– Так объясни мне, темному скорохвату, к логическому анализу неспособному, – Крячко обиженно засопел, – в чем же потаенный смысл нефтяной аферы? Не говори загадками! Тут ведь не шахматная партия, там фигурки деревянные, у них кровь не льется. А чего у верблюдов – не знаю. Не приходилось как-то дела с ними иметь. Господь миловал.

– Станислав, ты меня не торопи, – извиняющимся тоном ответил Гуров. – Почти, оно и есть почти, на уровне подсознания. Дай мысли созреть, тогда объясню все. Сам под огонь твоей критики полезу! Кроме того, в понедельник я хочу созвониться с парнями из ГУБЭП Службы криминальной милиции МВД. Они мне некоторые детали прояснят. А сейчас давай на бочок. Дружно посопим в четыре дырочки, а то устал я смертельно, голова тяжелая и ни одной приличной мысли в ней нету!

Лукавил Гуров! Крутилась у него мысль в голове, но мысль настолько нестандартная, рискованная, замысел такой авантюрный, что даже с "другом и соратником" он делиться этим замыслом не хотел. Пока, а скорее всего, и в дальнейшем.

"Может быть, – думал Лев, – чуть ли не в первый раз я разыграю этот вариант, не посвящая Стаса, на свой страх и риск. Крячко ведь мою задумку осудит. Очень может случиться так, что он окажется прав. Поэтому помолчим. Но продумаем наш нестандартный ход как следует. Ах, не хочется так жестоко играть против своего! Хотя... Какой он мне "свой", этот Осадчий? Был свой, да весь вышел! Враг он теперь, а с врагом..."

Так и не додумав свою мысль до конца, Лев Гуров уснул.

За окошком слабый южный ветер лениво покачивал белесую муть мельчайших водяных капелек. Щупальца тумана медленно, осторожно оглаживали спящий город, который словно бы растворялся, истаивал в брюхе промозглой январской ночи. Весь мир казался нереальным, словно плод чьей-то болезненной фантазии.

В такие ночи поэты кончают жизнь самоубийством, а негодяи радостно потирают руки, замышляя новую подлость.

Идея Гурова устроить двум истомленным работой сыщикам показательный выходной приказала долго жить, не начав как следует реализовываться.

Еще не успел закипеть поставленный на плиту чайник, еще Крячко только доставал из пачки первую, самую сладкую утреннюю сигарету, как из комнаты раздался громкий, требовательный телефонный звонок.

Лев с удивлением посмотрел на Крячко, тот, пожав плечами, с не меньшим удивлением на Гурова:

– Кому бы мы с утреца понадобились? Номер кто перепутал разве? Или Любаша о нас, грешных, беспокоится?

– Кто про что, – не без ехидства заметил Гуров. – Иди послушай, донжуан ты наш доморощенный, может, впрямь Липатова. Больше вроде бы некому.

Но это оказалась не Липатова.

– Полковник Гуров? – Голос в трубке казался механическим, совершенно бесстрастным, словно не человек, а робот говорил. – Нет, звать его не нужно. Значит, я говорю с полковником Крячко. Внимательно выслушайте, затем передайте своему напарнику. Сегодня около полудня, часа через три, состоится диверсионная акция в станице Усть-Гусельская. Это Сагалаковский район. Группа боевиков Николая Гуреева будет громить подпольный спиртзавод, принадлежащий Андриевскому. Это ответ за вчерашний наезд на Шуршаревича. И формальное объявление войны. Боевики уже в пути. Предотвратить акцию вы не успеете. Сагалаковская милиция тоже – канал связи с Сагалаковом вглухую блокирован с семи утра. Но на последствия можете полюбоваться. Если захотите. Это все.

– Кто вы такой?! – раненым медведем взревел Крячко.

Отбой. Только короткие гудки в трубке.

Гуров оценил ситуацию мгновенно:

– Это – жест отчаяния! Нас любой ценой хотят сбить со следа, не останавливаются даже перед развязыванием криминальной войны. Или ее талантливой инсценировки, – говорил он Крячко, лихорадочно одеваясь. – Наш номер знали только в ГУВД! Да еще Любаша. Срочно позвони ей, узнай, не давала ли она кому этот номер! Хотя нет, конечно же, нет!

Крячко, поговорив с Липатовой с минуту и строго-настрого приказав ей сидеть все воскресенье дома и носа за дверь не высовывать, коротко кивнул. Никому она телефон сыщиков не давала.

– Голос не Осадчего, я бы узнал.

– Конечно, не его. Это с самого верха звоночек. Не от бандитов, нет! Это человек кукловода звонил. Не выдержали нервы у режиссера, боится он, что пьеса пойдет не в ту степь. Вот и накручивает... кульминации. Заметь, Осадчего уже не щадя. Ведь только Осадчий мог засветить там наш телефон.

– Так что, поедем? Купимся? Как кот – головой в сапог?!

– Именно. Только поедешь ты один. Меня попутно забросив в одно место. Скорее, Стас! Я тебе по пути все объясню!

– Оружие брать? – мрачновато поинтересовался Крячко, заметив, как Гуров пристраивает в подмышечную кобуру свой любимый десятизарядный "штайр".

– Возьми на всякий случай. Вряд ли тебе "пушка" понадобится, но мне здесь спокойнее будет.

– А мне?! – буквально взвыл Крячко. – Где это "здесь" тебе будет спокойнее со "штайром" наперевес?! Что ты, черт побери, задумал?!

– Все в машине расскажу. Ходу, Станислав, ходу! Сначала рулим на улицу Загородную. Знать бы еще, где она такая, но ничего, найдем! И маленько не доезжаем до дома номер четыре...

Выслушав азартно излагавшего свой план Гурова, Станислав сказал только одно слово:

– Рехнулся!

– Ничего подобного! Мне еще вчера вечером что-то подобное стало мерещиться. Только я сомневался, кого атаковать – Гуреева или Андриевского. Спасибо, позвонили, подсказали.

– А если ты ошибаешься, если Осадчий не сунется к Гробу?

– Сунется. С отчетом. Именно он прикрывает акцию, больше некому. Точно так же, как вчера, но уже с другой стороны, ты оценил юмор? Канал связи с сагалаковскими ментами тоже только он мог блокирнуть. Умно! Покуда сигнал о нападении дойдет до Светлораднецка, до независимых от Осадчего силовых структур, да покуда доберутся до станицы, там только ворон останется ловить. Которые будут с карканьем кружиться над развалинами спиртозаводика! Так что появится у Гуреева Олег Иванович, никуда не денется. А потом некоторое время спустя появлюсь я. Поскольку лезть приходится в осиное гнездо, со "штайром" мне как-то уютнее. Да и приличия ради... неудобно к криминальному авторитету в гости без оружия приходить. Вроде как в библиотеку в плавках явиться. Не принято.

– Так зачем об акции сообщили нам?! И кто?! По твоим словам получается, что ее тайные, настоящие организаторы, в обход Гуреева-Гроба и ссученного подполковника. Сдавая и того и другого с потрохами!

– Таковы ставки в игре. Я тебе еще вчера говорил, нам начнут жертвовать материал, вплоть до тяжелых фигур. Если бы вчерашний налет прошел без сучка без задоринки, то звонка бы не было. И сегодняшнего наворота в станице Усть-Гусельская – тоже. Но оппонент догадался, что я обязательно свяжу Барончика с Андриевским. Тогда он решил превратить дурацкий огрех тупых исполнителей в ловушку, выиграть темп, окончательно нас запутать. Раз москвичи вонзили клыки в группировку Мачо, так кинем им под нос Колю Гроба. Пусть грызут и его. Пусть жрут бандюганов в три глотки. Пусть подавятся ими. Не жалко. Этого добра в России навалом. Пусть приедут к шапочному разбору, на руины, пусть своими глазами посмотрят. Убедятся – да, это Гуреев. Да, пошла свалка. Из-за спирта. И Шуршаревича из-за спирта укокали.

– А ведь прав ты, похоже, – потрясенно сказал Крячко. – Но почему мне надо соваться в долбаную Усть-Гусельскую? Чего я там не видел? Парочку очередных свежих трупов?

– Трупов – это вряд ли. Кого там убивать? Охрана заводика разбежится, как только "быков" увидит. Работяг тем более смысла нет валить. Нет, там попросту все пожгут, покурочат, переломают, после чего, довольные, уберутся восвояси. Твоя задача двоякая. Во-первых – отвлечение. Пусть считают, что мы оба там. В станице. Страсть как люблю, когда враги меня за дурака держат. Смотри сам, от норки нашей мы отвалили вдвоем, высадишь ты меня не у самого гуреевского гнезда, а поодаль, этак тихо и незаметно. Ну, это мы с тобой умеем. Даже если пасут, то хрен чего выпасут! За норкой-то следили, конечно. Или еще проще: позвонит Осадчий сержантику на вахте, поинтересуется – где два московских сыскаря? Уехали? Вдвоем? Вот и славно. Мы же постараемся, чтобы в дальнейшем противник считал, что мы по-прежнему вдвоем.