Гуров внимательно следил за лицом Гординой.

– Ужасно! – вместо ответа растерянно произнесла она и всплеснула руками. – У меня в голове это не укладывается!

– И тем не менее это так. Значит, вы ходили на прием к Винникову?

– Да, – прокашлявшись, подтвердила Гордина.

– Расскажите, в связи с чем?

Екатерина с минуту сидела молча, машинально отрывая листочки с набора желтых стикеров, потом ответила:

– А я-то думала, что все это забыто и похоронено… Ладно! – Она тряхнула головой, отчего ее пышные волосы заплясали по плечам, и стала говорить отрывисто, короткими фразами: – Я жила в Зеленограде. Работала в одной фирме. В рекламном отделе. Часто возвращалась домой поздно. Дорога была малолюдной. Однажды я услышала сзади чьи-то шаги. Меня догонял человек. Я не придала этому значения, пока он не ухватил меня сзади за горло. Я не могла закричать. Но так как с детства занималась спортом, мне удалось ударить его под дых и вырваться. Я убежала.

Гордина замолчала, глядя в сторону, губы ее мелко дрожали.

– Почему вы не заявили в полицию? – спросил Гуров.

– Я… не знаю. Зачем? Я его не видела, опознать все равно бы не смогла. И потом, он ничего мне не сделал.

– И вас не смущало, что он нападает и на других женщин?

– Тогда… тогда этих случаев еще не было. Он напал на меня первую. А может быть, и не он. Кто теперь это знает?

– Я это знаю, – спокойно сообщил Гуров. – Почему вы пошли к Винникову?

Екатерина, кажется, смутилась. Она взяла лежавший на столе карандаш и сжала его в пальцах. Карандаш издал глухой звук и переломился, и Гордина с досадой швырнула его в мусорную корзину.

Затем она вскочила из своего кресла и стала ходить по кабинету. Потом посыпались фразы – такие же короткие, отрывистые, произнесенные очень нервным тоном:

– Я боялась. Я стала бояться. В меня вселился страх. Это было сильнее меня. Я ничего не могла с собой поделать. Каждый раз, когда я выходила на улицу, этот страх сковывал меня! Я говорила себе, что это все глупости, что никто на меня больше не нападет, что я физически сильный человек, что у меня в кармане баллончик с нервно-паралитическим газом! Но все было напрасно. Необъяснимый страх парализовывал меня. Это было тем более странно, что до этого случая я ничего не боялась. Я ведь, несмотря на внешнюю хрупкость, очень сильна физически. И вдруг после такой ерунды! Он ведь не избил меня, не изнасиловал, даже ничего не украл! Мне не помогали ни успокоительные, ни сеансы релаксации, на которые я записалась за весьма приличные деньги. И когда я от кого-то услышала о докторе Винникове, то пошла в его клинику. И вот только Юрию Александровичу удалось победить живущий во мне страх. Я… Я не знаю, что он со мной делал, но он сумел погрузить меня в такое состояние, из которого я вышла другим человеком. Страх исчез. Он больше не мучил меня! Понимаете? Юрий Александрович совершил чудо! Можете смеяться, но и дальше в моей жизни все стало складываться удачно. Я познакомилась с Виктором, вышла замуж и уехала в Москву. Но Юрия Александровича всегда вспоминала с большой благодарностью. Я не верю в то, что он маньяк-убийца! Вы сказали, что его убил мой муж? Это какая-то ошибка!

– А ваш муж посещал когда-нибудь Винникова? Он был с ним знаком? – спросил Гуров.

– Нет, – ответила Гордина с легким удивлением. – Никогда.

– Он не был на вашей свадьбе?

– Винников? Вы с ума сошли! – рассмеялась Гордина. – Юрий Александрович не посещал никаких мероприятий, да еще имеющих отношение к его клиентам! Он относился к нам как… как к испорченным изделиям, поврежденным вандалами, которые нужно поправить. Словно мастер, который должен вылепить из старой вещи новую – произведение искусства!

Она остановилась в центре кабинета, переведя дух и прервав свою горячую, местами высокопарную речь.

– Вы точно установили, что это Винников? – еще раз спросила она.

– Можете не сомневаться, – кивнул Гуров. – Когда вы уехали из Зеленограда?

Гордина, вспоминая, закатила глаза.

– Полтора года назад, – ответила она.

– А через восемь месяцев оттуда уехал Винников. Вы информировали его о том, куда собираетесь?

– Господи, конечно же нет! К моменту переезда в столицу мы вообще с ним больше не общались! Юрий Александрович сделал свое дело, и сделал блестяще, и на этом мы расстались с взаимным пожеланием счастья!

У Гординой в сумке зазвонил телефон. Извинившись, она достала его и ответила на звонок:

– Да! Ты уже здесь? А я думала, ты будешь ждать меня дома. Да, хорошо. Я уже скоро выхожу.

Крячко, поняв, что основной этап беседы закончен, не прощаясь, вышел из кабинета, предоставив разбираться с Гординой Гурову.

Лев Иванович смотрел на Екатерину, которая от воспоминаний, разбередивших душу, выглядела сейчас неважно. Руки ее подрагивали, и она постоянно засовывала их под мышки. Она снова стала ходить по кабинету туда-сюда, не выпуская из рук телефона и постоянно поднося его к глазам, глядя на время.

– Я ответила на все ваши вопросы? – спросила она. – Меня внизу дожидается муж… Он же имеет право перемещаться по городу? – с нажимом спросила она.

– Имеет, – кивнул Гуров, поднимаясь и выходя из кабинета Гординой.

Спускаясь по лестнице, полковник услыхал доносившийся из сквера шум, за которым последовал громкий возглас Крячко:

– Стоять! Василий Палыч, стойте!

Гуров опрометью бросился по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек. Через пару мгновений он был уже в сквере и бежал туда, откуда доносился крик Крячко:

– Василий Палыч, поднимите руки! Не делайте глупостей!

Гуров отчетливо слышал собственное дыхание и стук колотящегося сердца. Быстро добежав до середины аллеи, он увидел в темноте направленный прямо в какую-то бесформенную кучу луч фонарика Крячко и в два прыжка достиг ее. На земле боролись два человека. Гуров вцепился в одного из них и принялся его оттаскивать. С другой стороны подоспел Крячко. Мужчина оказался очень сильным, однако Гурову все-таки удалось отодрать его руки от горла лежащего на земле человека. Оттаскивая его в сторону, Гуров увидел искаженное яростью лицо Василия Павловича Кожухова.

На земле остался сидеть человек, который хрипел, обхватив собственное горло, сдавленное рукой Кожухова. Крячко подхватил его за плечи и помог подняться.

– Да, зря мы тебя отпустили, – с сожалением констатировал он. – В камере-то, пожалуй, надежнее было, а? Вот давай-ка мы тебя туда и возвратим.

По аллее навстречу им шла Екатерина Гордина.

«Прямо дежавю какое-то затянувшееся», – тоскливо подумал Крячко, держа Виктора Гордина за руку. Гуров крепкой хваткой вцепился в Кожухова. Старик тяжело дышал и не спускал с Гордина полного ненависти взгляда.

– Что здесь происходит? – издали задала вопрос Екатерина, прибавляя шаг.

Крячко уже усаживал Виктора в машину.

– Да что же это такое?! – крикнула Екатерина, в отчаянии глядя на Гурова и едва сдерживая слезы.

– Можете проехать в Главное управление, Екатерина Викторовна, – ответил Гуров. – Сейчас я ничего не стану объяснять.

И снова переключился на Кожухова.

– Вам придется проехать с нами, Василий Павлович, – сказал он.

– А это пожалуйста! – зло сказал старик. – Могу лично признание написать в изъявлении желания преднамеренного убийства!

– Нет такой формулировки, – покачал головой Гуров, садясь за руль рядом с Кожуховым и трогаясь с места.

Допрос Гуров начал сразу же по прибытии в главк. Оставив Кожухова на попечение Крячко, он занялся Гординым.

– Вы были знакомы с Винниковым Юрием Александровичем? – задал он первый вопрос.

Гордин отрицательно покачал головой.

– Вы делаете очередную ошибку, Гордин, – заметил Гуров. – Не стоит отрицать того, что легко можно доказать.

– Ну так докажите, – спокойно сказал Виктор.

Гуров протянул руку и щелкнул мышью. В кабинете отчетливо стал слышен голос:

«Еще в школе они надо мной смеялись, не считались с моим мнением и вообще не воспринимали как человека. Это было ужасно. Постоянное одиночество, слезы… Как же мне хотелось отомстить! Отомстить всем этим девочкам, которые беспечно хохотали…»