– Спокойствие! Только спокойствие! – невозмутимо обронил Крячко, выходя в сени.

– Стас, у него может быть нож! – выбегая следом, предупредила хозяйка дома.

– Ой, а я так напугался… – откликнулся тот, толкнув рукой двери сеней.

У алкаша действительно имелся нож, который он выхватил и ринулся на ненавистного ему чужака. Однако запястье его руки, сжимающей рукоять ножа, внезапно оказалось в тисках крепких, твердых как железо пальцев. И тут же другая рука незнакомца резким движением пригнула его кисть к предплечью. Издав истошное «о-о-о-й!!!», пьянчуга выронил нож и, мгновенно протрезвев, забился в нервическом припадке, не зная, как вырваться из этих безжалостных рук и как остановить эту нестерпимую, мучительную боль. Похоже, впервые в жизни он по-настоящему понял, что такое истинная боль.

– Тихо! Ты чего орешь?! Кругом люди спят! – с упреком в голосе проворчал Стас, срывая с его головы тонкую полотняную кепочку с надписью «Мачо» и затискивая пьянчуге в рот этот уже не первой чистоты головной убор вместо кляпа.

Взяв пропойцу за ухо, он вывел его со двора и, развернув к себе лицом, внушительно поинтересовался:

– Еще один такой воспитательный сеанс хочешь? Нет? Что, уже дошло, как себя надо вести? Замечательно! Тогда вали отсюда, и как можно скорее. А еще раз появишься – яйца оторву без лишних разговоров. Или ты мне не веришь? А? Что, не веришь, да?

Отчаянно мыча, тот усердно закивал головой, давая понять, что верит, очень и очень хорошо все понимает и осознает. Когда Крячко вернулся в дом, в знак признательности за освобождение от этого нескончаемого кошмара Наташа достала из холодильника бутылку хорошего вина. И… Стас опомнился лишь часа в два ночи от какого-то непонятного грохота на улице. Проснувшись, он взглянул на светящийся в темноте циферблат электронных часов и сонно поинтересовался:

– Опять этот синяк, что ли, притащился?

– Нет, это что-то другое… – недоуменно ответила Наташа. – Ты… Опять пойдешь разбираться?

– Работа, Наташенька, у нас такая: ходить и разбираться, ходить и разбираться… – проворно одеваясь, пояснил Стас.

Выйдя на улицу, он увидел, как из-за дома десять, негромко урча мотором, вырулила большая импортная автофура с эмблемой известной логистической компании на тенте. Приглушенно рыкнув напоследок, она покатила по улице, светя в темноте темно-красными огоньками габаритных сигналов. Моментально сообразив, что отбывший фургон мог иметь какое-то отношение к Кубышным, Крячко поспешил к десятому дому. Там царила сонная тишина, лишь в двух окнах на первом этаже был виден приглушенный свет.

Присмотревшись, он заметил у крыльца правой половины дома темную мужскую фигуру и едва приметный красноватый огонек раскуренной сигареты. Окликнув курильщика, Стас поинтересовался, не от этого ли дома только что отбыл автофургон? Подойдя к нему поближе, мужчина напрямую спросил, «для какого рожна» ему это надо знать? Однако вид удостоверения опера столичного главка его весьма впечатлил, и мужчина, назвавшийся Леонидом, подтвердил, что фура отбыла именно от десятого дома. А еще точнее, от Кубышных. Крячко тут же потребовал подробностей.

– Так Андрюху сегодня вечером из тутошней ментовки отпустили, но с условием, чтобы он немедленно отсюда уехал. Они с Еленой вещи собрали, в машину загрузили и – ходу!

– Охренеть и обалдеть! – Сказать, что Крячко этой новостью был удивлен, все равно что ничего не сказать. – Прямо чудеса в решете! И куда же они уехали?

– А черт его знает? – Леонид недоуменно развел руками. – Скорее всего, к кому-то из своих: или к Люське – она с мужем под Псковом живет, или к Ольге – эта в Оренбуржье обитает.

По его словам, Андрей вернулся из КПЗ уже поздним вечером, молчаливый и хмурый. К этому времени в квартире Кубышных уже закончился торг с покупателем жилплощади, и Елена, подписав документы, – прямо здесь, на месте, подготовленные нотариусом, получила за свои квадратные метры «нормальное бабло».

– А кто покупатель, откуда машина, к чему такая спешка? – продолжал удивляться Станислав.

– Знаешь, мил человек, Андрюха молчал, как партизан на допросе. Мы об этом как узнали? Часу в одиннадцатом к нам постучалась Елена. Вся переполошенная, глаза – вот такие! Говорит: «Леня и Вера…» Вера – это жена моя. Так вот, говорит: «Хочу с вами посоветоваться. Пришли какие-то люди, сказали, что, если согласимся на их условия, Андрей через десять минут будет дома. А условия такие: мы немедля должны продать свою квартиру, собрать вещи и сегодня же выехать, куда сами захотим. Нотариус уже ждет у ворот, машина тоже готова». Ну, я ей сказал, что на ее месте согласился бы. Как говорится – лови момент!

– Но лично вы этих людей не видели? – уточнил Крячко.

– Нет, товарищ полковник, не видел. Лена сказала, когда все оформят, она за нами снова забежит. Меньше чем через полчаса прибежала. Еще двоих соседей позвала, и мы по-стахановски всего за час мебель разобрали, бабы наши все в узлы увязали, в фургон загрузили, они сели и уехали. Это все, что могу сказать…

Завершая свое повествование, Станислав пожал плечами и задумчиво произнес:

– Знаешь, Лева, может быть, это всего лишь моя излишняя мнительность, но доедут ли Кубышные до места назначения? Не случится ли так, что в дороге их грохнут, потом вместе с вещами загребут в овраге бульдозером – и все, концы в воду?

Немного поразмыслив, Гуров категорично мотнул головой:

– Нет, не думаю. Андрея отсюда убирают по двум причинам. Первая: с его задержанием и прессовкой в подвале они облажались нехило – он не сломался, и даже этот урод Гунявый не заставил его подписать «чистуху». И что же дальше? Убивать боязно, а не убивать – оказаться в полной ж… Вторая: эта история вышла из-под их контроля и, попади в прессу, стала бы бомбой мегатонного калибра. А им «светиться» ох как не хочется. «Кормушка» оборудована, жизнь налажена… Паразитируй себе и паразитируй! Поэтому, «десантировав» его отсюда, как возможный фактор общественного раздражения, они разом избавились от всех своих проблем.

– Лева, но тогда для чего вообще нужно было устраивать всю эту дебилистику с подставой, с обвинением в серийных убийствах… Неужели на самом деле надеялись, отправив Андрея на нары, тут же турнуть Петруху с должности?

– Мне кажется, причина тут двоякая. – Налив себе из графина воды, Гуров с удовольствием сделал несколько глотков. – С одной стороны, был конкретный заказ по Петру, это – вне всяких сомнений. А с другой – местной «бандократии» нужно было увести от ответственности какого-то авторитетного урода, виновного в убийстве женщин. И Андрей в этом смысле подошел для них идеально – на него ведь уже как-то «шили дело» по заяве неумной соплюхи. Это-то их и воодушевило. Вот только Кубышный оказался крепким орешком, да еще и мы тут появились…

– Постой, постой! Но тогда при чем здесь убийство Балыка, попытка покушения на Елену Кубышную, нападение на Загорова, да и на нас, кстати? – недоуменно хмыкнул Стас.

– Все это – дымовая завеса, способ навести тень на плетень… Загоров с этой ночи может спать спокойно. Его пытались устранить только ради одного – чтобы он не оказал поддержки Кубышному. Попытка покушения на десятый дом – способ давления на Елену и, соответственно, на Андрея. Загнать человека в депрессию, морально сломать – считай, добиться своего. Нас пытались устранить по той же самой причине – мы стали защитой для Загорова. Все это делалось исключительно ради того, чтобы сохранить в неприкосновенности более чем удобную версию «Кубышный – насильник и убийца». Но с учетом того, что Загоров не пострадал, нас прижучить не удалось, да мы еще и сами перешли в атаку, навестив Люмпахина, заказчики решили срочно переиграть, и версию «Кубышный – маньяк» признали бессмысленной. Теперь разве что будут идти финальные зачистки всей той шушеры, что ими была задействована как расходный материал.

– То бишь считаешь, на нас наездов теперь тоже не ожидается? – с ноткой недоверия уточнил Станислав.