— Вы — главный редактор? Тогда я к вам.

Он достал из кармана удостоверение и, развернув его, поднес к самому носу мужчины.

— Здравствуйте… — несколько растерянно ответил тот, окидывая нежданного гостя недоуменным взглядом. — А… Вы… По какому вопросу?

— Меня интересует случай с вашим бывшим журналистом Карским — Гуров доброжелательно улыбнулся, однако редактор ответил на это чрезвычайно кислой миной.

— Одну минуточку можно? — просительно произнес главный газетчик и, обернувшись к стоявшему поодаль мужчине, сердито прикрикнул: — Самсонов, забери свою сочиняйку и полностью ее переделай. Мне нужен материал, а не набор каких-то слов. Быстро давай!

Мужчина с унылым видом потащился к кабинету с табличной «Корреспонденты».

— Прошу! — отступив назад, главный редактор изобразил приглашающий жест.

Они сидели за столом в его кабинете и, отпивая чай, оперативно приготовленный секретаршей, обсуждали события двухлетней давности. По словам хозяина кабинета, назвавшегося Григорием Анатольевичем, Михаила Карского он всегда ценил и поддерживал, несмотря на его «фрондерские закидоны». На вопрос Льва, что именно он имеет в виду, его собеседник глубоко вздохнул и развел руками.

— …Видите ли, мы живем в реальном, материальном мире, и это все определяет, — заговорил он тоном философа, глядя куда-то в окно. — Да, если исходить из высоких нравственных принципов, мы обязаны давать информацию, так сказать, невзирая на обстоятельства и лица. Но жизнь есть жизнь, и она вносит свои коррективы. Скажем, тот же Миша Карский… Кстати, это его творческий псевдоним. Настоящая фамилия — Курохватов. Он ее всегда немного стеснялся и поэтому сменил на более благозвучную. Так вот, он был ярым принципиалистом и писал открытым текстом такое, что нас то и дело вызывали в суд.

— Что, были проигранные дела? — поинтересовался Гуров.

Его собеседник в ответ отрицательно качнул головой. Но, по словам Григория Анатольевича, были не только иски. Непримиримость Карского очень сильно раздражала немалую часть региональной власти. А это было куда серьезнее частного иска какого-нибудь строительного магната, в деятельности которого принципиальный журналист выявил элементы мошенничества при строительстве жилья.

— …Вот и с этим Лазурным Садом он создал газете немало проблем, — главный редактор говорил с горечью и досадой. — Я не знаю, кого именно он там задел, но наезд на нас был мощнейший. Представляете, целая сеть городских киосков вдруг расторгла с нами договоры и отказалась реализовывать нашу газету. Стали уходить самые крупные рекламодатели… А еще областной бюджет вдруг прекратил наше финансирование, и мы не получили давно обещанную нам машину. А те, что у нас есть, не выходят из ремонта. По сути, нам полностью перекрыли кислород.

— И тогда вам посоветовали расстаться с Карским и написать опровержение… — Лев понимающе кивнул. — А можно узнать, кто именно это подсказал? Хотя, думаю, сказать не можете. Хорошо. Тогда попытаюсь догадаться сам. Кто-то из министерства печати и информации?

Грустно усмехнувшись, его собеседник чуть заметно кивнул в знак согласия, хотя вслух сказал нечто иное:

— По этому поводу абсолютно ничего сказать вам не могу. Кстати, содержание нашего разговора мне следует сохранить в секрете?

— Ни в коем случае! — Гуров рассмеялся и изобразил широкий жест. — Я буду вам очень признателен, если о моем визите к вам узнает максимальное число людей. Можете даже опубликовать критический материал о грубости столичного опера, рассказать, будто я вам угрожал, требуя восстановить на работе Карского, что обещал весь регион поставить на уши, что грозился найти тех, кто, по моему мнению, действует в ущерб интересам России и «порвать их как тузик грелку»… Вот примерно так!

Ошарашенно похлопав глазами, главный редактор тоже рассмеялся. Покрутив головой, он негромко сказал:

— Вас понял! Завтра же в газете такая информация будет. Сделаем все как надо!.. А Карского, кстати, я не увольнял. Когда начались все эти подлые подковерные штучки-дрючки, он сам подал на расчет. Так что, если надумает вернуться — примем без вопросов.

Выйдя из редакции, Лев услышал звонок своего сотового телефона. Стас сообщил, что за ним заезжать не стоит — он уже в гостинице, доехал туда на такси. Сев в машину, Гуров первым делом глянул в зеркало заднего вида и тут же заметил не так давно мелькнувшую позади «четырнадцатой» синюю «Шкоду». «Чешка» была припаркована метрах в полусотне от их авто и поставлена с таким расчетом, чтобы можно было без помех стартовать и немедленно отправиться в погоню.

Достав телефон, он связался с Вольновым и вкратце сообщил ему о машине предполагаемых соглядатаев. Тот пообещал немедленно связаться со своими местными коллегами и поручить им проверку этой машины по части ее персональной принадлежности.

— …Брать их не думаешь? — поинтересовался Александр.

— Нет, пусть пока за мной помотаются, пусть думают, что я их не замечаю, — с оттенком иронии в голосе пояснил Гуров. — Сейчас, скорее всего, за мной таскается мелкая шушера. А вот завтра, мне так кажется, может подгрести рыбешка и покрупнее. Так что спешка тут ни к чему.

Когда «четырнадцатая» остановилась у «Тобола», он отпустил шофера на время обеда, распорядившись подъехать не позже тринадцати часов. Поднявшись на просторное крыльцо, Лев вгляделся в зеркальное стекло гостиничного вестибюля. Синей «Шкоды» ни вблизи, ни в отдалении заметно не было. Зато появилась белая «Ауди». Гуров и сам не понимал, почему именно эта машина бросилась ему в глаза, хотя в той стороне было достаточно и других авто. Но чувствовал: это шпики.

Они со Стасом подкрепились в гостиничном кафе и отправились в тот же скверик, где были ранним утром. Сидя на скамейке в тени большой белоствольной березы, опера обсудили итоги своих встреч.

Выслушав Льва, Крячко рассказал о своей встрече с Михаилом Карским. Когда он поднялся на четвертый этаж и позвонил в одиннадцатую квартиру, Михаил оказался дома, хотя уже собирался куда-то ехать. Появление крепкого, плечистого незнакомца в потертой кожаной ветровке он вначале воспринял настороженно, но затем, убедившись, что это и в самом деле опер, прибывший из Москвы, кому-то позвонил по телефону и перенес намечавшуюся встречу. Пригласив гостя пройти в залу, он объявил, что согласен ответить на все его вопросы.

Как рассказал Михаил, он и в самом деле добровольно ушел из газеты, чтобы от редакции отстала «стая подковерных злыдней». Уехать из города ему пришлось по той простой причине, что после тогдашнего скандала ни в одно издание города и области его брать уже не решались — его таинственный гонитель оказался вездесущ, как Фантомас, и всемогущ, как бюро бывшего обкома партии. Какое-то время поработав в Омске (а вовсе не в Иркутске или Новосибирске, как сказала Лина), этим летом Михаил решил вернуться назад. С одной стороны, соскучился по родному Барнаулу, а с другой…

Как оказалось, в ту пору у него здесь была невеста, с которой они собирались пожениться, с которой строились какие-то планы. Но еще до его ухода из газеты все его планы рухнули по причине пустячной ссоры. В Омск Михаил уехал, даже не простившись. Однако полгода назад, случайно встретившись с Катей в поезде, он понял: себя не обманешь. Да и она за это время многое переосмыслила. Поэтому они решили быть вместе и уже никогда больше не разлучаться.

На вопрос Станислава об источниках информации о происшествиях в округе Лазурного Сада Карский ответил откровенно: он пообещал людям полную конфиденциальность и слова нарушить никак не может. Однако пояснил, что этот коттеджный поселок и в самом деле в последние годы стал каким-то осиным гнездом, где постоянно происходят какие-то не очень хорошие, а то и вовсе скверные истории. Было несколько случаев бесследного исчезновения людей, случались пожары. В том числе и с человеческими жертвами.

— …Ну и что ж там за упырь такой мог завестись? — спросил Крячко, внимательно слушавший Михаила. — Неужели нет хоть каких-то предположений?