Впрочем, последний факт не имел значения. Насчет иномарки Гладилин мог и ошибаться. Важнее было понять, зачем кому-то понадобилась его смерть? Он никогда не имел сколько-нибудь значительных врагов, не занимал какого-то особенно теплого местечка, не ворочал крупными суммами, не распоряжался чьими-то судьбами. Таких людей, как он, в Москве были тысячи, и никто за ними не охотился. Самое ценное, что у него было, – это старые «Жигули» и квартира. Если кому-то пришла в голову мысль заделаться его наследником? Может быть, его не собирались убивать, а хотели предъявить ультиматум? Но зачем такие сложности? Зачем для этого нужно было караулить его на дороге? Например, угнать его машину в тот момент можно было запросто, но ее даже не тронули. Значит, машина отпадает. Остается квартира. Таких историй, когда оттяпывали квартиры у одиноких людей, Гладилин слышал множество. Но обычно страдали в таких случаях пьяницы, старики, инвалиды – те, кто не мог за себя постоять. Он не подходил ни под одну из этих категорий. И все же ему грозила опасность.
В горячке Сергей Николаевич даже заподозрил в кознях свою бывшую супругу и ее мужа, но, как ни ломал голову, придумать, зачем это могло им понадобиться, так и не смог. Притом что жизненные установки семьи Кудасовых не совпадали с принципами, по которым жил Гладилин, им обоим невозможно было отказать в некотором благородстве. Бывшая супруга могла ободрать Гладилина напоследок как липку, но делать этого категорически не стала, а что касается Кудасова, то для него жизненный уровень Сергея Николаевича вообще был поводом для шуток. При желании он мог купить себе три такие квартиры, как у Гладилина. Не стал бы он мараться с заказным убийством.
Но тогда кто? Сергей Николаевич дорого бы заплатил, чтобы получить ответ на этот вопрос. Гладилин был цельной и уравновешенной натурой, но такие вопиющие случаи надолго выбивали его из колеи. Так было и с разводом, только нынешнее положение было во сто крат хуже. Вдобавок Гладилину не с кем было посоветоваться, некому было излить душу. С Кудасовыми говорить на эту тему он не хотел категорически. Близких друзей у него не было – растерял на жизненных дорогах. Рассказывать же коллегам-преподавателям, как его чуть было не пристрелили при довольно пикантных обстоятельствах, Гладилину было стыдно. Наверное, нужно было обратиться в милицию, но, не сделав этого сразу, Сергей Николаевич боялся теперь последствий. По своей наивности он был убежден, что его постыдное бегство с места преступления будет расценено как грубое нарушение гражданского долга, если не как соучастие. Это, кстати, доставляло ему дополнительные терзания – то, что он своевременно не сообщил органам правопорядка о преступлении. Утешался Сергей Николаевич тем, что трупы на дороге будут обнаружены очень скоро.
А вообще ему было неловко излагать эту дикую историю посторонним людям. Кроме всего прочего, Сергей Николаевич всю жизнь боялся показаться в чужих глазах смешным. Вот и сейчас, испытывая ужас и омерзение, Гладилин почему-то был уверен, что сам со стороны выглядит крайне глупо.
Таким образом, получалось, что переживать весь этот ужас ему предстояло в одиночку. Мысль эта буквально жгла душу. Сергей Николаевич понял, что теперь он никогда не станет прежним. Что-то сдвинулось в нем, поменялось местами.
Сергей Николаевич продолжил путь, ведя машину предельно аккуратно и с подозрением всматриваясь в каждую фигуру, которая была похожа на милиционера. Он не очень понимал, чего, собственно, боится, но на всякий случай старался не нарушать правил и ехал очень медленно.
Наконец он свернул во двор, где, за неимением гаража, всегда оставлял машину. В этом отношении он был фаталистом – считал, что никому не придет в голову угонять его развалюху, а если и придет, то, значит, ей туда и дорога.
Вокруг него в домах весело горели огни, шла обычная жизнь, люди смотрели по телевизору новости, пили чай, рассказывали друг другу, как прошел день, укладывали спать детей, и ни один из них не чувствовал себя так плохо, как Гладилин. Сергей Николаевич был в этом убежден. Он не был эгоистом – просто слишком многое на него сегодня свалилось. Одного только визита к Кудасовым хватило бы, чтобы надолго испортить настроение, а тут еще этот кошмар…
На повороте Гладилин мельком взглянул направо и через дорогу увидел припаркованную возле тротуара машину. Он уже въехал во двор, когда его вдруг словно ошпарило – машина как две капли воды была похожа на красную иномарку с Новорязанского шоссе! И даже цвет ее, кажется, был тот же самый! И хотя Гладилин отлично знал, что при вечернем освещении самый зоркий глаз не отличит с такого расстояния серый цвет от красного, его словно наваждение охватило. Он, не останавливаясь, проскочил свой дом, потом весь двор и выехал из него с другой стороны – на Авиамоторную улицу. Здесь он затормозил, вышел из машины и с излишней горячностью побежал вкруговую к тому месту, где стояла подозрительная иномарка. Он просто должен был во что бы то ни стало убедиться, та ли это машина.
Он перешел на противоположную сторону улицы и, выбирая места потемнее, вернулся на Красноказарменную. Машина все еще стояла там. Гладилин повертелся на перекрестке и применил еще один маневр. Он вошел в чужой двор, обогнул дом и оказался как раз напротив того места, где была припаркована иномарка. Отсюда он ясно различил красный отлив на ее лакированных крыльях.
Гладилин беспомощно оглянулся. Его так и подмывало крикнуть: «Задержите их, проверьте у них документы! Это они!» Но, во-первых, он все-таки не был уверен, что это они, а во-вторых, кто бы его послушал? Скорее уж его самого бы забрали для выяснения личности.
В самом деле, никаких особенных примет, чтобы Гладилин мог с уверенностью показать на нее пальцем, у этой машины не было. И все же только при одном взгляде на нее отчетливое чувство тревоги охватывало Сергея Николаевича. Эта неподвижная, с темными стеклами машина казалась ему зловещим существом, выжидающим в засаде свою жертву, и этой жертвой был он – Гладилин!
«Нет, это бред какой-то! – попытался он себя урезонить. – В городе десятки тысяч машин, тысячи из них красного цвета. У тебя просто расшалились нервы. Не будешь же ты теперь шарахаться от каждой иномарки? Кстати, какая все-таки марка у этой тачки?»
Преодолев робость, он осторожно приблизился к машине и взглянул на багажник. Это был «Ниссан». Сергей Николаевич удовлетворил свое любопытство, но это не принесло ему никакого облегчения. Он пожал плечами, смущенно втянул голову в плечи и быстро пошел прочь, ругая себя в душе на все корки. Уже свернув за угол, он сообразил, что раз уж он подходил к машине, то следовало бы взглянуть заодно и на номер. Но он этого не сделал – почему, Гладилин сам не мог объяснить. Эта простая мысль как-то не пришла ему в голову.
Сергей Николаевич загнал «Жигули» в свой двор, запер машину и пошел домой. Он был выжат как лимон. Ему даже есть не хотелось. Хотелось упасть поскорее на кровать и забыться мертвым сном. Он совершенно забыл, что совсем недавно у него мучительно болел живот. Теперь у него болела душа, а это было во сто крат хуже.
Он отпер кодовый замок подъезда и вошел в дом. Было тихо. Унылый электрический свет под потолком, плохо выкрашенные панели – все привычно и до тошноты знакомо. Но было еще что-то настораживающее, вызывающее холодок между лопаток. Гладилин остановился и прислушался.
Нет, это был не звук, это было что-то другое. Гладилин сначала никак не мог понять, что его смущает, и вдруг осознал – запах! В воздухе плавал слабый, но еще вполне отчетливый аромат духов. Здесь только что прошла женщина. И запах ее духов был очень хорошо знаком Гладилину. Потому что именно так пахло в салоне его «Жигулей», когда в него села блондинка с льняными волосами. Он не мог ошибиться. В духах Гладилин не разбирался, но запахи запоминал надолго. Это воспоминание было совсем свежим.
Гладилину опять стало страшно. Он задрал вверх голову и попытался рассмотреть, есть ли кто наверху. Ничего у него, конечно, не получилось, но ему показалось, что он слышит тихий шорох, будто кто-то этажом выше осторожно отошел от лестницы.
