Схемы, содержащиеся в блокноте Тимашова, по-видимому, и были наглядным отображением «этапов большого пути», по которому столь успешно продвигался Борис Андросов.

Быстро научившись на примере с реально раскрытым им злоупотреблением, он вскоре стал создавать подобные случаи искусственно. В этом ему помогали несколько сослуживцев, так же, как и он сам, не особенно щепетильно относившихся к моральной стороне дела. Они сначала создавали ситуацию, в которой человек просто вынужден был дать или принять взятку, а затем, подкараулив момент этой передачи, «неожиданно» врывались в кабинет.

Иногда использовался и другой способ, не менее эффективный. Если служебное положение бедолаги, захваченного с поличным, позволяло поймать в сети более крупную рыбу, его не спешили «закрывать», а пытались склонить к сотрудничеству. За обещания смягчить наказание и учесть «хорошее поведение» при расследовании пойманный должен был найти предлог, чтобы всучить «незаконное вознаграждение» своему начальству. Разумеется, при этом он заранее знал, что все будет происходить под надзором полиции.

Все это Гурову удалось узнать, прорабатывая схемы, имевшиеся в блокноте Тимашова, и беседуя с людьми, которые в этих схемах значились.

В вечернем разговоре с Крыловым он сумел расшифровать почти все интересовавшие его сокращения и о некоторых из фигурантов схем получил даже довольно подробные сведения. После этого оставалось лишь встретиться с этими людьми и уточнить, что с ними произошло и по какой причине они попали в поле зрения Андросова и компании.

Главная трудность состояла в том, что многие из них, так же как Лиманский и как в свое время Тимашов, находились под стражей. Проводить беседу с ними в форме официального допроса Гуров не хотел, поскольку это могло бы привлечь к его деятельности ненужное внимание. А поговорить неофициально удавалось не всегда.

Где мог, полковник использовал личные знакомства и связи; когда это не получалось, пытался действовать через Кирилина или Крылова.

Довольно внятное представление удалось получить и о том, какую роль во всем этом играл так некстати упрятанный Тимашовым за решетку следователь Прокудин.

Некоторые факты позволяли сделать предположение, что не всегда пламенный борец за чистоту рядов Борис Андросов провоцировал получение взятки лишь с «разоблачительными» целями. Иногда это делалось и, так сказать, из любви к искусству.

Если речь шла о каком-нибудь горе-бизнесмене, неудачно попытавшемся «маневрировать» с налогами либо мошенничать с клиентами, с него действительно могли потребовать лишь взятку как таковую, пообещав прекратить или переквалифицировать дело. И здесь, разумеется, все делалось шито-крыто.

Уже сам следователь, в разработке у которого находился упомянутый горе-бизнесмен, был «своим» человеком и входил в группу Андросова. Соответственно, и «интересное предложение» подследственному делалось с его ведома, а иногда и по прямому указанию.

Называлась сумма, и если подозреваемый соглашался ее заплатить, ему действительно могли сделать некоторые послабления. А полученный навар делился с Андросовым, идейным вдохновителем и организатором этой гениальной системы.

Изучая схемы и разговаривая с людьми, Гуров пришел к выводу, что таких «полезных» следователей у Андросова было два. Один — небезызвестный полковнику Стеклов, а второй — попавший по милости Тимашова за решетку Прокудин.

Разумеется, это досадное происшествие не могло не расстроить Андросова, и на Тимашова у него появился большой зуб. Наверное, ему очень хотелось его наказать, но Андрей Тимашов действительно имел безупречную репутацию, и придраться к нему было не так-то просто.

Тогда появился вариант с Семеновым.

Хотя при допросах тот и не дал особенно внятного ответа, по какой причине он так настойчиво пытался «помочь» попавшему в беду следователю прокуратуры Прокудину, но было совершенно очевидно, что Семенов в преступную шайку не входил.

«Простоват для Андросова, — решил Лев, в очередной раз анализируя собранные данные. — Там прожженные нужны, а этот… шут деревенский. Но свое сделал. «Насветил», где надо и не надо, со своим пламенным желанием «помочь», информация дошла до Андросова, тот придумал очередной план. Если Тимашову «благодарности» Семенова были не нужны, кому-то другому они могли вполне пригодиться. Например, Лиманскому. Ближайший друг и помощник Андросова Крапивин объяснил Семенову, что надо делать, и вскоре оба, Лиманский и Семенов, успешно были застигнуты «на месте преступления». Дальше все было проще пареной репы. Посулить Семенову ослабления в режиме за «дополнительную информацию» — вот и весь незатейливый прием, который дал реальный предлог, чтобы «закрыть» Тимашова. С ним-то все понятно, а вот чем Лиманский провинился? Или просто для «показателей» привлекли?»

Кроме этого, несмотря на то что у Гурова накопился уже довольно внушительный «банк» фактов, ему все еще не был ясен мотив убийства.

Понятно, что Андросов упек Тимашова за решетку в ответ и в качестве мести за арест Прокудина. Так что наказание было уже осуществлено. Чем же еще мог вызвать недовольство плененный и бесправный Тимашов?

Пытаясь найти ответ на этот вопрос, он вновь вспомнил слова Ирины об адвокате. Какие такие «ответные» факты могли найти они с Тимашовым? Если речь идет о подковерных делишках Андросова, у Заруцкого не было возможностей, чтобы получать столь эксклюзивную внутреннюю информацию.

Скорее всего, Тимашов, уже имевший довольно внятное представление о том, какими методами пользовался в своей работе Андросов, просто поручал адвокату узнать что-то из доступных источников, чтобы дополнить уже имеющиеся у него сведения. А Заруцкий не смог соблюсти надлежащую осторожность и стал действовать слишком открыто.

Бдительный и осторожный Андросов, или кто-то из его приспешников, мог заметить оплошность и сделать соответствующие выводы. Они поняли, что, если тот на допросах начнет резать правду-матку, так же как, например, Семенов, многим не поздоровится.

Так это было или нет, разумеется, могли сказать только сами участники группировки. Но факт оставался фактом — убийство Тимашова явно выходило за рамки «мероприятий», предполагавших месть за «подельника». Это был слишком слабый мотив, чтобы пускаться на такой риск. Организовать покушение на человека, круглые сутки находящегося в квартире под тотальным контролем видеокамер, не так-то просто. И хотя в данном случае это блестяще удалось, чтобы начать разрабатывать подобный план, нужна очень веская причина.

В пятницу вечером после напряженной и нервной рабочей недели Гуров вновь встретился с Крыловым.

Наслаждаясь легкой прохладой, уже приходившей на смену дневному зною, они сидели за столиком летнего кафе и, поскольку оба были за рулем, вместо вожделенного пива дегустировали зеленый чай.

— Почему тогда не убрали заодно и Заруцкого, считая, что он тоже в курсе? — отхлебнув глоточек, поинтересовался Крылов.

— Трудно сказать, — ответил Гуров. — Насчет Заруцкого — это ведь только мое предположение. Может, и из какого-то другого источника пришла информация. А может, просто поняли, что Тимашов его использует вслепую. Ведь чтобы получить те или иные сведения, не всегда нужно докладывать, для чего они нужны.

— Кстати, о сведениях. Ты тут спрашивал про Лиманского. Дескать, вроде бы без причины Андросов его так жестко подставил. Ты знаешь, возможно, что нет. Возможно, была причина.

— В самом деле? И какая же?

— Я тут сопоставил кое-что. Ты ведь в курсе, что недавно Андросова в ГУЭБ перевели. И снова, разумеется, с повышением. Так вот, это дело с Лиманским, в котором, кстати сказать, целая толпа народу оказалась замешана, оно как раз на самый пиковый момент времени пришлось. Можно сказать, буквально на те самые дни, когда основные решения о переводе принимались.

— Хотел дополнительно выслужиться?

— По-моему, даже не дополнительно. Ты сам посуди. Ему ведь не только повышение это дали, а еще и полковничьи погоны в придачу. Каждый из этих бонусов и сам по себе неплох, а он сразу оба отхватил. Что-то из этих двух поощрений, наверное, планировалось изначально. А Андросову, видать, показалось мало. Хотел обеими руками жар загрести.