Сразу же после весьма небедного обеда Жаворонков откланялся, а Гуров проверил оставшиеся папки в компьютере. Большим подспорьем для него стала сохраненная в отдельных электронных файлах переписка. Ее Лев целиком сбросил на захваченную с собой флешку. Проверив почту за последние несколько месяцев, он обнаружил как громадные накопления спама, так и множество всевозможных информационных рассылок по части приглашения на всевозможные семинары и коллоквиумы. В том числе организованные где-то в дальнем зарубежье.

Найдя мартовский сегмент почты, Лев с досадой был вынужден отметить, что из прежних сохранились письма – и то не все – только за двадцать пятое и двадцать шестое марта. Среди спама и приглашений на симпозиум в Италии Гуров заметил письмо, написанное по-английски. За последние годы, успев достаточно хорошо попрактиковаться в английской разговорной речи, он без особого труда прочел следующее:

«Многоуважаемый мистер Вертянин! К огромному сожалению, на наше предыдущее письмо Вы не прислали ответа, возможно, по той причине, что Вами оно получено не было. Поэтому мы взяли на себя смелость обратиться к Вам еще раз. Нам хорошо знакомы Ваши разработки, которые, несомненно, являются настоящими шедеврами технической мысли. Но нам также известно и то, сколь труден путь Ваших технических идей к их материальному воплощению и тем более к их запуску в серийное производство.

Нам понятны душевные раны гениального мастера, чье детище не желают признать люди посредственные, которые не имеют никакого морального права руководить великими техническими дарованиями. Известно нам и то, сколь мизерную зарплату назначили Вам на Вашем предприятии. Поверьте, Вы достойны гораздо большего. Что такое тысяча-полторы долларов для человека, чей талант не имеет цены? Наша компания, имеющая сугубо мирный производственный профиль, была бы рада видеть Вас во главе нашего творческого коллектива молодых конструкторов и изобретателей.

Первоначальная зарплата, каковую мы бы рискнули Вам предложить, – сто тысяч долларов в месяц. В дальнейшем предполагается ее рост до трехсот и выше тысяч. Поверьте на слово, Вы с первых же шагов могли бы оценить преимущества работы здесь, у нас. Внедрение Ваших технических идей могло бы занимать от пары месяцев до полугода, а не до пяти-десяти лет, с чем Вы постоянно сталкиваетесь в России.

Господин Вертянин! Мы очень просили бы Вас всесторонне обдумать наше предложение и принять взвешенное, выгодное для Вас решение. Поверьте – от него выиграет все человечество, так же как оно выиграло благодаря великим изобретениям Эдисона, Белла, других великих умов. Очень надеемся получить Ваш ответ. С уважением и надеждой на Ваш положительный отклик – президент компании «Антарес» Оливер Смоутли».

Открыв в почте папку «Черновики», к счастью, не очищенную от ответов на письма, Гуров нашел ответ Вертянина.

«Многоуважаемый мистер Смоутли! Я весьма признателен Вам за сделанное мне предложение, но, прошу меня простить, принять его не могу. Как человек русский – и по происхождению, и по своему духу, я не мыслю жизни в другой стране. Единственное место, где я могу жить, творить, чувствовать себя дома, – это Россия. Еще раз прошу простить. Андрей Вертянин».

Прочитав письмо Вертянина, Лев издал уважительное «Хммм!» и распечатал принтером все обнаруженные им письма и данные на них ответы. Покончив со своими изысканиями уже в третьем часу, Гуров решил вернуться в главк. Провожая его, Надежда Романовна спросила, указывая взглядом на папку с собранными им для работы документами:

– Ну, хоть что-то подходящее найти удалось?

– Разумеется! – Гуров уверенно кивнул. – Информация очень важная и интересная. Во всяком случае хоть какую-то ниточку она уже дала.

– Ну, дай бог, дай вам бог удачи!.. – со вздохом отметила женщина, украдкой перекрестив Льва, когда тот выходил за дверь.

Стас Крячко вышел из своего пусть и древнего, но безотказного и надежного «мерина» у проходной, обозначенной табличкой «ООО «Полюс-Вектор-FLI», рядом с которой въезд во двор предприятия закрывали темно-зеленые ворота с нарисованным на них каким-то замысловатым вензелем. Судя по всему, он представлял собой эмблему «шарашки», как мысленно поименовал Станислав данный производственный объект.

Войдя через одну из стеклянных дверей в просторный вестибюль проходной, он подошел к окошечку с табличкой «Оформление пропусков» и, показав девушке служебную «ксиву», поинтересовался своими возможностями улицезреть представителей руководства предприятия. Та, растерянно захлопав глазами при виде плотно сбитого, атлетически сложенного гражданина в потертой (зато – натуральной!) кожаной ветровке, начала спешно звонить по телефону.

– Минут пять подождите! – закончив свои телефонные переговоры, попросила она. – Сейчас подойдет Павел Алексеевич Коротков, начальник охраны, и проводит вас в административный корпус.

Немного походив по пустынно-гулкому вестибюлю, Стас увидел длинного, не хилого молодого мужчину в камуфляже, который вышел к нему и, заглянув в удостоверение, лаконичным жестом руки пригласил следовать за собой.

– Я могу спросить, по какому вы к нам вопросу? – обернулся он к гостю, когда они вышли в типично заводской двор, с грудами каких-то алюминиевых болванок, арматурного прута и толстой «катанки», какого-то серовато-фиолетового камня и не совсем обычной зеленоватой глины.

– По вопросу гибели в ДТП вашего сотрудника Андрея Вертянина, – озирая территорию предприятия, сдержанно ответил Крячко.

– Вертянина?! – судя по недоуменной мине, отразившейся на лице Короткова, можно было понять, что тот искренне силится уразуметь причины, подвигшие главк заняться очевидным, к тому же давно закрытым делом. – Ничего себе! Так он еще когда погиб-то?! По-моему, зимой. И что ж только теперь им заинтересовались?

– На все есть свои причины, – Станислав многозначительно усмехнулся. – Появились достаточно обоснованные подозрения в том, что он погиб не без посторонней помощи. Кстати, а где были вы двадцать седьмого марта?

– Э-э… – начальник охраны на какой-то миг растерялся и моментально посуровел лицом. – Ну-у… Сейчас уже трудно припомнить… Вообще-то я был на работе. А вы подозреваете, что это я мог что-то такое сделать, из-за чего…

– Полноте! – иронично перебил его Крячко. – Почему сразу надо так нервничать и воспринимать обычный, дежурный вопрос как некое обвинение? Допустим, вы могли видеть, как кто-то подходил к машине Вертянина и совершал какие-то подозрительные манипуляции. Свою машину он обычно ставил где?

– У проходной. Там, как вы, возможно, заметили, есть специальная огороженная парковка. Ее постоянно не охраняют, но за машинами присматривают… – с некоторым облегчением пояснил Коротков.

– То есть реально никто за машинами не следит и что-то подмастрячить, например испортить тормоза, – вполне реально? Я правильно рассуждаю? – Стас искоса взглянул на начальника охраны.

– В общем-то, да… – сокрушенно вздохнул тот. – Но, простите, тут я тоже ничего не могу поделать. Наша задача – охрана территории, материальных ценностей и тому подобное. А за личный транспорт сотрудников мы ответственности не несем. Это уже вне нашей компетенции. В конце концов, нет угонов – уже замечательно.

– Да, это тоже верно… – великодушно согласился Крячко.

Они подошли к трехэтажке из силикатного кирпича, со всевозможными геометрическими орнаментами, выложенными из красного, и бессмертным лозунгом, выложенным по верхнему краю парапета кровли: «Пятилетку – за три года!» Войдя в просторный холл, Коротков пояснил, что на первом этаже размещается бухгалтерия, экономисты и иные службы подобного рода. На втором – директор и главные специалисты. На третьем – конструкторское бюро.

– Ну, вот и отлично! Директор у себя? – жизнерадостно улыбнулся Станислав.

– Давайте зайдем в приемную, там и узнаем, – кисловато предложил начальник охраны.

– Давайте… – вальяжно, несколько даже снисходительно, согласился Крячко.