Крапивин, которому, несомненно, и самому не раз приходилось приблизительно в таких же выражениях о «смягчении участи» вынуждать людей действовать в своих интересах, косо ухмыльнулся.

Но сейчас веселого в ситуации было немного, и Гуров посчитал нелишним еще раз об этом напомнить.

— По вашей вине отправлены за решетку фактически невинные люди. Тот же Лиманский, в отношении которого дело было, по сути, сфабриковано, причем явно и неприкрыто. Не слишком ли дорогая цена за успешную карьеру? Или ваш начальник, господин Андросов, привык пользоваться человеческими судьбами как разменной монетой? Что ж, если так, то и ваша собственная судьба навряд ли его сильно обеспокоит. Не думаю, что он со всех ног кинется спасать благородного друга, решившего грудью прикрыть его грязные закулисные махинации. Так что выбор за вами.

Судя по всему, этот трудный выбор Крапивин для себя уже сделал. В выражении его лица уже не было неопределенности, теперь в нем проглядывала решимость и готовность к действию.

— Хорошо, я готов, — твердо произнес он. — Готов сотрудничать. Спрашивайте.

Гуров положил перед собой блокнот Тимашова и, раскрыв его на странице, где был изображена самая первая схема, начал допрос.

После почти трехчасовой беседы ему стали досконально ясны все рычаги и механизмы, которые подпольная банда «карьеристов-мошенников» использовала для обеспечения себе «личного профессионального роста», а заодно и материального благосостояния.

Главарем и идейным вдохновителем ее был Борис Андросов. Именно ему первому в голову пришла «гениальная» идея использовать борьбу с выдуманной коррупцией для продвижения по служебной лестнице.

Вскоре появились и помощники. Друг и коллега Максим Крапивин, с которым Андросов как-то поделился удачной мыслью, полностью поддержал «благое начинание» и предложил конкретные пути для его реализации.

На тот момент у него в разработке находилось дело преподавателя одного из вузов, который на платной основе периодически обеспечивал успешную сдачу сессии нескольким студентам. Преподавателю дали понять, что платная основа успешно применяется и в некоторых других отраслях деятельности. Узнав, о какой сумме идет речь, незадачливый преподаватель явился с ней в кабинет Крапивина и был взят с поличным.

Подождав некоторое время, неподкупный следователь вызвал его на допрос и, среди прочего, упомянул о том самом «смягчении участи», о котором недавно говорил Гуров. Для этого смягчения преподаватель должен был найти предлог, чтобы дать взятку кому-то из вузовского начальства. Разумеется, уже под присмотром полиции. Помогая таким образом заманить в сети более крупную рыбу, преподаватель мог обеспечить некоторые послабления в наказании для себя лично.

Схема сработала как часы. На скамье подсудимых оказался декан факультета, а Андросов и Крапивин получили поощрительную премию.

Убедившись на практике, что стратегия приносит успех, они попробовали еще и еще раз, и вскоре награды и повышения посыпались на них как из рога изобилия.

Но предприимчивые друзья не брезговали и материальными выгодами, которые предоставляла разработанная ими система «борьбы с коррупцией».

Если очередной бедолага, попавший как муха в эту паутину, не представлял интереса в качестве наводчика на кого-то вышестоящего, его могли использовать просто как источник дополнительного дохода. И тогда уж о факте передачи взятки не знала ни одна живая душа. Андросов, поднаторевший в искусстве подстав, как никто разбирался в способах конспирации.

Для работы с подобными «типажами» в тайную организацию были привлечены Стеклов и Прокудин. Они разводили намеченную жертву до нужной кондиции и, когда человек был уже готов на все, озвучивали сумму.

Иногда такие фокусы проделывал и Крапивин. Андросов же столь низменными вещами не занимался никогда. Только стриг купоны.

— Люди, которые выступали как свидетели при подставах, были одни и те же? — поинтересовался Гуров.

— Нет. Одни и те же со временем могли заподозрить что-то. Это было рискованно. Все представлялось как неожиданная информация, с трудом раздобытая из «неофициальных источников». Боря сообщал ее куда надо, и в самом плане операции участвовал в основном как консультант. Группы, выезжавшие на очередное «происшествие», всегда были разные, и в большинстве случаев Андросов к их назначению никакого отношения не имел.

— То есть и здесь не к чему было придраться?

— Не к чему.

— Как же тогда обо всем этом догадался Тимашов?

— Этого я не знаю. Боря сказал, что кое-кто в последнее время слишком любопытным стал. Куда не надо длинный нос сует, расспрашивает, вынюхивает. Я так понял, что это как раз после дела с Виталиком началось. С Прокудиным то есть. А потом Семенов вылез откуда ни возьмись. Боря подумал-подумал, да и придумал. Он вообще на выдумки горазд был.

— Да, я заметил.

— Там еще и другие обстоятельства были. Дополнительный стимул. Его как раз повышать собрались, вот он и подумал, что в дополнение к этому и новая звездочка на погоне не помешает. И решил тут, как говорится, всю шпионскую сеть раскрыть, — усмехнулся Крапивин. — Всех, кого можно было, собрал. И Лиманского, и Семенова, и Чепракова. Да и Тимашова этого в придачу. Чтоб глаза не мозолил. Только он, видать, настырным оказался. Самого в четырех стенах заперли, так он этого адвокатишку стал подсылать. То узнай, это разведай.

— А откуда вы знали, что он его подсылал? Следили, что ли?

— Да за ним и следить особо не приходилось. Как бельмо в глазу маячил. У него, похоже, знакомых везде много. Вот и совался то к одному, то к другому. Все справки наводил. Кому это понравится? Конечно, раздражало.

— И тогда вы задумали решить проблему кардинально?

— Да, — немного помолчав, ответил Крапивин.

— Чья была идея с пропранололом?

— Бори. Он хотел найти такой способ, чтобы никто не догадался, чтобы на несчастный случай списать можно было. Стал за Ириной следить. То есть это… это мне, конечно, пришлось искать «шпиона». Как всегда. Я сказал Глебу, он там из своих нашел какого-то «синяка», чтоб за ней таскался. Вообще, я точно не знаю, как именно Боря до этой мысли дошел, в смысле, что в соус можно дрянь какую-нибудь подмешать. Может, со знакомыми Тимашова разговаривал, выяснял, что он на обед любит. Или «шпион» этот рассказал ему, какие продукты жена его обычно покупает. Не знаю. Он мне уже итоговые выводы изложил. Какой должен быть план и как его нужно исполнить.

— Как банка попала в квартиру Тимашова, мне понятно. Но как она оттуда исчезла?

— Я не знаю, — покачал головой Крапивин. — Боря сам этим занимался, я даже не в курсе.

— Значит, не в курсе. Но о том, как начиналась эта история, ты, похоже, в курсе, как никто другой. Приобщить Глеба и его девушку — твоя идея?

— Да, это мое. Как всегда. Боря только руководящие указания горазд давать, а когда доходит до дела, это все Макс должен разруливать.

— Глебу ты объяснял, зачем нужна вся эта история с подменой банки?

— Незачем, — коротко ответил Крапивин. — Меньше знает, лучше спит.

— И он не интересовался подробностями? Просто пошел и сделал?

— Да. Просто пошел и сделал.

— Он всегда такой послушный? Вот и со мной случай. Шутка ли, прямым текстом убийство парню заказали. А он просто идет и делает. Мало того, еще девчонку свою за собой тащит. Чем это, интересно, он тебе обязан был, что с такой готовностью любое приказание выполнял? Жизнью, что ли?

— Можно и так сказать, — усмехнулся Крапивин. — Только это наши с ним дела. Что прошлое ворошить? Что было, то было. Чем бы он там обязан ни был, это, похоже, не помешало ему заложить меня.

Когда Гуров поставил последнюю точку в протоколе допроса Крапивина, был уже поздний вечер.

Впервые за долгое время отправляясь домой с чувством глубокого удовлетворения, он наудачу толкнул дверь в приемную Орлова. Хотя рабочий день давно уже закончился, Лев знал, что начальник, как и он сам, нередко задерживается на работе допоздна.