– У него на спине, под лопаткой, была татуировка – маленький золотисто-красный дракон и надпись иероглифами.

– Ага, вот как. А на шее иероглифы у него были? В смысле татуировка?

– На шее? Нет, не было. – Людмила удивленно посмотрела на Гурова. – А почему вы спрашиваете?

– Просто у меня есть информация, и я сравниваю ваши показания с показаниями других потерпевших, чтобы понять – один и тот же человек вас обманул или разные, – пояснил Лев Иванович.

Услышав, что татуировка была совершенно в другом месте, а не в том, которое указала Вера Дмитриевна Селезнева, он несколько озадачился. Получается, что одновременно действовали все-таки не один, а два афериста. Просто комплекция у них была похожая.

– Уточните, пожалуйста, еще раз, как выглядел Алексей, – на всякий случай попросил Гуров.

Людмила обрисовала внешность жениха, и, сравнив это описание с тем описанием, что давала предыдущая собеседница, Гуров сразу же отметил некоторые отличия. Волосы у мужчины были не темно-русые, а каштановые и длинные, забранные в хвост на затылке, глаза карие, а не серые. В остальном же все было как и в предыдущем случае – высокий, худощавый, с накачанными бицепсами. Совпадали и форма лица и носа, и наличие чувственно-полноватых губ, и родинка на виске. Но, опять же, смущало местоположение татуировки.

«Может, это и не татуировки были вовсе, – размышлял Лев Иванович. – Черт его знает, что можно сейчас нарисовать, а потом легко смыть, а затем снова нарисовать… Или приклеить?»

– А это точно была татуировка? – с сомнением в голосе уточнил Лев Иванович.

Людмила опять удивленно посмотрела на него.

– Наверное, татуировка, – наконец сказала она. – Я вообще-то не очень сильна в определениях такого вида художеств, но разве рисунки на теле не называют татуировками?

– Если они наколоты специальным способом и долговечны – то да, это татуировки, – ответил Гуров.

– Но сейчас необязательно наносить тату навсегда. Можно воспользоваться временными татушками. Они легко удаляются, и их потом можно опять наносить на любую область тела. Я не присматривалась, но возможно, что у Алексея была именно такая татуировка.

– Вы думаете? – нахмурился Лев Иванович и сам же ответил себе на вопрос: – Хотя почему бы и нет? Вполне возможно, если он хотел, чтобы на нее обратили внимание. Кстати, у меня еще такой вопрос. Этот Алексей вам никаких подарков не делал?

– Подарков? – Она рассмеялась. – Да он для меня тогда сам был как подарок. Подарки… Я об этом даже и не думала. Представляете – вы инвалид, у которого все будущее ограничивается только мечтами о семейной жизни, и вдруг встречаете невероятно симпатичного мужчину, обаятельного, тонко чувствующего, внимательного, заботливого и готового вас в буквальном смысле носить на руках. Что бы вы подумали и почувствовали на моем месте?

– Я, во‐первых, не женщина, – улыбнулся Лев Иванович. – А во‐вторых – не инвалид и не могу себя представить на вашем месте. Поэтому честно скажу, что не знаю, что бы я подумал и почувствовал.

Гуров, конечно же, немного лукавил. Он прекрасно понимал, хотя и теоретически, что должна была почувствовать Людмила, встретив мужчину, который своим обаянием и заботой очаровал молодую женщину и впервые зажег в ее сердце светлое чувство любви. С ним она почувствовала себя нужной и защищенной, с ним у нее появилась надежда прожить жизнь счастливей, чем многие другие женщины-инвалиды – ее подруги по несчастью.

– Он читал стихи собственного сочинения, посвященные мне. Во всяком случае, он говорил, что это его стихи. Мы о многом мечтали, обсуждали наши планы на будущее, делились бедами друг с другом.

– У него были беды? – саркастически заметил Лев Иванович.

– Да, сказки он сочинять умел, – рассмеялась Людмила. – Рассказывал мне, как его жена тоже когда-то попала в аварию и была три года прикована к постели. Как он нежно и заботливо ухаживал за ней, а она потом все равно умерла. Рассказывал, как ее родственники, которые отвернулись от них после аварии, вдруг вспомнили, что у нее в собственности есть трехкомнатная квартира, и стали интриговать против него, чтобы отнять эту квартиру. Напустили на него черных риелторов. В конце концов он подготовил меня к тому, что для того, чтобы ему не потерять недвижимость и не оказаться бомжом без московской прописки, нужно выкупить эту квартиру и оформить ее в свою собственность.

– И вы на эти сказки повелись, – понимающе покивал Лев Иванович.

– Конечно, повелась, – так просто, словно это было нормальной естественной реакцией с ее стороны, согласилась Людмила. – Я ведь ему верила, как самой себе. Тем более он обещал, что как только уладит все дела, мы с ним распишемся и уедем жить в Москву. Вот так он меня и уговорил продать свою двушку во Владимире и отдать ему эти деньги. Он якобы добавит к ним деньги, что взял в кредит, и выкупит трешку в Москве. Он даже деньги показал, которые получил в банке в качестве кредита. Но их, по его словам, было мало для осуществления его планов, – горько улыбнулась Людмила. – Наверное, это были деньги, которые он выманил у предыдущей жертвы, – предположила она.

– Вот вы улыбаетесь, – заметил Гуров. – А вам не жалко ваших денег и того, что вы остались без собственного жилья и будете вынуждены жить у родителей? У вас с ними хорошие отношения?

– В целом – неплохие, – не сразу ответила Людмила. – Конечно, мне очень жаль, что я повелась на развод и поверила этому человеку. Но ведь жизнь моя на этом не закончилась. Знаете, когда я попала в аварию, мне было всего семнадцать. Когда я поняла, что уже никогда не встану на ноги, у меня был стресс и шок. Я очень долго пребывала в состоянии депрессии. И выкарабкалась только четыре года назад, когда поняла, что есть люди, которым еще хуже, чем мне, и что я могу им помочь. Пусть даже морально поддержать их, но дать хоть маленькую надежду на то, что для них не все еще потеряно.

Людмила замолчала и задумалась, а потом сказала, посмотрев на Льва Ивановича с грустной улыбкой:

– Я могла бы сердиться на Алексея и проклинать его и его подлость, но он оставил мне самое дорогое, что у меня теперь есть, – это ребенок, жизнь которого только еще зарождается внутри меня. А еще – портрет. Знаете, он, перед тем как уехать в Москву якобы по делам переоформления квартиры, подарил мне мой портрет, нарисованный карандашом. Это просто чудесный портрет! Я на нем как живая. Наверняка он заказал его какому-нибудь хорошему художнику, которые рисуют портреты по фото. Хотя он сказал, что нарисовал его сам. Я сначала поверила ему. А теперь вот думаю, что этот портрет – тоже часть той истории, которую он мне рассказывал.

Людмила закрыла глаза и расслабленно опустила плечи. Сейчас она больше всего была похожа на маленькую девочку, беззащитную и разочарованную финалом рассказанной ей сказки.

– У вас нет, случайно, фотографии этого портрета? – спросил Лев Иванович.

– Случайно есть. – Людмила открыла глаза, прищурилась на яркое солнце. – Хотите, я перекину его вам на телефон через блютуз?

– Да, если нетрудно, – попросил Гуров и достал свой сотовый.

Переброска фотографии много времени не заняла, и Гуров, проверяя пришедший ему файл, стал внимательно рассматривать фотографию. А вернее, фото нарисованного портрета. Вера Селезнева по его просьбе тоже скинула фото ее портрета, подаренного Тимофеем. И теперь Лев Иванович почти не сомневался, что и первый, и второй портреты были выполнены профессиональным художником.

«Обязательно нужно показать эти портреты специалистам, – подумал Гуров. – Хотя, как мне кажется, оба они выполнены в одной манере, а значит, вполне возможно, что и одним и тем же художником».

– Людмила, у меня к вам будет еще одна просьба. Это очень нужно для успешного продвижения следствия. Вы могли бы встретиться с профессиональным составителем портретов из уголовного розыска и составить вместе с ним портрет Алексея? Нужно будет описать не только его внешность, но и характер, привычки, жесты и движения, присущие этому мужчине, а также ту самую татуировку, которую вы у него видели… Где, вы сказали, она у него была? – переспросил Лев Иванович.