Реналла догадалась, что видит пред собой прану Нателлу альт Раст, старшую сестру прана Гвена, и присела в реверансе.

— Счастлива видеть ваше высочество! — Неожиданно звучным голосом провозгласила (не сказал, а именно провозгласила!) хозяйка замка. — Рада, что наше скромное обиталище выбрано вами в качестве убежища от происков вероломных врагов. Клянусь своей частью и доблестью моего верного гофмейстера, прана Уилла… — Худосочный воин невозмутимо поклонился, держа ладонь на эфесе шпаги. — Клянусь, что ни один дракон не посмеет потревожить здесь ваш покой, ни один великан не переступит порог моего замка, а любой чародей-некромант, замысливший чёрное дело, будет обнаружен и немедленно изрублен в куски!

Медленно выпрямляясь, Реналла думала только о том, чтобы не выпучивать глаза слишком сильно и не открыть от удивления рот. Она готовилась к некоторой чудаковатости пожилой провинциальной праны, но чтобы такое…

— Теперь пришла пора открыть правду, — прошептал Бардок. — Прана Нателла не в своём уме последние сорок лет. Ещё с той поры, как бегала по окрестным лесам в поисках единорогов. Она живёт в мире героических романов. Думаю, лучше ей не перечить.

Реналла сглотнула и едва заметно наклонила голову. Ему быть, тому не миновать. В любом случае жить в одном замке с безобидной старушкой, верящей в драконов и людоедов проще, чем оставаться в Аркайле в окружении этих самых людоедов и кровожадных драконов в человеческом облике.

— С глубокой благодарностью мы воспользуемся вашим любезным приглашением, благородная прана Нателла. — Пришлось снова присесть в реверансе. — Уверена, в вашем замке мы обретём столь желанный покой. Я и мой сын.

— О! И наследник престола в изгнании тоже здесь! — всплеснула ладошками сестра Гвена альт Раста, глядя поверх плеча Реналлы на мирно спящего на руках у Анне Брина. — Сегодня же поручу прану Уиллу приступить к укреплению замковой стены. Нужно быть в любой миг готовыми к отражению атаки армии узурпатора.

— Моя благодарность не знает границ, прана Нателла.

— Что вы, дитя моё! Это мой долг по отношению к наследнику престола. А сейча спрошу вас в замок. Отдохнёте с дороги, перекусим дарами Вседержителя и вечером вместе помолимся в часовне о спасении и искуплении.

Хозяйка широким жестом пригласила Реналлу взойти на крыльцо.

«Ну, простите, я не виноват — приказ прана Гвена», — оглянувшись на Бардока, прочла она в его глазах.

Дворня, за исключением несмышлёной ребятни, склонилась в поклонах, пряча улыбки.

[1] Геннин — высокий конусообразный дамский головной убор. Каркас для него делается высотой в два-три фута из твердой бумаги или накрахмаленного полотна, а затем обтягивается шелком или другими более дорогими материями. С тыльной стороны по геннину спускалась прозрачная вуаль.

«Лунный гонщик» ошвартовался у самого дальнего, если считать от входа в бухту Бракки, причала. Высокого, каменного, с мощными железными кнехтами и кранцами, сплетенными из толстых пеньковых канатов. Ещё на рейде они взяли паруса на гитовы и спустили на воду шестивёсельный ял. Дальше шли на буксире мимо болтающейся на якоре айа-багаанской фелуки — узкого и длинного судна с тремя мачтами с косыми длинными реями. Такой корабль значительно уступал в скорости любой браккарской каракке при ходе фордевинд, но зато, двигаясь галсами, не знал равных в маневренности среди всех двенадцати держав.

Судя по неспешному блужданию смуглых черноволосых моряков на палубе, сегодня их в бухте никто не ждал. Каракка лениво проследовала вдоль выкрашенного в красный и синий цвет борта. Ланс внимательно оглядел судно с южного острова. От ярко и аляповато раскрашенной доски с названием «Бархатная роза», выполненным айа-багаанской вязью, которую мог разобрать далеко не каждый грамотный человек с северного материка, и до носовой фигуры, по тамошнему обыкновению, представлявшей собой вырезанного из топляка дельфина. Восемь пушечных портов и два фальконета, установленных на фальшборте. То есть, всего восемнадцать орудий. Это если в баковой надстройке не скрывается пара «погонных» пушек. Неплохо, с учётом того, что фелука не боевая, а купеческая.

— Что-то мне подсказывает, что княгиня Зохра может на равных разговаривать с вашим королём, — сказал менестрель подошедшей Дар-Вилле.

— Откуда такие глубокомысленные умозаключения? — приподняла бровь браккарка.

— «Бархатная роза» легко даст бой любому вашему пирату. Даже если она уступает каракке по числу пушек, то выигрыш в маневренности дорого стоит.

— В бою один на один, вполне возможно. Но сила его величества Ак-Орра не в пиратах, а в трёх эскадрах, с которым не справлялся ещё никто, ни на юге, ни на севере.

— Флот Айа-Багаана вполне способен уничтожить ваши эскадры по одной.

— Да? Нет, правда, вы так думаете? — шпионка улыбнулась.

— Преимущество в скорости. Ведь смогли трагерцы одолеть вас в проливе Бригасир?

— Да, я знаю об этом сражении. Наши боевые корабли заштилели, а вражеские галеры этим воспользовались. Набрасывались, как псы на медведя по одному.

— И, прошу заметить, прикрывались вашими кораблями от ваших же ядер.

— Верно. Так и было. Но вы помните, что было дальше?

— К сожалению, помню, — вздохнул менестрель. — Но фелуки вооружены лучше галер.

— Тогда почему Айа-Багаан платит нашему королевству, чтобы их купеческие корабли оставили в покое? — В голосе Дар-Вилла вдруг зазвенел металл. — Может быть потому, что однажды, выстроившись на рейде их гавани южная эскадра адмирала Нор-Телла тер Лоана показала, что браккарские ядра с лёгкостью достигают княжеского дворца и при этом удерживают на безопасном расстоянии фелуки, вёрткие, но слабые в бою?

Ланс опешил от такого напора. Но что тут возразить? Он помнил канонаду, затянутые дымом высокие борта каракк, дождь ядер, обрушившийся вначале на береговые укрепления Эр-Трагера, а потом и на жилые кварталы. Помнил ужас, пламя, чад, крики раненых, жуткий оскал убитых, их искалеченные тела. Помнил мерзкое чувство, когда осознаёшь собственную беспомощность — ты можешь только спасать свою шкуру и уповать на Вседержителя, но ничем не можешь помочь гибнущим рядом людям. Разве он имеет право судить тогдашнего князя Айа-Багаана (кстати, сколько лет или десятилетий назад имел место случай, упомянутый Дар-Виллой?), что он не пожелал превратить в Преисподнюю свой город? Город лёгкий, будто воздушный, с башнями, устремлёнными к пронзительно-синему небу, с белыми стенами высоких оград, которые давали тень даже в полдень, утопающий в зелени кипарисов, аргавана, лавра, олеандра и оливок. Город прекрасных женщин и задиристых мужчин. Город храмов с колоннадами, пронизанными прохладным ветерком. Город поэтов и музыкантов, танцовщиц и фехтовальщиков. Конечно, он согласился на позорный мир и на выплату контрибуции. Браккарцы никогда не стремились к захвату чужих земель. Ну, разве что могли вытребовать площадку для строительства складов и торговать с местными жителями. А владеть чужими городами? Увольте… Зато островитяне, где только могли, выдавливали из проигравших деньги, товары, выгодные условия для своих купцов.

Менестрель не сомневался в словах шпионки. Зачем ей врать? Хотя, конечно, не зря придумали пословицу — браккарцу поверить, себя не уважать. А что Зохра никогда не упоминала о дани, которой обложили её державу, так какой правитель станет хвастаться позорной страничкой в истории?

— Значит, по-вашему, прана Дар-Вилла, на Браккару нет управы в этом мире? — холодно осведомился он.

— Почему же? Кринтийцы сильнее в рукопашной один на один, дикари Райхема лучше держатся в седле, унсальская пехота в чистом поле не знает равных, а Аркайлу Вседержитель даровал честь стать родиной всемирно известного менестреля.

— Вы смеётесь?

— Ничуть. Главное достоинство Браккарского королевства состоит в том, что мы стремимся достичь успеха там, где точно знаем — он достижим. Мы не ловим паутинку удачи и не гоняемся за облаками.