– Я бы не стала об этом говорить – ни вам, ни кому бы то ни было еще, – потому что соблюдаю свою часть договора. Но, поскольку смерть Романа все перевернула с ног на голову, к тому же вы все равно в связи с этим все узнаете, расскажу. Так вот, никакой выгоды от смерти Романа я не имею. У нас с мужем заключен договор, по которому я получаю ежемесячное содержание в фиксированной сумме, и никакой дополнительный доход моего мужа на нее не влияет. Более того, я живу в квартире, которая оформлена на моего мужа. Я лишь имею право здесь проживать вместе с дочерью, пока я его жена. Он живет в соседней – в этом же отсеке, за стеной. Но у меня нет ключей от его квартиры, более того, я ни разу там не была!

– Ничего себе! – удивленно покачал головой Крячко. – Почему же такие странные отношения?

Светлана небрежно затушила сигарету в пепельнице, приблизилась к Крячко и, глядя ему в лицо, проговорила:

– А вы еще не поняли? Мой муж – гомосексуалист. И никакая женщина, даже жена, ему не нужна!

Крячко присвистнул, услышав подобное откровение, а Светлана тем временем продолжала:

– Роман Любимов – его постоянный партнер. Об этом знает очень ограниченный круг людей. Леонид до смерти боится, что кто-нибудь узнает о его… сущности, – усмехнулась она. – Мы с ним заключили договор: я создаю ему репутацию нормального человека – он содержит меня и дочь. То есть я для него ширма. Когда, к примеру, происходит мероприятие с его деловыми партнерами, на котором нужно быть с женами, он берет меня с собой. На людях мы создаем видимость счастливой гетеросексуальной семьи, а на деле – мы даже никогда не спали вместе. Наша дочь была зачата искусственным путем: мне просто ввели семя моего мужа, вследствие чего наступила беременность.

Крячко медленно переваривал услышанное. В принципе, какие-то смутные подозрения насчет ориентации Плисецкого мелькали у него в голове. Но, стараясь быть справедливым, он отметил, что вообще склонен относить «к педикам» всех мужчин, которые, по его мнению, выглядят недостаточно мужественно. В Плисецком его смущало наличие жены и дочери. А тут, оказывается, вон оно что…

– Теперь понятно, почему у них на работе все бабы такие страшные, – не слишком уместно вставил он.

– Естественно! Леонид специально таких отбирал. Он же ревновал Романа ужасно! Боялся, как бы тот к женщине не переметнулся.

– Но как же вы согласились на это? – продолжая удивляться, спросил Крячко.

– А что, лучше было на панель идти? – горько усмехнулась Светлана. – Я приехала в Москву из Сызрани. Хотела поступать в институт и, конечно, не поступила. Устроилась на работу в магазин, денег не хватало, в общежитие не пустили, домой возвращаться не хотелось… В общем, банальная история. В принципе, наверное, я так и вернулась бы домой, поджав хвост: стоять на Тверской или Ленинградке мне совсем не улыбалось. Но тут судьба свела меня с Плисецким. У них с Романом тогда был магазин, я в нем работала. Он стал ко мне присматриваться. Поначалу я думала, что понравилась шефу, а потом… Честно скажу, когда он попросил меня пройти обследование в одной клинике, я очень удивилась. Не могла понять, для чего это нужно. Но он заплатил, и я согласилась. Плисецкий был полностью удовлетворен, увидев мои анализы и побеседовав с врачом.

Он искал себе здоровую женщину, которая могла гарантированно выносить здорового ребенка. Я для него была инкубатором. И он прямо предложил мне пойти на сделку. Поначалу я была шокирована, но он дал мне время подумать… И вот пока я неделю сидела на китайской лапше, в убогой комнатке в Бирюлево, которую мы с такими же бедолагами снимали на троих, предложение Плисецкого стало нравиться мне все больше и больше. Не стану утомлять вас долгим рассказом… – Светлана взглянула на часы. – Я согласилась. Через год родила дочь. Сейчас нашему браку двенадцать лет. Все идет своим чередом. Я соблюдаю свою часть договора, Леонид – свою. Я прекрасно знаю о Романе, и мне это не мешает. У меня своя жизнь, деньги, полученные от мужа, я трачу по своему усмотрению – за них он отчета не требует. Согласитесь, что жить в центре Москвы в хорошей квартире, не работать и получать содержание, а взамен лишь помалкивать и не заводить откровенных романов – небольшая плата, верно? Так что смерть Романа мне ничем не выгодна!

– Ой ли? – прищурился Крячко. – А вы не рассчитывали, что в результате ваш муж станет жить с вами нормальной семьей? Как женщины устраняют соперницу, вы устраняете соперника.

– Мой муж никогда не будет жить так, что вы называете нормальной семьей! – заявила Светлана, чуть ли не возмущенно глянув на него. – Надеяться на это просто глупо. И потом, извините, зачем он мне нужен в квартире? Я привыкла жить одна и привыкла делать что хочу. Брак с Леонидом стал бы для меня обузой. Мое существование мне даже нравится. Не надо думать, что я несчастная женщина! По-настоящему несчастные терпят мужа-алкаша, гробятся на рынке за гроши и живут в «однушке» на окраине! А теперь, после смерти Романа, я вообще не знаю, что будет! Я пыталась обсудить с мужем дальнейшие перспективы, но он сейчас в таком шоке, что ничего вразумительного не мог мне сказать.

– За этим вы встречались с ним вчера в спортбаре? – спросил Крячко.

– Вы что, следите за мной? – Плисецкая была неприятно удивлена.

– Нет, так получилось.

– Да, за этим. Я, конечно, надеюсь, что Леонид не даст мне отворот-поворот, хотя с отсутствием отношений с мужчиной ему вроде как и ширма больше не нужна… А может, и нужна. К тому же нас связывает дочь, которую он очень любит. Даже хотел второго ребенка. В общем, не знаю я, что будет дальше, но то, что раньше все устраивало всех – это факт, – заключила она. – А теперь, извините, мне пора.

– Любопытная ситуация, – задумчиво произнес Гуров, когда Крячко закончил свой рассказ. – То есть, по словам Светланы, у нее не было никакого мотива избавляться от Романа Любимова?

– По ее словам – да. И вообще-то я склонен ей верить. Кстати, можно проверить, действительно ли она проводила искусственное оплодотворение в клинике.

– Если документы сохранились, – заметил Гуров. – Все-таки двенадцать лет прошло. Но вообще, это новый виток в деле. Так, ладно, пойдем-ка послушаем, что скажет нам сам Плисецкий по этому поводу. – Гуров направился было в сторону машины.

– Постой! Ты мне лучше объясни, почему все-таки от тебя так воняет? – набычился Крячко. – И что с твоим пижонским пальто? Тебя что, в дерьме изваляли?

– Практически да. – И Лев рассказал ему о визите к Бурову.

– Совсем оборзел! – возмущенно воскликнул Крячко. – Надо бы направить туда ОМОН – неизвестно, кто там у него томится! Может, вообще заложников держат!

– Он не стал «светить» это место. Нас туда и обратно везли с завязанными глазами. Скорее всего, это его логово.

– Слу-у-ушай! – протянул Крячко. – Так, может, там Любимова и держали, а? Там и пытали? Идеальное место, никто не найдет!

– Зачем тогда Бурову вообще затевать весь этот цирк и выдергивать меня? Он же не в курсе, что я о нем знаю! Зачем так себя «светить»?

– Тоже верно, – кивнул Стас.

– Ладно, тут за две минуты не решишь. Завтра нужно будет все проанализировать. А пока давай с Плисецким выруливать.

– Лева, пожалей меня! – взмолился Крячко. – Я ж задохнусь там! Не знаю, как твой педик это выдерживает! Ты что, в таком виде собираешься домой ехать?

– Зачем? – искренне удивился Гуров. – Я у тебя помоюсь!

– Даже не думай! Меня Наташка из дома выгонит! А точнее, я сам сбегу. Лева, мой тебе совет – иди в баню! А вещи сожги, Лева! Все равно твое пижонское пальтишко уже не спасти – его ни одна химчистка не примет!

– Где я тебе найду баню в час ночи? – начал злиться Гуров.

– В сауну иди! – посоветовал Крячко.

– Тогда уж сразу в бордель! Ладно, хватит! Пойдем! Тоже мне, неженка! – и Гуров зашагал к машине.

– Лева, Лева, – быстро заговорил Крячко. – Давай вытаскивай Плисецкого сюда. Побеседуем на свежем воздухе!