Курочкин снова промолчал. Говорить ему или не говорить об убийстве Копытина, размышлял Гуров. Нет, решил он, этим фактом его к откровению сейчас не подтолкнуть. Его самого пытались убить, а уж впечатления от смерти другого явно не так ярки, как впечатления от своей, которой ты чудом избежал. Ладно, пусть пока помается здесь. Мы сейчас кое-что проверим и без него.

Подойдя к двери, Гуров открыл ее, позвал охранника и велел увести Курочкина. Когда они отдалились на приличное расстояние в конец коридора, Гуров окликнул охранника, топтавшегося рядом с осужденным, мывшим полы в коридоре.

– У вас в комнате для допросов грязища! – разыграл возмущение Гуров. – У меня сейчас еще один допрос, а у вас там свинарник. Пусть этот задохлик помоет там полы!

Охранник с готовностью закивал, что-то проворчал мужичку в тюремной робе, и тот, подхватив швабру и ведро, потрусил в сторону Гурова. Подойдя ближе, заключенный пару раз бросил взгляд на Гурова, вежливо произнес привычное и обязательное: «Здравствуйте, гражданин начальник» – и прошмыгнул в комнату. Гуров еще раз огляделся по сторонам и вошел следом. Дверь со стуком закрылась.

Заключенный испуганно обернулся. Да, этот тоже в страхе живет, подумал сыщик. Сами они вокруг себя и сами себе гадят, а потом боятся, потом живут в постоянном страхе. И ведь знают, что нельзя, знают, что нарушают закон, так нет, гадят и боятся возмездия. Не знал бы, что ученые уже докопались до пристрастия к преступлениям на хромосомном уровне, продолжал бы удивляться.

– Ну здравствуй, Свистун, – сказал Гуров, сложив руки на груди и уперевшись плечом в дверной косяк. – Как поживаешь?

– Здрасте, Лев Иваныч. – Уголовник подобострастно поклонился. – А я вас сразу узнал. Как вы по коридору еще шли.

– Ну, раз узнал, значит, понимаешь, зачем я тебя позвал.

– Ага! – обрадованно закивал уголовник. – Полы вот велели тут помыть.

– Помоешь потом, – кивнул сыщик. – Для конспирации. А пока расскажи мне, что за фокус сегодня ночью провернуть пытались в 36-й камере.

– Так там же, Лев Иванович, подследственные сидят, а я вроде как осужденный, мне с ними по внутреннему распорядку…

– Заткнись, Свистун, – поморщился Гуров. – Я тебя устал слушать еще в прошлом году. Кто это тебе такую точную кличку прилепил? Свистун, ты свистун и есть. Лучше бы я тебя тогда пристрелил при попытке к бегству.

– Че это вы, Лев Иваныч? – Свистун даже чуть присел на подогнувшихся ногах. – Зачем такое говорите?

– Я ведь могу и не говорить. Могу молча сдать тебя твоим подельникам. Думаешь, мы по доброте душевной тебя в колонию не отправили?

– Я это, – с готовностью заговорил Свистун, – про то дело могу сказать одно. Что маляву на него получили, на этого… Не знаю уж, как его зовут. И палача подсадили. Вы ж, Лев Иваныч, знаете, как такие делишки обделываются. Пришел парнишка с зоны, повязанный. Проходит месяц, два. Его находят братки, предъявляют, значит, по полной, а потом заданьице. Сесть в СИЗО и замочить того, на кого укажут. И себя, значит, чтобы ментам, простите, не сдать заказчика. Он мелочовку совершает, склонность к бегам демонстрирует, его хлоп следак и арестовывает…

– Знаю я все это, – оборвал словоохотливого уголовника Гуров. – От кого заказ, по какому делу?

– Этого даже смотрящий в камере не знает, – развел руками Свистун. – Как на духу, Лев Иваныч!

– А кто там в 36-й камере смотрит?

– Там этот… Ваха Большой!

– Вахтанг Горидзе?

Свистун пожал плечами, давая понять, что, кроме клички, он ничего не знает. Как его там зовут по паспорту, в воровской среде никому не интересно.

– Ладно, помой тут полы, чтобы вопросов к тебе не было.

Гуров вышел из комнаты и отправился искать местного оперативника. Контролеры сказали, что видели капитана Васильченко, когда он входил в медицинский блок. Старшего оперуполномоченного Гуров нашел за чаем в кабинете старшей медсестры, приятной молодой женщины в обтягивающем халатике с глубоким вырезом. Васильченко, уже знавший, кто такой Гуров, поспешно вскочил со стула.

– Пардон, мадам, – хмыкнул Гуров в сторону женщины и кивнул Васильченко, чтобы тот шел за ним.

– Слушаю, товарищ полковник, – откашлявшись, изрек капитан, когда они вышли в холл медицинской части.

– Нравится? – Гуров подмигнул и кивнул в сторону кабинета.

– Приятная женщина, – осклабился оперативник и тут же согнал с лица улыбку, увидев холодные глаза полковника.

– А работать здесь, погоны носить вам нравится? – уже иным тоном спросил Гуров. – В рабочее время, даже не в обеденный перерыв, устраиваете себе посиделки в дамском обществе. А должны землю носом рыть! У вас ЧП в камере. У вас в камеру попадают записки к подследственным. У вас в камеры передают заточки. У вас подследственный имел при себе ампулу с ядом. У вас подследственного пытались убить. Умышленно, по заказу.

– Я установлю, откуда в камеру попали…

– Вы хоть знаете, как проводится проверка передаваемых сюда посылок для подследственных:

– Так точно! – с каменным лицом исправного служаки ответил Васильченко. – В соответствии с приказом № 189 от 14.11.2005 г. «Об утверждении правил внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы». Хлебобулочные изделия разрезаются на части. Жидкие продукты переливаются в подменную посуду. Консервы вскрываются и перекладываются в пластиковые контейнеры. Рыба разрезается на части. Сыры, сало, колбасные и мясные изделия разрезаются на куски. Сыпучие продукты пересыпаются. Пачки сигарет и папирос вскрываются, сигареты и папиросы ломаются представителем администрации. Конфеты принимаются без оберток, разрезаются на части.

– Молодец, – похвалил Гуров презрительно. – Выучил. Еще бы неплохо следить за тем, что все это выполняется. Значит, так, капитан. Перетрясти всех обитателей 36-й. Хоть наизнанку выверни, но без нарушения закона. Мне нужно знать, от кого поступила малява с воли. Может знать Ваха Большой, который тоже сидит в 36-й. Кстати, он за какие грехи сюда попал?

– Не знаю… Я уточню, товарищ полковник!

– Уточни. Я тебе сегодня перешлю со своим помощником компру[9] на Ваху. Не ахти что, но прижать можно. Вытряси из этого смотрящего все. Он может знать, что за заказ, в связи с каким делом Курочкина хотели убить.

– Он может не знать, товарищ полковник, – вставил Васильченко. – В их среде тоже бытует поговорка, что меньше знаешь – крепче спишь. Как правило, в малявах в подобных случаях пишут только указание, кого конкретно убрать. Если присылают палача, то и информацию на палача. Ваха мог не знать сути претензий к Курочкину.

– Я это все и без тебя знаю, – поморщился Гуров. – Нам надо использовать все шансы.

Терпеливый и сосредоточенный Бойцов ждал Гурова в приемной Орлова. Сыщик заглянул, махнул рукой участковому и быстрым шагом пошел к своему кабинету. Бойцов догнал его и пошел рядом.

– Значит, так, Сашок! Сейчас я тебе дам одну папочку. И скажу, какие страницы отксерокопировать. Ксерокопии отвезешь старшему оперуполномоченному оперативного отдела СИЗО капитану Васильченко. Держись с ним уверенно. Я сказал, что ты мой помощник, так что ты для него представитель вышестоящего штаба, и не смотри на его капитанские погоны. Построже с ним.

– А что за папка?

– Полезная информация для Васильченко, с помощью которой можно придавить одного авторитета. В СИЗО сегодня ночью чуть не убили Курочкина.

– Опа! Вот это да!

– Да-да, Сашка. Все очень серьезно, раз кто-то пошел на такие меры. Очень близко мы подошли уже к этим ювелирным украшениям. И Курочкин где-то близко к ним.

– Значит, Курочкин точно обладает нужной нам информацией!

– Точно, но ты не кипятись, – отпирая дверь кабинета, сказал Гуров.

– Вы допрашивали уже его?

– Только прощупал. Он напуган страшно. В ступоре. Нам нужны еще рычаги, чтобы надавить на него. И Курочкин сейчас не самое важное для нас. Важнее попробовать получить информацию о заказчике покушения на Курочкина. Вот ты и отвезешь рычаги для Васильченко. Что по списку прежних жильцов дома в Горчакове?