешься. Приедем в отдел, выбью тебе кабинет, будешь заявления изучать.

– А как же допрос свидетеля?

– Заявления важнее. Не разорваться же мне.

– Вот, блин, а мне так хотелось посмотреть, как вы того, без памяти, допрашивать будете, – не сдержал эмоций Стасик.

– Успеешь еще. Уверен, что общаться нам с ним не раз придется. Как только с заявлениями закончишь, привлеку тебя к допросам, – пообещал Гуров и продолжил свои рассуждения: – Что еще мы можем сказать про первую жертву?

– Вроде ничего, – ответил Стасик, решив, что вопрос адресован ему.

– Неверный ответ. О нем мы знаем немало подробностей, если исходить из предположения криминалиста о том, что он является владельцем автомобиля.

– Да с чего он вообще это взял, непонятно, – хмыкнул Стасик. – Документов нет, по номерам машину не пробить, а насчет ногтей, так может, это преступники их насыпали, специально, чтобы со следа нас сбить.

– Это вряд ли. – Гурова предположение Стасика позабавило. – Не думаю, что они стали бы собирать ногти жертвы на протяжении нескольких лет, чтобы при случае подсунуть их в машину.

– Ну а жертва зачем их туда подсыпала? – не унимался Стасик.

– Не подсыпала, а накопила. И это еще один нюанс, который нам известен о первой жертве. У него была привычка стричь ногти в автомобиле. Скорее всего, он этим занимался во время долгого ожидания, когда нужно чем-то себя занять, а интеллектуальные развлечения не впечатляют. Сидит человек, ждет встречи, ногти от нечего делать рассматривает. Потом решает, что те слишком длинны, достает кусачки, такие, что вместо брелока на ключах носят, и отстригает все лишнее. Затем видит, что те на брюки нападали, и машинально стряхивает их на коврик. Ну, а с коврика они постепенно перекочевывают под водительское кресло. И так из раза в раз. Это дает нам еще один факт, касающийся первой жертвы. Сам скажешь, какой?

– Что он неряха? – неуверенно ответил Стасик.

– Это тоже, – улыбнулся Лев, – но я имел в виду другое: развивать свой мозг при жизни этот мужчина не стремился.

– Точно, – обрадовался Стасик. – Вы же говорили про интеллектуальные развлечения. Ведь мог книгу почитать, или ролик познавательный в Интернете найти, а он вместо этого только ногтями любовался.

– А насчет неряшества ты дважды прав. Захламленный багажник это подтверждает, – счел нужным похвалить стажера Гуров. – А вот еще один парадокс: багажник старьем завалил, а за машиной ухаживал. Криминалист сказал, что давненько не видел, чтобы автомобиль с таким солидным пробегом все еще на ходу был.

– Может, за машиной кто-то другой следил. Друг или родственник, – внес предположение Стасик.

– Такое возможно, и здесь мы переходим к двум другим жертвам. Патологоанатом утверждает, что все три жертвы – кровные родственники.

– Вот! Кто-то из них и следил, – осмелев, уверенно объявил лейтенант.

– Хлам хламу рознь, – внезапно вступил в разговор водитель. – То, что водитель в багажнике возит, не всегда является хламом, даже если внешне выглядит именно так.