– Ладно, не беда. Хотя очень симптоматично! Зато мы с Любой, – Гуров благодарно улыбнулся Липатовой, – кое-что в журналах и протоколах любопытное нашли. На бумажном, так сказать, носителе. Вкупе со статейкой нашей вчерашней знакомой получается довольно забавно. Прямо "Веселые картинки".

Он некоторое время молча, задумчиво курил. Затем повернулся к Липатовой, еще раз улыбнулся ей:

– Вы нам, Любовь Сергеевна, уже помогли несказанно! Но говорящий "А" да скажет "Б". Я очень вас прошу: ответьте мне на несколько вопросов. Только честно. Поймите, некоторые, – он иронично хмыкнул, – финансовые и прочие... технические нарушения в работе вашей лаборатории нас не интересуют. Мы с другом – по иному ведомству, нам не до мелочей вроде того, что все ваши сотрудники имели кое-какие... неучтенные доходы. Понимаете, о чем я? Вот и славненько! Так что можете не беспокоиться. Нам бы с убийствами разобраться. И сделать так, чтобы новых не случилось.

– Да я и не беспокоюсь, – Любаша отчаянно покраснела. – Спрашивайте, Лев Иванович.

– Я правильно понял, что экспертизы нефти Беззубова выполняла сама, лично, никому другому не доверяя? Или нет? Почему в лабораторных журналах подписи под результатами только ее, а вот под протоколами – она и кто-то еще? Причем этот "кто-то" все время разный, ваша фамилия там тоже встречается. Даже этот зеленый стажерчик пару раз свой автограф оставил. – Лев помолчал, стараясь точнее сформулировать свой вопрос и пристально глядя в глаза Липатовой. – Что меня настораживает? Такой разнобой вторых подписей плохо вяжется с обязательной экспертной специализацией ваших коллег. Не могут же все прекрасно разбираться именно в нефти, мне во ВНИИСМ немного вашу механику растолковали. Кто-то, скажем, по пищевке, кто-то по лакам и краскам, ну и так далее. Зато прекрасно вяжется с порядком, согласно которому подписей под протоколом должно быть именно две! Что наводит на мысль: вторая подпись, не беззубовская, – это туфта для возможной проверки. Дань традиции. А делала все одна Алина. Что подтверждается рабочими журналами. Так ведь?

– Н-ну, так, – неуверенно ответила Липатова.

Лев грустно, понимающе улыбнулся:

– А ведь не так, Любовь Сергеевна! Во-первых, хороша заведующая лабораторией, которая сама делает черновую работу, да в таких объемах, что втроем не справиться. Чуть ли не еженедельно! Когда же ей заведовать в таком разе? Это все равно, как если бы ее муж, генерал Беззубов, каждый день самолично карманников на рынке ловил. А во-вторых, вы же сами Стасу говорили, что квалификация у Алины Васильевны была, как бы это помягче...

– Да не было у этой надутой идиотки никакой квалификации! – прорвало Любашу. – А руки из... ну, не оттуда росли. Не знаю, как уж она высшее образование получила, а кандидатский-то диплом наверняка купила! Или муженек поспособствовал! Она, извиняюсь, полагала, что термин "аминокислоты" от слова "аминь" происходит, а "сахароза" от розы в сахаре.

Липатова засмеялась, правда, чуть истерично. Затем резко оборвала смех:

– Это я, ведьма злоязыкая, преувеличиваю, конечно. Но ненамного! Никаких экспертиз она не проводила, а данные брала из собственного пальца. Или путем вдумчивого созерцания потолка, а мы... – Женщина нервно закурила. Чувствовалось, что ей стоило немалых усилий договорить до конца то, что она хотела сказать. – Мы ее покрывали. Да, подписывались под этим. Молчали все. Я тоже молчала. Сказать вам, почему?!

– Любаша, Любаша, – успокаивающе заворковал Крячко, кидая на Льва укоризненные взгляды, – ну не стоит так волноваться! Все мы со Львом Ивановичем понимаем, ничуть тебя не осуждаем, подумаешь, грех великий! Ты бы знала, с чем нам по службе сталкиваться доводилось, с какими грехами!.. Ну, отстегивала она вам деньжат, а пикнул бы кто – так под зад коленом, и лети, моя пичужка. Не смей плакать! Не смей, кому сказано! Ты, главное, нам сейчас помоги в этой навозной куче разобраться, и я, хоть и не поп, точно тебе говорю – все грехи спишутся!

Липатова бледно улыбнулась, совершенно по-детски шмыгнув носом.

– Люба, я сейчас задам вам очень важный вопрос, – Гуров взял женщину за руку, успокаивающе пожал ее теплую ладонь. – Ведь вы-то специалист неплохой, так? Да будет вам, не до ложной скромности! Так вот, смотрите: если бы все значения экспертных параметров в журналах и протоколах были – гм-м! – среднепотолочными, начисто высосанными Беззубовой из пальца, то получалась бы, что согласно экспертизе это вовсе даже не нефть, а... ну, не знаю. Сгущенное молоко. Огуречный рассол. Кошачья моча, прости господи. Но вспомните ту кучу бумажек, которую мы сегодня с вами пересмотрели. Как, на ваш взгляд, ведь этого не наблюдается? Ведь именно нефть и ничто иное, так?

– Та-ак, – протянула изумленная тем, что эта мысль раньше не пришла ей в голову Липатова. – Все данные очень грамотно увязываются, словно впрямь кто-то аккуратно промерял. Но ведь не делала она этого, просто не смогла бы! И согласовать высосанное из пальца ей ни за что ума бы не хватило, так откуда же?..

"От верблюда, – мрачно подумал Гуров. – Совсем ерунда осталась, шайтан меня заешь, – этого верблюда изловить. М-да-а, задачка!"

Предельно ясно ему стало следующее: данные экспертиз Алине кто-то диктовал. Но далекая от сыскной работы Липатова упустила не только этот напрашивающийся вывод, но и два исключительно любопытных момента, на которые Гуров тут же "сделал стойку", как охотничья собака на дичь.

Начать с того, что среди подписывающих липовые беззубовские протоколы сотрудников лаборатории не хватало одной фамилии. Бортникова. Не такой уж дремучей дурищей была, видать, покойная Беззубова. Своего зама она подпускать к нефтяной тематике решительно не хотела. Хотя кинула ему кость – работу со спиртом.

Вот теперь представим, что происходит, если Александр Григорьевич проделал тот же логический анализ, что и Лев сегодня, тем более вся беззубовская деятельность происходила у него на глазах. Воспоследовали схожие выводы, причем куда более глубокие, чем у дилетанта Гурова.

Скажем, о личности "верблюда". По пьянке Бортников поделился своими выводами с любовницей, а по-трезвому, но сдуру – с самой Алиной Васильевной. Поставил той жесткие условия: я тоже хочу кушать не просто булку с маслом, а чтоб слой черной икорки поверх масла-то! Почему бы нет, если считать Беззубову всего лишь жадной зарвавшейся дурой, пусть и прикрытой мужем-генералом?

Представим – пока лишь представим! – что, к своему изумлению, Александр Григорьевич обнаруживает после веселого разговорчика с шефиней, что дело придется иметь отнюдь не с грозным милицейским генералом, который в женушкиных махинациях – ни сном ни духом. А с кем-то пострашнее. С кем-то... "от верблюда".

Эх, поймал раз мужик медведя, только собрался в деревню тащить, шкуру, значит, снимать, а косолапый-то не пускает! Что мужику в таком разе с топтыгиным делать, а?!

Вот Александр Григорьевич Бортников и сделал.

Домыслы? Такие домыслы чемодана улик стоят. Потому как больно уж логика четкая. Потому как мотив преступления просматривается насквозь. Идеально произошедшие события в такую умозрительную схемку укладываются.

Пойдем, однако, дальше! Кто мешал Алине Васильевне Беззубовой не светиться своей подписью под липовыми протоколами, а избрать козла отпущения, ту же, к примеру, Липатову? Заставить проверенным методом кнута и пряника подписывать вместо себя данные в рабочих журналах, в протоколах тех же. Беззубова диктовала бы полученные из некоего источника цифры "козлику", а тот бы послушно автографы свои ставил. Что, такая пещерная кретинка покойница была? Не понимала, насколько такой вариант удобнее? Безопаснее, наконец?!

Ага, как же! Все она понимала. Но не она одна. Загадочный "верблюд" этот нехитрый расклад понимал не хуже. Только вот не устраивала его излишняя прикрытость Беззубовой. Как раз наоборот.