С другой стороны, если причиной перевода Игоря не была реальная ссора, инициировать подобный акт извне могли только очень важные люди.
Что все это могло означать? Эти самые «важные люди», узнав, что Игорь «не справился» и может «заложить», убрали его, а потом, для верности, — заодно и будущего тестя?
Что могла узнать Ольга из подслушанного разговора отца с Витей Каретой? Наверняка что-то, касающееся смерти Игоря. О чем они могли говорить? Витя разъяснил Рябову, как состоялось это «самоубийство», и пригрозил, что и с ним самим могут поступить также. Или…
И тут в голове полковника мелькнула догадка, одновременно и невероятная, и объясняющая все «необъяснимое».
Что, если заказчиком в деле Игоря был сам Рябов? Конечно, речь шла о возлюбленном его дочери, и он не мог не понимать, что смерть молодого человека будет для нее жестоким ударом. Но с другой стороны, если махинации, которые он осуществлял через Прыгунова, были действительно серьезными, и раскрытие их грозило необратимыми последствиями для его безупречной карьеры, игра, наверное, стоила свеч.
«Хороших парней» на свете много, а жизнь у него, Дмитрия Рябова, только одна. И провести остаток ее за решеткой он наверняка не хотел. Дочка погорюет да и успокоится, другого себе найдет. А если Игорь не выдержит испытаний тюрьмой и его «заложит», этого уже ничем не поправишь.
Если из подслушанного разговора Ольга Рябова узнала, что любимый папа заказал убийство любимого жениха, итог в виде таблеток, запитых водкой, не только объясним, но даже логичен — молодой и чувствительной девушке не захотелось оставаться в мире, где происходят подобные вещи.
Кроме того, если заказчиком убийства Игоря Прыгунова был Рябов, это еще раз, пускай и косвенно, указывало на то, что его собственное «самоубийство» — тоже заказ.
Если холодный расчет у чиновника возобладал даже над чувствами единственной дочери, значит, Рябов не только не был истеричным неврастеником, от любой незначительной неприятности готовым пустить себе пулю в лоб, а оказался даже еще более «сдержанным», чем можно было предполагать. Заказывая жениха, он догадывался, что дочка расстроится, но решения своего не изменил. И, похоже, умер, так и не узнав, что тайна его раскрыта.
Тот факт, что Рябов мог оказаться заказчиком убийства Прыгунова, вводил новые возможные персоналии в круг подозреваемых по его собственному убийству.
Кроме кого-то из «вышестоящих», опасавшихся, что Рябов может их «сдать», в его смерти могли быть заинтересованы близкие Прыгунова, желавшие отомстить.
И это новое появившееся направление необходимо было тщательнейшим образом отработать.
— …так что порядок он нам обеспечивал, а как уж они там между собой разбираются, это мы, честно тебе скажу, даже и вникать особо не стремились, — между тем говорил Гена.
— Да? Что ж, какая-то логика есть. Послушай, Гена, а к вам когда этого Игоря направляли, в сопроводительных документах адрес проживания, наверное, указывался?
— Само собой.
— Ты не мог бы для меня поискать? По старой дружбе.
— Хочешь родственникам соболезнование выразить? — усмехнулся Кузьмин.
— Это уж как получится. Но поскольку он и моего дела тоже коснулся, пообщаться с этими родственниками не мешает. Так что посмотришь адрес?
— Наглый ты, Гуров. Беспардонный. Вот скажи, разве я обязан для тебя это адрес искать?
— Нет, не обязан.
— Вот то-то и оно. Ладно, сейчас посмотрю. Если в компьютере есть, можешь считать, что коньяк за тобой.
— Заметано!
В компьютере адрес нашелся, и через некоторое время полковник уже ехал в Одинцово, где находилась квартира Прыгуновых.
Будущий зять высокопоставленного чиновника и человек, занимавшийся «смежными» вопросами по работе, проживал далеко не в таких сказочных условиях, как сам Рябов. Дом с нужным номером оказался древней пятиэтажкой, не знавшей ремонта, кажется, с момента постройки.
Правда, на подъездах, согласно новейшим веяниям времени, стояли кодовые двери. Поэтому, прежде чем попасть «в гости», Гурову пришлось долго и подробно объяснять по домофону, кто он такой и зачем явился.
— О чем еще разговаривать? — раздраженно звучал из динамика женский голос. — Все уж разговоры переговорили. Раньше разговаривать нужно было. А теперь что уж…
— У меня всего несколько вопросов. Откройте, пожалуйста, это не займет много времени, — убеждал в ответ Гуров.
В конце концов, мужская напористость победила, и после характерного «пиликанья» железная дверь открыла проход в подъезд.
Поднявшись на третий этаж, Лев позвонил в квартиру № 123.
Ему открыла пожилая женщина с уставшим, покрытым морщинами лицом и заметной проседью в темно-русых волосах.
— Здравствуйте, Моя фамилия Гуров. Гуров Лев Иванович, — представился полковник, разворачивая удостоверение. — У меня всего лишь несколько вопросов к вам. Уверен, это не займет много времени.
— Проходите, — устало и как-то обреченно произнесла женщина. — Теперь уж все равно.
— Я бы хотел уточнить… простите, как ваше имя-отчество?
— Лидия Николаевна.
— Очень приятно. Лидия Николаевна, я бы хотел уточнить, какие взаимоотношения были у Игоря с Дмитрием Петровичем Рябовым, — произнес Лев, проходя следом за хозяйкой в небогато обставленную комнату. — Если не ошибаюсь, он ведь не только встречался с его дочерью? Правильно? У них были какие-то контакты и по работе? Вы можете что-то сказать об этом?
— Да уж, контакты, — горестно покачала головой Прыгунова. — Век бы их не знать, контактов этих!
— Почему так?
— А потому. Пока не было их, этих контактов, жили себе спокойно, горя не ведали. Да, пускай небогато, зато спокойно. Нормально, как все люди. А как сошелся он с этим Рябовым, так и началось.
— Что началось?
— Все. И домой стал поздно приходить, и нервничать начал. С работы придет — засыпает как младенец. Не успеет голову на подушку опустить, уже спит. Конечно, с утра до ночи вкалывать — это не шутки.
— Игорь много работал?
— Очень много. Если протекций нет, все приходится своим горбом зарабатывать. Вот он и старался. Чтоб зарплату ему повысили, премию платили.
— И платили?
— Платили, а как же. Еще бы не платить за такую работу. Он, считай, домой ночевать только приходил.
— То есть на предприятии Игорь был на хорошем счету?
— Конечно. Только палка о двух концах оказалась. Из-за этого «хорошего счета» и заприметил его этот Рябов. Игорек-то сначала обрадовался — вот, мол, дослужился, внимание на него обратили, покровителя высокого себе нашел. А потом и стала я замечать… неладное. То с работы придет — спит как убитый, а то полночи ворочается, никак уснуть не может. А работать-то меньше не стал. Все так же возвращался поздно. Ночью почти. Работать меньше не стал, а спать совсем перестал. Похудел, синяки под глазами… — Лидия Николаевна смахнула слезу.
— Вы думаете, это из-за Рябова?
— А из-за чего же еще? Ведь после их «взаимодействий» все и началось. Денег стал много приносить. Это, говорит, мама, премия. Но мне-то зачем врать? Я же вижу.
— То есть? В чем именно, по-вашему, заключалось здесь вранье?
— Ну как же? Раньше-то эти премии и до половины зарплаты только по большим праздникам доходили. А тут, ни с того ни с сего чуть не в два раза больше оклада стали назначать. Откуда все это, спрашивается, бралось?
— А действительно, откуда? У вас были какие-то предположения?
— Да какие уж тут предположения? — горестно проговорила Лидия Николаевна. — И без предположений все ясно. Если уж в тюрьму угодил за эти премии, что уж тут говорить.
— То есть получается, что эти деньги Игорь получал не совсем законно?
— Да уж, не совсем. Только одно могу сказать вам точно — не будь этого Рябова, никогда бы с Игорьком ничего такого не случилось. В жизни у него таких склонностей не было. И не в таких правилах был он воспитан, чтобы воровать. Сколько уж говорила, убеждала его, не якшайся ты с чиновником этим, не доведет это до добра. Что у вас может быть общего? Он — важный, мы — простые. Чуть что случись, он сразу в сторону уйдет, прикроется, а ты отвечать будешь. Нас-то ведь прикрыть некому, а известно, когда паны дерутся, чубы болят у холопов больше. Так оно и вышло.