Демон шагнул вперед. Его тело легко преодолело поверхность омута. Сделав еще шаг, Марк попытался осмотреться, но ничего, кроме своих рук, в тусклом и туманном свете, что брезжил где-то впереди, рассмотреть не смог. Он сделал еще шаг, затем еще. Каждое движение давалось все с большим трудом. Липкий страх опутал руки и ноги, заполз в каждую частичку тела. Из вязкой тьмы выползали образы его прошлого, собственных страхов и комплексов. Демону навстречу двигались его собственные изображения, искаженные всяческими пороками. Возглавлял эту колонну он сам, с детским, перекошенным от какой-то обиды лицом... Первый призрак приблизился и слился с Марком. Вместе с ним пришло ощущение изменения, руки сами потянулись к лицу — оно полностью повторяло гримасу призрака... Следующим полз кошмар из страшного сна, опять же похожий на Марка. Демон ощутил, как изменилась его сущность. Зеркало отражало всю дрянь и мерзость, накопившуюся в нем за годы жизни. Теперь, если преобразование пойдет такими темпами, все будет кончено. Собрав волю, демон попытался овладеть собой и отстоять собственную сущность от разрастания в нем всего низменного. Ватная нога подчинилась и сделала первый шаг навстречу очередному кошмару — тот замер словно в нерешительности. Тогда Марк протянул руку и сдавил мерзкую морду; монстр потерял форму и растаял, словно воск. Демон поднял руку и провел по лицу ладонью, мысленно возвращая ему прежний вид, — лицо подчинилось!

Марк собрал всю свою силу в подобие меча и двинулся вперед, навстречу странной колонне. При встрече с новым оружием существа, извлеченные из глубин его души, исчезали, предварительно озарив окрестности тусклой вспышкой. После каждой такой встречи импровизированный меч становился короче... Серый свет в тумане приближался. Видимо, в демоне накопилось недостаточно зла для полного преображения его сущности, а зеркало было лишь зеркалом, — процессия иссякла. Последние шаги дались легче, и Марк оказался по другую сторону, в зазеркалье...

Демон вышел из зеркала в прихожей Замка. Первым делом он обернулся и увидел в омуте громадного дверного проема свое собственное отражение. Приключение в глубинах странного зеркала не изменило его, и это вселило уверенность. Марк осмотрелся.

В плане прихожая Замка представляла собой круг, в который вписана пятиконечная звезда, нарисованная на полу. В одном секторе зала стены выступали вдоль лучей звезды, напоминая огромный таран. Вершина сектора была срезана, в ней имелось то самое зеркало, через которое, собственно, демон и попал внутрь Замка. По периметру зала, напротив каждой вершины центрального пятиугольника, располагались двери, плюс еще одна, напротив входной. В эту дверь указывала своей вершиной звезда на полу. Всего из зала выходило шесть дверей. Стены зала из полированного черного материала уносились куда-то вверх, где и терялись во тьме.

Прошло несколько секунд, и перед Марком в центре зала материализовался некто.

«Приветствую вас... не знаю, к сожалению, ваших титулов...» — начал демон.

«Не будем формалистами, — ответил прибывший, — Я хозяин Замка тысячи Миров, кто ты?»

«Демон, Маркольдино, обычно просто Марк.»

«Так..., — протянул хозяин. — Что же ты хочешь, демон? Золото? Власть? Могущество?»

«И да и нет. Впрочем, наверное, частично последнее предложение — да!»

«?!»

«Мне нужна помощь и совет», — пояснил Марк.

«Интересно, интересно. Расскажи.»

Марк кратко изложил причины, побудившие его достичь Замка тысячи Миров. Существо в центре звезды становилось все более задумчивым. Это настроение хозяина ощущалось очень отчетливо, несмотря на отсутствие лица как такового. Не то чтобы его не было совсем, просто то место, где находится лицо, все время менялось, и в памяти оставался какой-то туман. По окончании рассказа хозяин какое-то время молчал.

«Я попробую тебе помочь, только придется тебе поступить на службу...»

«Какова плата?»

«Обучу боевому искусству превращения».

«А как же отыскать сестру?»

«Если смогу ниточку отыскать, расскажу, но обещать не буду».

«Какая служба?» — обрадовался демон.

«За это послужишь у меня привратником! Будешь в души гостей заглядывать и гнать незваных!»

«?!»

«Научишься!»

— ...Вот, собственно, и все, если быть кратким. Подробности моей службы занимательны, но не изменяют сути истории. Теперь мой контракт окончен, ты освободил меня, — закончил Марк.

— А как же твоя главная задача? — спросил я совершенно искренне.

— Ты о сестре?

— Да.

— Тебе интересно? — Глаза демона ожили.

— Почему бы и нет?

— Может быть, ты мне согласишься помочь?! — в голосе чувствовалась мольба и надежда.

— Если смогу ниточку отыскать... но обещать не буду, — удивился я вырвавшейся фразе...

Низкий, протяжный гул колокола ворвался сквозь растворенное по причине летней жары окно, прокатился по мрачной комнате, отразился от стен, заметался под сводчатым потолком.

Мэтр Гольбрайн оторвал взгляд от исписанных листков бумаги, небрежно разбросанных по широкой столешнице, пошевелил усами, сморщил нос, будто вдохнул тухлятины. Нахмурился.

За первым колокольным ударом последовал второй. Третий. И так до шести[32].

Второй профессор – кривоплечий, щуплый мэтр Носельм, которого развеселые студенты звали Гусем или просто Носом, – побарабанил пальцами по столу. Хмыкнул. Сказал, позевывая:

– Молодой человек, вы меня разочаровываете. Понятно, латонцы говорят: «Перед смертью не надышишься», но поимейте уважение к трем старым, больным ученым…

– И в самом деле, фра Антоло, – поддержал коллегу декан мэтр Тригольм. – Двух часов более чем достаточно… Извольте сдать работу.

Экзаменуемый нехотя поднялся, отложил абак и грифельную доску, исчерканную вдоль и поперек. Посыпал строчки, поблескивающие свежими чернилами, из мятой песочницы.

– Мэтр Гольбрайн, – виновато проговорил студент. – Я бы хотел еще раз проверить правильность вычислений.

– Нет уж, молодой человек, – въедливо произнес Гусь. – Порядок один для всех. Я не позволю тратить мое драгоценное время…

«Чтоб ты подавился своим языком, – подумал Антоло. – Можно подумать, тебя дома ждут. Если и ждут где-то, так в борделе на углу Прорезной и Портовой».

Студент медленно, словно еще раз обдумывая возможные ошибки и неточности экзаменационной работы, подошел к профессорскому столу. Уважительно, но без подобострастия поклонился декану, передал ему в руки листок.

Гольбрайн, покровительствующий молодому северянину, виновато развел руками. Мол, что поделаешь. Профессор хоть и слыл добрейшей души человеком по всему Императорскому аксамалианскому университету тонких наук, но скорее согласился бы искупаться у пирсов во время шторма, чем дал бы повод обвинить себя в проталкивании любимчиков к заветному ученому званию.

– Вы позволите, коллега? – Он протянул руку к листку, но Гусь опередил его, схватив бумагу с жадностью ростовщика, получившего наконец-то плату по расписке.

– Нуте-с, нуте-с… – забормотал профессор, едва не касаясь носом строчек и схем.

Фра Антоло упрямо развернул широкие плечи. В любой толпе на улицах Аксамалы он выделялся светлыми волосами и коренастым телосложением. Уроженцы Табалы – провинции, прилегающей к Внутреннему морю, – всегда отличались силой и упрямством. Или даже наоборот – упрямством и силой. Молодой студент, закончивший последний курс подготовительного факультета[33], не посрамил славных предков. Если вдруг что в голову втемяшится, то попробуй переубеди. А от желающих переубедить в университете отбоя не было. Это если не считать строгих профессоров. Потому Антоло и прослыл еще на младших курсах драчуном и беспутным малым. Приступив же к изучению музыки и получив право носить на поясе корд со строго установленной длиной клинка, табалец, сам того не заметив, стал душой компании таких же, как он сам, веселых школяров. Теперь уж с ним считались, и в драку по пустякам не лезли.