Если же работа связана с постоянным общением, так называемая «работа с людьми», тот тут уже все зависит от самого работника. Нервотрепка и противостояние тебе обеспечены ежедневно, но если для одних это всего лишь дополнительный адреналин, разбавляющий скучную, бедную эмоциями жизнь, то для других – камень преткновения, заставляющий, вопреки огромному количеству плюсов, сменить сферу деятельности.
Иногда решающим минусом становятся настолько незначительные неудобства, что о них и говорить смешно. Смешно, но только не конкретному работнику, который именно из-за этого смешного неудобства лишается престижного, хорошо оплачиваемого места. Для примера: директор престижной фирмы, в которой ты проработал добрых десять лет, вдруг решает ввести дресс-код и фирменной униформой вводит короткую юбку и каблуки в десять сантиметров. А ты и так дылда под два метра, да и колени у тебя, что бабушкины чугунные сковородки после тридцати лет эксплуатации. Всем до фонаря, даже толстой кадушке-бухгалтерше, у которой теперь из-под подола две гигантские колонны выдвигаются, а каблуки три раза в неделю ломаются, так как вес выдержать не могут. А тебе хоть в петлю лезь! Ну, не можешь ты пережить, что ежедневно на твои деформированные колени двести человек пялятся. Не можешь, и все тут!
Но, как ни крути, сложнее всего найти работу, которая удовлетворяла бы тебя не только материально, и даже не столько материально, сколько подходила бы под твой биологический психотип. «Жаворонки» и «совы» – эти определения оскомину на зубах набили, так часто люди манкируют ими. Раньше любителей поколобродить ночью, а назавтра поспать до полудня называли неорганизованными, безответственными и ненадежными. Теперь же отношение к выбору времени для сна и бодрствования кардинально изменилось. Толерантность и политкорректность доплелась и сюда. Долой обидные клише! Отныне слова «безответственный» и «ненадежный» раз и навсегда сменил термин «сова».
Откуда они берутся? Да просто у матушки-природы шуток немерено, вот она и развлекается. Рядом с нормой запускает что-то, что отклоняется от таковой. Так, в качестве эксперимента, на пробу, раз запустила, второй, посмотрела, что из этого вышло, да и забыла. А человек – существо восприимчивое. Друг на друга глядя, привычки перенимают. Сперва с трудом, затем с большим энтузиазмом. Время бодрствования всем продлить хочется, вот и кажется, что чем позже лег, тем больше успел. А там, глядишь, понравилось. И вот уже десятки людей бодрствуют до четырех утра, а потом до вечера глаза продрать не могут. И уже не важно, что до двадцати-то лет эта самая «сова» вела себя совершенно «по-жаворонковски». И спать ложилась до полуночи, и вставала в семь. Врожденное, приобретенное – какая разница. Есть определение, значит, все в порядке.
Но что делать тем, кто ни после полуночи, ни до обеда работать не в состоянии? Если человек ложится рано, так как глаза слипаются уже в восемь вечера, а встать раньше полудня все равно не может? Что делать таким индивидам? Неужели за них некому заступиться, и их удел влачить нищенское существование, так как дольше месяца ни на одной работе они не удерживаются? Где же тогда пресловутое равноправие и толерантность? Где политкорректность и глобальное понимание проблем меньшинств? Не сексуальных меньшинств, боже упаси, хотя и в этом вопросе людей с малым запасом жизненной энергии обскакали во всех цивилизованных странах. Разве неверно было бы таких отнести к разряду меньшинств и взять под опеку, как вымирающий вид?
Душевные терзания относительно психотипов испытывал молодой человек приятной наружности, не особо крепкого телосложения, но вполне жизнерадостного склада характера, Станислав Марченко, в половине первого спешивший к зданию Главного управления МВД на Петровке. А испытывал он их по той простой причине, что ждал выволочки от начальства.
Вот начальник его, полковник Лев Иванович Гуров, тот подобных проблем не испытывал. Казалось, ему вообще сон без надобности. Бросил он это неблагодарное дело. Перестал тратить время на сон, и весь разговор. Ему хоть в пять утра лечь, хоть в те же пять утра к работе приступить, одинаково легко. Вечно бодр, подтянут и готов к труду. Мозг работает, как отлаженные часы. Нет, как вечный двигатель, причем не в переносном смысле.
Стасик, как фамильярно называли его новые коллеги, в подчинение к Гурову был переведен всего три дня назад. Напарник Гурова, полковник Стас Крячко, уехал в далекую Абхазию, получив право на очередной отпуск, а его, Марченко, временно перебросили в убойный отдел «для заполнения пустот». Проще сказать, выдали полковнику Гурову на откуп. Совпадение имени прежнего и нового помощника не пошло на пользу Марченко. Называть лейтенантика двадцати пяти лет от роду полным именем Станислав – слишком много чести. Именовать, как прежнего помощника, Стасом – запутаться можно. А вот Стасик вполне подойдет, на том и порешили.
Возражать лейтенант Марченко даже не пытался, так как потерял право отстаивать свое достоинство, в первый же день опоздав на службу на целых полтора часа. Досадным обстоятельством служило то, что и после недостойного звания лейтенанта полиции опоздания Стасик не сумел превозмочь себя и справиться с пагубной привычкой. Второй рабочий день он начал на полчаса позже положенного. Полковник Гуров посмотрел на него строгим, осуждающим взглядом, но от комментариев воздержался. Стасик обрадовался, что на этот раз пронесло, и твердо решил: лучше он совсем не будет ложиться спать, но больше на службу не опоздает. Ни под каким предлогом!
Он промучился до трех часов ночи. Заводил будильник каждый час, чтобы дозированно получать порции сна. Зачем? В Интернете вычитал, что так людям, склонным к позднему вставанию, легче адаптироваться к раннему подъему. Вот и решил попробовать. Брехня! Разорванный на части сон его не спас, и это еще скромно сказано. Вместо того чтобы подняться в шесть утра, быстренько позавтракать, сделать зарядку и принять душ, он проспал до… одиннадцати часов! Чудо, что вообще проснулся, все будильники к тому времени свое отзвонили, а домочадцев, способных проконтролировать данный процесс, Марченко не имел.
Подскочив на постели, он застонал и начал быстро натягивать форму. Ни о каком душе уже не помышлял, а уж о завтраке тем более. Зубы, правда, почистил. Не хватало еще, чтобы коллеги, учуяв запах изо рта, дали ему прозвище пообиднее пресловутого «Стасика». Ленивая кошка Манюня вальяжно развалилась на кресле и следила за передвижениями Стасика с каким-то злорадным удовольствием. Конечно! Ей-то что? Она всю ночь дрыхла без задних ног, и впереди еще целый день неги. Хочешь спи, хочешь бодрствуй, на работу-то не ей идти. В такие минуты Стасик черной завистью завидовал своей кошке и мечтал, чтобы однажды кому-то захотелось прибрать его, Стасика, к рукам, принести в дом, выделить кресло и миску с кормом и время от времени почесывать за ушком.
Дальше момента с почесыванием мечты обычно не заходили. Стасик энергично тряс головой, гоня прочь крамольные мысли, заканчивал утренний туалет и пулей вылетал на улицу. Он почти все время летал пулей, так как случаи, когда он не опаздывал, можно было пересчитать по пальцам. Сегодня же особого смысла торопиться Стасик не видел, просто многолетняя привычка заставляла двигаться быстрее. Он был уверен: пятичасового опоздания на работу полковник ему не спустит. Мысленно он готовился к тому, что сегодня ему предстоит писать рапорт на увольнение. Подобные мысли оптимизма не вызывали, но настраивали на философский лад. Отсюда и лекция о разных психотипах, сложившаяся в голове на полуторакилометровом перегоне между улицей Селезневской, на которой проживал Марченко, и Петровкой.
Весь путь Стасик пролетел за рекордно короткий срок, равный двенадцати минутам и сорока восьми секундам. Обычно на весь маршрут он тратил от двадцати до тридцати минут, но сегодня перед его мысленным взором громоздился позорный столб, к которому его непременно пришпилят маститые коллеги.
У дверей центрального здания он притормозил. Страх сковал мышцы ног, на лбу выступила испарина, руки предательски задрожали. «Не хватало еще разнюниться, – одернул он сам себя. – Соберись, лейтенант Марченко. Возьми себя в руки и прими наказание достойно!» Вдохнув теплого июльского воздуха, он потянул на себя входную дверь и шагнул в неприветливо яркий холл.
