Голубоглазый розовощекий паренек занес руку с ремнем.

Емсиль больше не медлил. Сжав посох покрепче, он направился прямиком к грабу, где вершилась казнь.

– Э! Я не понял, борода! Ты чего? – возмутился щербатый, бросаясь наперерез. В его пальцах, словно по волшебству, появился длинный корд.

Барнец прикинул: успеет ли перебить запястье или хотя бы вышибить оружие у неожиданного противника? Чернявый двигался легко, вихляясь телом из стороны в сторону, корд мелькал в его пальцах, устремляясь острием то вверх, то вниз. Сразу видно мастера уличных драк. Среди забияк-студентов в Аксамалианском университете изредка такие попадались. Например, Летгольм, погибший в тот злополучный вечер в «Розе Аксамалы», хоть выглядел изнеженным и женоподобным, но с граненым клинком корда вытворял чудеса. Крутил и правой, и левой рукой. Мог уколоть врага из такого положения, что тот и не помыслил бы ждать атаки.

– Смерти ищешь, борода? – с отчетливым вельзийским выговором сказал чернявый. – Так я тебя сейчас распишу. Эт-точно!

Позади щелкнул арбалет. Щербатый охнул и схватился за плечо. Согнулся, прожигая озлобленным взглядом из-под черных бровей. Емсиль, не останавливаясь, оттолкнул его локтем. За десяток шагов поравнялся с оторопевшим здоровяком. Тюха так и застыл с поднятой рукой, изумленно хлопая ресницами. Барнец без всякой жалости ткнул его концом посоха под ложечку, а когда юноша скорчился, замахнулся, чтобы треснуть по шее, но пожалел и от души приложился поперек лопаток.

– Это что за самоуправство, господа? – раздался глуховатый голос. В нем прозвучали нотки возмущения, граничащего с благородным негодованием, и одновременно испуга.

– Дык… Это не самоуправство, – успел ответить Дыкал, прежде чем Емсиль повернулся. – Это воспитание называется.

– И не балуй, дядя, – веско добавил Батя.

Пожилой сержант повел арбалетом из стороны в сторону, пристально глядя на целящегося в Емсиля коренастого, довольно упитанного мужчину, полукровку-айшасиана, судя по смуглому лицу и толстым, слегка вывернутым губам. Его выпирающий вперед круглый живот был плотно обтянут бордовым камзолом из тонкого, дорогого сукна, прикрытым сверху плащом с меховой пелериной. Замерз, что ли?

Полукровка морщился и кусал губы, показывая признаки нерешительности. Арбалет дрожал в его пальцах, и это очень не понравилось Емсилю – того и гляди, нажмет на спусковую скобу…

– По какому праву? – воскликнул темнолицый, бросив быстрый взгляд на сидящую рядом с ним на раскладном стульчике черноволосую женщину в алом платье. Она сидела, низко наклонив голову, но с выпрямленной спиной – что называется, кол проглотила. Тут же, совсем рядом, стояла на коленях еще одна женщина, чьи волосы цвета спелой пшеницы совершенно скрывали лицо. В руках она держала маленький поднос, где стоял тонкой работы кубок.

– Дык… Мы – люди военные. Права сами устанавливаем, – медленно проговорил сержант.

– И безобразничать никому не позволим! – нахмурился Батя. И вдруг выкрикнул резко, словно отдавая команду новобранцам. – Кидай игрушку! Кому сказал?!

Жалобно сморщив лицо, полукровка швырнул арбалет на землю.

– То-то же, – одобрительно хмыкнул Батя и велел Емсилю с Воглей: – А ну-ка, отпустите девчонок!

Барнец еще раз оглядел поверженных врагов: щербатый скулил, зло, но затравленно поглядывая на сержантов, а розовощекий скорчился, закрывая голову руками, будто опасаясь, что его будут бить еще. Если подумать, то правильно опасался. Емсилю очень хотелось пнуть его, чтобы заорал так же, как избиваемые недавно женщины. Ну просто очень хотелось. Так, что зудела нога.

Пока Емсиль колебался, разрываясь между желанием поступить по совести или по закону, женщина в алом платье подняла голову.

Бывший студент обомлел. Уж кого-кого, а хозяйку «Розы Аксамалы» он узнал бы среди тысячи.

– Фрита Эстелла? – пробормотал он.

Она ответила непонимающим взглядом. Ну конечно! Где уж ей узнать в бородатом, одетом в армейский нагрудник мужике с тяжелым посохом немногословного студента, изредка посещавшего ее заведение. Он же не болтун Антоло, у которого денежки водились. И не Летгольм, не без основания считавший себя любимчиком всех бордельмаман Аксамалы.

Но если здесь фрита Эстелла, тогда остальные…

– Алана? – несмело позвал барнец.

Стоящая на коленях золотоволосая девушка подняла голову.

– Алана! Ты меня узнаешь?

Емсиль, забыв обо всем, кинулся к ней и вскоре сжимал голубоглазую красавицу в объятьях.

– Ты узнаешь меня?

Она кивнула. И вдруг из ее глаз хлынули слезы. Сплошным потоком. Без рыданий и всхлипываний. Кажется, Алана даже улыбалась. Но слезы текли и текли, оставляя на щеках мокрые дорожки.

– Что ж вы, сволочи, сделали? – послышался сзади глухой голос Бати. – Вы люди или нет?

Барнец обернулся.

Ну конечно же… Если бы он не был так ошеломлен встречей с Аланой, которая из всех девочек «Розы Аксамалы» нравилась ему больше всех, он сообразил бы, что кудрявая черноволосая – это не кто иная, как Рилла, а русая – Лита, простосердечная, открытая, стремящаяся всем помочь Лита.

Теперь их укладывали на траву Вогля и Дыкал. Кроме посиневших, перетянутых вожжами кистей и исхлестанных спин, в глаза Емсилю бросились уздечки, несомненно принадлежавшие распряженным мулам, а теперь надетые на лица девушек. Удила, толком не очищенные от травы и засохшей слюны животных, раздирали им рты, а сыромятные ремни были скручены узлами на затылках. Туго и безжалостно.

Наверное, лицо барнца отразило вскипевший в его сердце гнев, поскольку щербатый, сидевший на траве, мгновенно прекратил подвывать и посунулся на заднице, забавно отталкиваясь от земли пятками.

– Сиди! – Батя без всякой жалости стукнул его носком калиги в раненое плечо. – Ишь, шустрый какой! – И добавил несколько слов покрепче, совершенно не стесняясь присутствия женщин.

Несколько взмахов ножа понадобилось Дыкалу, чтобы освободить девушек от «сбруи».

– Чего глазеешь? – недовольно проворчал Батя. – Скажи своей подружке, пускай прикрыться им чего-нибудь принесет!

Алана уже и сама сообразила, мягко вывернулась из объятий Емсиля, кинулась в фургончик.

– Фрита Эстелла, что это? Зачем? – удивленно проговорил барнец.

Бордельмаман хранила гордое молчание, поджав губы.

– А удрать хотели! – неожиданно сварливо произнес полукровка.

– Дык… свободные люди. Имеют право, – возразил сержант.

– Это кто свободный? Шлюхи? – зарычал щербатый.

– Тебя не спросили! – Батя занес над ним приклад арбалета. Раненый прикусил язык и живо втянул голову в плечи.

Зато пришел в себя Тюха. Поднявшись на четвереньки, он бодрым жуком пополз к ногам Дыкала, приговаривая при этом:

– Я не виноват, меня заставили… Скеццо заставил…

Сержант гадливо кривился, отодвигаясь, но мальчишка наседал все настойчивее, так и норовил поцеловать калигу.

– Отстань, говнюк! – зарычал наконец Дыкал. Парнишка примолк, замер в неудобной позе.

– Ну, и кто из вас Скеццо? – нехорошо прищурился Батя.

– Он! – приподнялась, опираясь на локоть, Лита. Ткнула пальцем в щербатого. После перевела взгляд на барнца, чуть наморщила лоб. – Это ты, Емсиль? Или…

– Я, – кивнул бывший студент.

– А что сразу Скеццо! – заорал щербатый. – Чуть чего, так Скеццо! Ты что молчишь, черномазый?!

Выскочившая из домика на колесах Алана пробежала между мужчинами и бросила подругам скомканную одежду. Рилле досталась рубашка до пят, а Лите легкий капот из батиста, розовый в мелкий белый цветочек. Девушки одевались с суетливой поспешностью, которая никак не вязалась с их родом занятий. Не успев запахнуть легкую ткань на груди, Лита закричала, указывая пальцем на полукровку:

– Это шпион! Айшасианский шпион! Его нужно сдать властям в ближайшем городе!

– Совсем сбрендила, дура?! – воскликнул Скеццо, меняясь в лице.

– Ты что морозишь? – нахмурился толстяк.

– Послушайте меня! – Лита бросилась к Дыкалу. – Я не сошла с ума…