– Знали бы вы, как Саша переволновался, когда утром оказалось, что вас дома нет.
– Это был просто рабочий момент, – ответил ей Лев словами Анны Павловны.
Когда он вышел из дома, оказалось, что джип с телохранителями его уже ждал.
– Ну, господин полковник, вы, простите за вольность, и фрукт, – усмехнулся один из них. – У нас теперь приказ и ночью возле дома губернатора дежурить, чтобы вас в случае чего перехватить.
В управлении стояла страшная суета – конечно, если половину состава разогнали, а работы навалилось выше крыши, придется побегать. Но никто не ругался, не жаловался, все были оживлены и горели желанием действовать. Гуров сначала зашел к Кедрову, который при виде его только что с места не вскочил – чувство благодарности переполняло его и искало выхода. Гуров посмотрел дело по несчастному случаю с бывшим учителем физкультуры, которое Афанасий Семенович по его просьбе поднял из архива, потом – результаты сравнительного анализа крови с мест происшествий и некоторых подростков, что было уже прямым доказательством их вины. Затем пошел к криминалистам, где попросил распечатать ему с флешки фотографии. Увидев, кто именно и в каком виде на них изображен, эксперты только молча уставились на него и потрясенно покачали головами. Потом Лев устроился в одном из пустых кабинетов и, вызвав туда проводивших допросы офицеров с протоколами, протянул им фотографии. Сгрудившись, они их быстро посмотрели, потом разобрали, кому какие были нужны, и Чернов потрясенно спросил:
– Господин полковник! Откуда вы их взяли?
– Места надо знать, – усмехнулся Гуров. – Результаты экспертизы уже видели?
– Так точно! – дружно ответили они.
– Вот мы с вами сейчас и посмотрим, кто из этих недоумков и насколько был откровенен, раскаялся и признал свою вину, – сказал Лев.
Он начал читать протоколы, с удовлетворением отметив, что допросы проводились в точном соответствии со всеми нормами, так что защитникам придраться будет не к чему. Одновременно он делал то одобрительные, то критические замечания, на которые никто не обижался. Офицеры смотрели ему в рот и ловили каждое слово. Иногда он говорил:
– Врет, паршивец! Вот здесь и здесь его показания не стыкуются. Передопросить для уточнения неясных моментов, предъявить вещественные доказательства и заключение экспертизы. Пусть попробует их опровергнуть.
Закончив с последним протоколом, он сказал:
– Молодцы! Не все у вас гладко получилось, но я вижу, что вы старались. А теперь исправляйте допущенные ошибки и дожимайте подозреваемых на основании новых улик. Действуйте!
Времени до двух часов еще было достаточно – он просто управился раньше, чем рассчитывал, – поэтому Гуров решил заехать к Романовым, чтобы по-человечески пообедать. Он уже по опыту знал не только то, что разговор с мужиками затянется до позднего вечера, но и сволочной характер своей поджелудочной, который может проявиться в самый неподходящий момент. Так что подстраховаться было нелишним.
Он приехал в администрацию к двум часам и увидел, что Кедров с Василичем и почти все отцы города были на месте, а вот Савельева не было.
– Саша, почему ты Степана не позвал? – спросил Лев.
– Нечего ему тут делать! – отрезал тот.
– Нет уж, уважаемые! Среди этих отморозков дети его подчиненных тоже есть. А отделение возглавляет пока еще он! Так что звони и приглашай! Без него говорить не буду! – решительно заявил Гуров.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – буркнул Романов, но все-таки позвонил.
Савельев появился буквально через пять минут, но все это время мужики крайне неодобрительно смотрели на Гурова. Степан вошел с совершенно невозмутимым видом, поздоровался, получив в ответ невразумительное бормотание, причем даже не ото всех, и спокойно сел немного в стороне от остальных.
– Ну, Лева, теперь все в сборе, можешь начинать, – предложил губернатор, безрадостно оглядев присутствовавших, да и они от счастья не сияли.
– Ну, как я понял по вашему виду, Борис уже поделился с вами новостями, которые от жены узнал? – спросил Лев, и все кивнули. – И я думаю, что он уже проверил магазины и узнал, кто и где покупал энергетические напитки в немереном количестве, от которых у этих уродов башку снесло.
– Проверил! – зло сказал Борис. – И ведь выбрали же паразиты самый дальний от интерната магазин, где их никто в лицо не знает, а по виду-то и не скажешь, что это подростки. Вымахали ростом со взрослого мужика, а ума не нажили. А эта дурища и рада была, что у нее энергетики целыми упаковками покупают – выручка-то большая, а она на процентах работает. Они на такси подъезжали и затаривались. Она снова заказывала, а они снова подъезжали и все забирали. Постоянные покупатели, блин! Когда я у нее спросил, как она могла подросткам столько продавать, она глаза вытаращила и Христом-богом клялась, что в жизни бы не подумала, что им столько лет. Короче, больше я сюда ни одной банки не привезу, а то, что осталось, вылью к чертовой матери.
– Не губи природу – это же сплошная химия, что бы на банках ни писали, – предостерег его Гуров. – Только это, мужики, полбеды! Вы вот на что посмотрите!
Он бросил на стол ксерокопии. Они тут же пошли по рукам, и мат поднялся такой, что хоть святых выноси. Тут уж закурили не только Романов с Фатеевым, но и некоторые из мужиков, чего раньше за ними никогда не наблюдалось.
– Вижу, что проняло вас, сам так же отреагировал, – заметил Саша.
– Это только присказка, сказка впереди, – сказал Лев и, достав из кармана диктофон, на который незаметно для Батюшкиных записал весь свой разговор с ними, поставил его на стол и включил. – Вы вот что послушайте!
Мужики, можно сказать, слушали молча, потому что яростно матерились шепотом, да прикуривали одну сигарету от другой. А потом Романов, не выдержав, встал и достал из шкафа бутылку водки и рюмки. Подумал и достал еще одну. Пили все, кроме Степана, и тоже молча, причем не чокаясь, словно на поминках по своей былой спокойной жизни. Когда запись закончилась, губернатор спросил:
– Что делать будем? Лева предлагает гнать в три шеи: подростков – из интерната, а их родителей – с работы.
– Однозначно поддерживаю! – сказал Матвей, а все остальные согласно покивали. – У нас у всех есть дети, а у некоторых – уже и внуки. Кто учился, а кто еще учится в обычных школах, но они себе никогда ничего подобного не позволяли.
– Даже близко ничего такого не было, – добавил Геннадий. – Я бы со своих за такие художества лично шкуру спустил!
– Какие вы все добренькие! Выгнать в три шеи! – яростно выговорил Виталий. – Сажать! Только сажать! А если бы не только моя жена погибла, но и в кого-то из ваших близких эта проклятая петарда попала, вы бы тоже ограничились тем, чтобы этих недоносков из интерната исключить? Да вы бы их собственными руками удавили!
– Саша имел в виду, что гнать надо тех, кто ни в чем серьезном не замешан, а просто крутился возле этой компании. Те же, кто по ночам приключения искали, уже в ИВС сидят и их допрашивают. И улик на то, чтобы привлечь их к уголовной ответственности, хватает, потому что по некоторым статьям ответственность наступает с четырнадцати лет, – объяснил Гуров. – О состоянии здоровья этих недоумков вы уже тоже все знаете?
Мужики покивали, а Матвей не удержался и воскликнул:
– Гонорея в интернате! Это же уму непостижимо! Но откуда она там?
– Василич, расскажи, что ты в подвале увидел, – попросил Гуров.
Фатеев в двух словах рассказал, что там было, и тут началось такое, что Лев всерьез испугался за целость уже этого кабинета. Вскочив на ноги, Виталий орал, что прямо отсюда он поедет в больницу и удавит Зайцева собственными руками. Матвей предлагал отдать его родителям тех подростков, которых он развратил, а уж те его сами на кусочки растерзают. Борис скромно предложил кастрировать на хрен и подчистую. Максим с Геннадием не отставали от других и тоже предлагали не самые гуманные способы казни. Романов сидел молча, потому что оргии в подвале для него уже новостью не были, да и Савельев взирал на происходящее совершенно равнодушно. Наконец, выпустив пар, все немного успокоились и, позвонив своим людям, велели привезти еще водки, потому что слушать по трезвой такие вещи им было невмоготу. Борис распорядился доставить закуску. Очень скоро стол для заседаний превратился в банкетный, и мужики, хорошенько приложившись, потребовали объяснений.