– Уже знаю, – заявил Крылатов. – Ты тот человек, который мне нужен.

Такой был у них разговор перед отъездом Гурова, и это были не пустые слова. Крылатов употребил все свое влияние, чтобы создать для Гурова режим наибольшего благоприятствования, в результате чего он не потратил впустую ни одной минуты.

На место прибыли, когда уже перевалило за полдень. Деревня Костылиха располагалась в живописном месте на зеленой равнине, по которой протекала неширокая, но чрезвычайно извилистая речушка. Здесь было спокойно и тихо, как в заповеднике. Не рычали машины, не гремела музыка, и даже куры бродили по улицам с каким-то удивительным спокойствием, деликатно выклевывая что-то из теплой земли. О том, что на дворе двадцать первый век, напоминали только разлапистые телеантенны, торчащие на крышах домов.

Даже людей на улицах почти не было, и выяснить, где находится дом художника, удалось далеко не сразу. Правда, когда выяснили, то стало понятно, что дом этот, большой и добротный, с покрытой сверкающим железом крышей, с густым садом и высоким забором из янтарных отборных досок, они заприметили уже давно, еще подъезжая к деревне. Дом стоял немного на отшибе, и, чтобы добраться до него, нужно было объехать деревню стороной по узкой петляющей дороге, которая шла между засаженных картофелем участков.

Илья Ликостратов начал волноваться с той минуты, как въехали в деревню, а когда машина, покрутившись среди огородов, остановилась возле деревянных ворот, его уже бил настоящий озноб.

Крячко, который вел машину, заглушил мотор. Ворота оказались запертыми наглухо, а стучать и объявлять о своем прибытии Гуров счел преждевременным.

Решили проникнуть в дом через забор. Илью подсадили, и он благополучно перебрался в сад. Повозившись там немного, он отпер калитку и впустил остальных.

За забором, кроме дома и сада, обнаружился колодец, деревянный сарай и кирпичный гараж. Гараж был открыт, и там стояла синяя «десятка».

– Это мамина машина, – тихо сказал Илья.

– Понятно, почему ее нигде не могут найти, – отозвался Крячко. – Как же ее найти, если она тут на приколе стоит!

Гуров оглянулся на дом. Окна его были расположены высоко над землей и закрыты изнутри шторами. Даже если кто-то наблюдал из дома за пришельцами, они его видеть не могли.

– Ну, что выросло, то выросло, – заметил Гуров. – Давай, Илья, стучись к своему бате. Только погромче стучись, чтобы ошибки не вышло.

Он сделал знак Самохину, чтобы тот обошел дом кругом. Тот немедленно скрылся. Гуров и Крячко следом за Ильей поднялись на крыльцо. На двери темнела кнопка электрического звонка. Илья протянул к ней руку, но потом, словно испугавшись, отдернул ее и недоверчиво потрогал ручку двери. Створка с тихим скрипом отворилась. За ней оказался темный коридорчик, в котором на самом виду стояли старые болотные сапоги.

– А твой батя не любит запирать двери! – констатировал Крячко. – Я это за ним давно заметил. Где не появится, везде все нараспашку. Не слишком-то он осторожен.

– Значит, нам надо быть поосторожнее, – заметил Гуров. – Давай, Илья, потихоньку, без сюрпризов.

Парень пожал плечами и вошел в сени. Дальше была еще одна дверь, которая тоже оказалась незапертой. За ней обнаружился еще один коридорчик, из которого направо был выход на кухню. Это была просторная квадратная комната, обставленная современной и, видимо, очень дорогой мебелью. В центре располагался обеденный стол. Скатерти на нем не было. Зато во множестве стояли водочные бутылки, большей частью уже пустые. А возле стола на резном массивном стуле сидел человек. Он спал, уронив голову на грудь. В воздухе стоял отчетливый запах перегара.

– Отец! – потрясенно сказал Илья.

Гуров был уверен, что человека, сидящего у стола, будить теперь придется с пушками и барабанами или же вымачивая в ледяной воде. Но, к его удивлению, едва заслышав посторонний голос, спящий человек, не раскрывая глаз, наклонился и мгновенно выудил из-под стола двуствольное ружье.

Кажется, он и в ход пустил бы его так же – с закрытыми глазами, но внимательно следивший за происходящим Крячко тут же навалился на него сверху и, сдавив ручищами как клещами, тут же пресек дальнейшую активность.

Человек, однако, сдался не сразу – мыча и извиваясь, он попытался высвободиться из медвежьих объятий Крячко, и тогда тот попросту вышиб из-под него стул. Ликостратов грохнулся на пол, раскинув руки и потеряв ружье. И тут же открыл глаза.

Взгляд у него был не то чтобы очень пьяный, но порядком очумелый. И все-таки он реально оценивал обстановку, потому что, обведя глазами помещение, еще не встав с пола, растроганно произнес:

– Сынок!

Крячко пожал плечами и отошел в сторону, небрежно поигрывая ружьем. Илья бросился к отцу и помог ему подняться на ноги. Тот обнял сына дрожащими руками.

– Сынок! Ты нашел меня! – восторженно пробормотал он. – За это надо выпить!

Он обернулся к столу, и тут до него дошло, что сынок не один его нашел. Последовала немая сцена, в течение которой Ликостратов-старший пытался осмыслить увиденное. Сначала на его лице была написана тревога, но потом, махнув рукой, Ликостратов сказал:

– Что-то я вас, мужики, не помню! Но все равно… Присаживайтесь!

Гуров молча смотрел, как Ликостратов поднимает стул и старательно устраивает на нем свою задницу. Отец и сын были похожи – оба высокие и жилистые, только у старшего было побольше морщин на лице и поменьше волос на голове.

Наконец Ликостратов уселся и с недоумением посмотрел на сына:

– А ты что же? Э, постой… Что у тебя с физиономией? Кто тебя так отделал? Эти скоты? У-у, мрази!..

Илья обеспокоенно посмотрел на Гурова. Тот предостерегающе поднял ладонь, а потом придвинул к столу второй стул и сел рядом с Ликостратовым.

– Моя фамилия Гуров, – сказал он. – Полковник Гуров, старший оперуполномоченный по особо важным делам. Давно вас разыскиваю, господин Ликостратов! А нашел вот только благодаря вашему сыну.

Ликостратов поднял на него мутные глаза и потрясенно спросил:

– Илья сказал вам, где я?!

– Ну, раз мы здесь, – усмехнулся Гуров.

– Это невероятно! – пробормотал Ликостратов. – Сын меня предал…

– Сначала его предали вы, – спокойно заметил Гуров. – Неужели вы не понимали, что Квадрат отыграется на нем? Видите следы побоев на его лице? Его били, чтобы узнать, где вы прячетесь. Боюсь, в конце концов вашего сына просто бы убили. Как и вашу бывшую жену, между прочим. Скажите лучше нам спасибо, что мы их освободили.

– Вы? – опять удивился Ликостратов. – А, ну да! А меня, значит…

– Да, вас мы должны задержать. Как подозреваемого в убийстве гражданина Мамаева. О прочих ваших художествах, вроде торговли животными, речи пока не идет… Но суть не в этом. От наказания вам все равно не уйти, Сергей Степанович, суть в том, чтобы по возможности уменьшить это наказание. Вы, в конце концов, не киллер, не бандит с большой дороги. Надеюсь, не откажетесь сотрудничать со следствием? Мы хотим знать все, что с вами произошло.

– Надо рассказать, отец! – хмуро добавил Илья.

Ликостратов некоторое время молчал, пристально глядя на него. Потом вдруг поднялся и, сказав: «Минуточку!», выскочил во двор. Подойдя к окну, Гуров увидел, как Ликостратов вытягивает из колодца ведро воды и махом выливает себе на голову.

Вернулся он мокрый, но почти свежий, с ясными глазами, опять сел за стол и, сцепив пальцы, заговорил:

– Это очень поганая история. Поганая с начала и до конца. И рассказывать ее я не стал бы даже лучшему другу, а тем более ментам. Но вам расскажу, потому что виноват перед сыном. Я расскажу, а там делайте со мной все, что хотите. Илью только пожалейте. Молодой он, ему все еще поменять можно. И учтите, он к моим делам отношения не имеет. Зверушек возил – это был грех, а все остальное к нему не относится.

– А мы на него лишнего вешать не собираемся, – сказал Гуров. – Наоборот даже.

– Ну, тогда поехали, – сказал Ликостратов, глядя в стол. – С чего начать-то?