– Правильно решил, – одобрительно заметил Фатеев. – Только у интерната запасной выход есть, вот и посажу я там неподалеку несколько забулдыг, чтобы попьянствовали на свежем воздухе.

– Но я вас убедительно прошу, чтобы никто, кроме нас троих, больше об этом не узнал, – предельно серьезно и очень настойчиво сказал Гуров. – И дело тут даже не в моем пристрастии вытаскивать кроликов из цилиндра, а в том, что может произойти утечка информации.

– Ты хочешь сказать, что кто-то из наших мужиков ссучился? – нехорошим голосом спросил Фатеев.

– Я хочу сказать, что одного из них лихо подставили! – поправил его Гуров. – И сделал это человек, которому он доверяет, или просто кто-то из близких. Поэтому обо всем знаем пока только мы трое, и не дай бог, если узнает кто-то еще. Старшеклассников в школах, конечно, тоже проверить надо. Может, кто-то из них в чем-то и грешен, но они ведь с родителями живут, так что их похождения или неадекватное поведение незамеченными бы не остались. Но основной упор нужно сделать на интернат, потому что воспитатели там при всем желании за всеми уследить не могут, а может, и не хотят. Вот подростки и стали легкой добычей для негодяя.

– Имя! – жестко потребовал Фатеев. – И не говори, что ты его не знаешь! Не доводи до греха! Христом-богом тебя прошу! У меня ведь нервы не железные!

– Неужели вы еще сами не поняли? – усмехнулся Гуров.

– А ну кончай над нами издеваться! – взревел генерал.

– Погоди, Василич! – воскликнул Саша, уставившись на распечатки. – Лева, ты просил меня пробить звонки Сафонова! А он, оказывается, часто с Зайцевым разговаривал! Ну, тем учителем физкультуры из интерната! – пояснил он Фатееву. – Лева! Что же получается? Это Зайцев? – Гуров кивнул, и тот схватился за голову: – Господи! Да что же будет, когда все это откроется? Люди же меня на кусочки растерзают, и будут правы! Как же я не уследил?

– Брось, Саша! У тебя область на плечах, да еще свое хозяйство в придачу – не разорваться же тебе, – попытался утешить его растерянный Фатеев, но тот только мотал головой и глухо, сквозь зубы матерился.

Поняв, что Романов его все равно не слышит, Федор Васильевич повернулся к Гурову:

– Лева, у тебя есть хоть какое-то предположение о том, кто за всем этим стоит и чего добивается? – Гуров в ответ пожал плечами. – Ты нам только направление укажи, а уж дальше мы сами! Ты нас знаешь! – напористо говорил он.

– В том-то и дело, что знаю, – буркнул Лев. – Потом трупов будет не сосчитать! Поймите, подростки для неизвестных мне пока людей – просто средство достижения цели, расходный материал. Непосредственный исполнитель – Зайцев, его крышует…

– Уже все поняли! Сафонов! – воскликнул Саша и схватился за голову.

– Конечно! Такие вещи без прикрытия не делаются! Смотрите сами. – Сев к столу, Гуров достал блокнот и положил рядом распечатку, радуясь тому, что они есть и не придется рассказывать о встрече с Черновым и его друзьями. – Вот это номер телефона Никитина, – он ткнул пальцем в блокнот. – После того как я выгнал их всех из управления, он позвонил Сафонову, – тут Гуров показал на строку в распечатке. – Тот тут же позвонил Зайцеву, – Лев показал на строку в другой распечатке. – И в результате меня встретили! А кого Зайцев мог на меня натравить? Только тех, кого успел приручить, то есть старшеклассников из интерната. А вот кто стоит над Сафоновым и Зайцевым, большой вопрос. Потому и прошу: молчите! Но вот распечатки с телефона Зайцева мне нужны с самого момента его здесь появления, ты слышишь, Саша? И чтобы каждый вечер были новые и его телефона, и, напоминаю, Сафонова.

– Слышу и все сделаю! – тусклым голосом отозвался Романов.

– Ну, хоть какие-то мысли у тебя есть? – не отставал от него генерал.

– Да, твою мать! – не выдержав, заорал Гуров. – Я вам что, Ванга? Или Вольф Мессинг? Все мои логические построения основываются только на фактах или уликах, а у меня пока и тех и других с гулькин нос!

Он лукавил, кое-какие мысли у него уже были, и кое-что в этом направлении он уже сделал, обратившись к Тихому. Но выскажи он свои соображения вслух, эти двое в него вцепятся так, что не отобьешься.

– Сказал же! Давайте подождем только одни сутки! – продолжал Лев. – Даже если я не смогу вылететь к Батюшкиным, то анализы нам все-таки кое-что прояснят.

– Уж не наркотой ли снова запахло? – спросил Фатеев, взглянув в глаза Гурову и, поняв, что так и есть, обреченно вздохнул. – Значит, опять война!

– Теперь я понимаю, почему ты сказал, чтобы кровь у старшеклассников на наркотики брали, а я еще возражать стал! – глухо простонал Саша. – Значит, ты сразу все понял, а я, дурак, на глазах у которого все происходило, не догадался. Да-а-а! Зря тесть на меня область оставил, не справляюсь я.

– Так ты работаешь-то всего ничего, – стал утешать его генерал. – Потерпи! Втянешься, и все пойдет как по маслу. Не боги горшки обжигают!

Есть хотелось все сильнее и сильнее, и Гуров решил вмешаться, чтобы вернуть всех к прозе жизни:

– Хозяин! Ты меня кормить собираешься? Наталья мне обещала ужин, а его и в помине нет.

– Да поняла она, что у нас серьезный разговор, вот и решила подождать, – объяснил Романов.

– Ладно, пойду я, мне еще бойцов озадачивать надо, – сказал Фатеев.

– Подождите, Федор Васильевич, – остановил его Гуров. – Это еще не все! Нужно будет провести по возможности максимально незаметные обыски. Первый – в комнате Зайцева в общежитии, но это лучше сделать завтра, когда большинство жильцов уйдет на работу. Вряд ли он там что-то держит, но чем черт не шутит? А вот второй нужно провести этой ночью в том подвале, где он с подростками занимался. И шмонать нужно по полной программе, я думаю, там много чего интересного найдется, но ничего не трогать и не уносить, а оставить засаду, потому что, как только в городе шум поднимется, а это будет уже завтра к вечеру, туда обязательно кто-то наведается, чтобы следы замести. Вы свяжитесь с Кедровым, у него подходящие квалифицированные кадры для этого дела найдутся.

– Не волнуйся, у меня самого специалисты какие хочешь есть! – заверил его Василич.

– Верю на слово. Дальше. Сафонова без внимания оставлять нельзя, – продолжал Гуров. – Может случиться так, что он решит из города уйти, так его остановить бы надо! Но возможен и другой вариант – его захотят грохнуть, а это тоже нежелательно.

– Присмотрим, конечно, но вот кому же он мог дорогу перейти? – пожал плечами Фатеев.

– Это пока только мои предположения, но боюсь, что я недалек от истины. И вот еще что! – добавил Лев. – Срочно нужно Зайцеву соседа по палате поменять на одного из ваших бойцов – это вы уже с Тамарой решите. Будь он ходячим, попытался бы или сам сбежать, или с чьей-то помощью. Но сейчас, когда его только и можно что с помощью подъемного крана перемещать, он представляет нешуточную угрозу для тех, кто его послал. И ему постараются заткнуть рот, причем навсегда. Вот ваш боец и нужен для того, чтобы его убийство предотвратить, а киллера повязать. И запоет тогда Зайцев во весь голос! Да и камеру наблюдения нужно куда-нибудь присобачить, чтобы доказательства были.

– Понял, все сделаю! – заверил Фатеев Гурова, а потом в сердцах сказал, почти дословно процитировав Крячко: – Эх, да что же нам жить-то спокойно не дают!

Отказавшись поесть вместе с ними, генерал ушел, и они наконец-то сели ужинать. Проголодавшийся Гуров даже не ел, а, что называется, метал в себя одно блюдо за другим, а вот Саша вяло ковырялся вилкой в тарелке. Наташа с беспокойством посматривала на него, но с вопросами не приставала – знала ведь, что, когда они останутся вдвоем, он ей все расскажет. А кому же еще было рассказывать, как не ей, жене, матери его детей, а главное, другу. Женщине, которая не предаст, все поймет, посочувствует без воплей, слез, скандалов и упреков, и пожалеет – а ведь даже самым сильным мужикам иногда до боли душевной хочется, чтобы их пожалели, хотя они никогда в этом и не признаются. И Гуров снова позавидовал Сашке, потому что ничего подобного в его жизни не было – он казался Марии, как она однажды выразилась, автоматом по раскрытию преступлений, лишенным любых человеческих чувств. А ведь ему тоже порой бывало и больно, и обидно, и горько. Но понять его и по-хорошему пожалеть, не унижая его человеческого и мужского достоинства, могла бы только действительно любящая его женщина, а не Мария, которая считала его каменной стеной, за которой так уютно прятаться от жизни, а то, что этой «стене» иногда бывало плохо, она просто не замечала.