Конечно, ни Вирулия, ни Трагера, ни, тем более Аркайл, не могли испытывать радости, предвидя усиление Кевинала. На материке ощутимо запахло войной.
— А выдержит Трагера войну на два фронта? — спросил Ланс. — Браккара на море, Кевинал на суше… Нелегко придётся.
— Когда трагерские праны боялись трудностей?! — воскликнул Уно альт Шаван.
— С Кевиналом мы пока не воюем, — добавил рассудительный Боас альт Фонсека. — Просто закрыли границы.
— Но ведь придётся держать солдат на всех заставах, следить за перевалами. Как пить дать, полезут контрабандисты, которых придётся отлавливать.
— Придётся. Тут уж ничего не поделаешь. Именно поэтому я советую вам присоединиться к этим отважным юным пранам. Они поедут на север, в Эр-Трагер. Вы сможете попасть в Аркайл чуть севернее гор Монжера. Там есть паром через Ун у городка под названием…
— Эр-Марка. Я знаю.
— Вот там и переправитесь. Как вам такое предложение?
Менестрель на миг задумался. Конечно, он мог бы попытаться, как и намеревался ранее, поискать путь через Кевинал. Не так сложно найти проводника, который знает такие тропки, о которых пограничная стража Трагеры даже не догадывается. Но с ним будет Регнар, известный своей склонностью влипать в неприятности и привлекать внимание. Второй довод — и гораздо более важный — заключался в том, что теперь о его намерении знают. А это значит, что тайно пробраться уже никак не получится. Ну, что стоит коменданту Эр-Кабечи отправить посыльного к своему приятелю — офицеру из приграничного гарнизона? Каталажка в захолустном гарнизоне на границе Трагеры и Кевинала никак не входила в планы менестреля. Лучше ехать с лейтенантом и будущими гвардейцами. Они и постоялые двор по дороге на север должны знать, как свои пять пальцев, и веселее с ними, и меньше вопросов возникнет, если доведётся встретиться с военным патрулями и разъездами — в державе, которой враг угрожает и с моря, и с суши, порой возникают излишние строгости по отношению к чужестранцам.
— А вы можете, пран Боас, помочь мне с покупкой коня? — спросил Ланс. — Хочу хорошего, но не безукоризненного. Так, чтобы не захромал и не задыхался на маршевой рыси.
— Помилуйте, пран Ланс! Найдём самого лучшего жеребца, какого только можно сыскать в окрестностях Эр-Кабечи!
Комендант наивно полагал, что знаменитый менестрель не заметил хитрой улыбки, промелькнувшей на лице его племянника. Ланс даже не сомневался, что самый лучший жеребец будет с конюшен Дома Золотой Мухоловки, а заплатит за него Регнар раза в полтора больше, чем любой барышник. Ну, так это же Регнар заплатит, не правда ли?
[1] Зиндан — подземная тюрьма на островах Айа-Багган, яма, где арестованные содержались без света и свежего воздуха.
[2] Марка — мера веса преимущественно для драгоценных металлов. Вирулийская марка весила около 238 г в современном эквиваленте.
Эпилог
Великий князь Трагеры, его светлость Пьюзо Третий альт Ортега из Дома Пурпурного Меча не находил себе места от ярости. При этом со стороны он казался совершенно спокойным. Только первый министр двора Луиш альт Фуртаду, на гербе Дома которого красовалась полосатая камбала, мог определить гнев государя по лёгкой дрожи левой ноги, закинутой за правую, по прищуру карих глаз и раздутым ноздрям породистого носа, чьей длине мог позавидовать черноголовый хохотун — чайка, настолько обычная на побережьях Эр-Трагера, как галки и вороны в десятке лиг от моря.
Луиш альт Фуртаду, старенький, сгорбленный пран в чёрном камзоле и белоснежной батистовой рубашке с пышным воротником из тех, что в народе назывались «колесом», служил уже третьему поколению великих князей. У деда нынешнего правителя, тоже Пьюзо, которого никому в голову не приходило называть первым до самой смерти, он состоял секретарём. Вначале его должность ничем не отличалась от обычной писарской, а потом вёрткий парнишка со въедливым умом и непостижимой памятью — он мог запомнить и повторить слово в слово или записать любые речи его светлости, сколько бы они не продолжались, стал доверенным секретарём для самых щекотливых поручений. Не секрет, что Пьюзо Первый был весьма охоч до юных пран, вот и пришлось Луишу взять на себя ответственность — не допускать, чтобы князь «попортил» девицу из гордого и сильного Дома и тем самым испортил внутриполитические отношения в державе.
После смерти Пьюзо Первого, Луиш альт Фуртаду остался на службе трону, став у наследника министром по доходам и сборам. Ведь всем известно, Пьюзо Второй жил одной единственной страстью — золотом. При нём княжеский дворец утонул в роскоши, зато кряхтели торговцы и ремесленники, голодали крестьяне. Назревали бунты, которые в условиях обострившегося противостояния с Унсалой и Кевиналом могли стать роковыми для государства. Пран Луиш из Дома Полосатой Камбалы убедил князя чуть-чуть снизить налоги для своих купцов и повысить для заезжих. Результат превзошёл все ожидания. Согласно докладу тогдашнего начальника тайного сыска Трагеры Эссио альт Дедериза, недовольства в нескольких провинциях рассосались сами собой, не успев переродиться из гроздьев гнева в вино кровопролития. Конечно, Пьюзо Второй не стал любимцем черни, но при упоминании его имени, по крайней мере, не сплёвывали через левое плечо. Луиш подобрал себе преемника, а сам согласился занять пост первого министра.
Неусыпно радея за державу, он добился от главнокомандующего флотом, адмирала Энеко альт Юстебана из Дома Белой Ласточки, нововведений, позволивший галерам противостоять парусному флоту с тяжёлым пушечным вооружением. Так же некоторые реформы в сухопутной армии дали возможность трагерцам нанести несколько серьёзных поражений армии Кевинала и добиться замирения с Унсалой с некоторыми прибылями, что касается земель вдоль правого берега Уна — реки, прорезающей материк с севера на юг.
Кстати, в боях с кевинальцами окреп и возмужал талант генерала Пако альт Гуиреза из Дома Чёрного Щита, который происходил из бастардов покойного Пьюзо Первого и всего в жизни добивался сам.
Добрый десяток лет спустя разгорелась война с Браккарой, которую пран Луиш оттягивал, как мог, но непомерные требования островитян шли в разрез с интересами первого министра, да и всей Трагеры. Те добивались беспошлинной торговли, которая убивала местных купцов, а сами вводили ограничения по поставкам трагерской шерсти и сукна. Ну, и конечно, каперство, въевшееся у браккарцев в плоть и кровь. Настали такие времена, когда они предпочитали грабить торговые суда в прибрежных водах от Калвоса до островов Святого Игга, а потом продавать эти же товары в портах. Война была короткой и отчаянной, славной, но не победоносной. Началась сражением в проливе Бригасир, а закончилась бомбардировкой припортовых кварталов Эр-Трагера и капитуляцией.
Злые языки утверждали, великий князь Пьюзо Второй умер от огорчения, кода узнал сумму контрибуции, котонную должен выплатить согласно требований браккарского короля Ак-Орра тер Шейла, но только пран Луиш знал это наверняка. Ещё бы! Он стоял рядом с князем, когда тот побагровел, захрипел, повалился навзничь, а через сутки скончался, не приходя в сознание. Да, Пьюзо Второй настолько любил золото, что предпочёл умереть, лишь бы не расставаться с казной, которую копил долгие годы.
Сын его, Пьюзо Третий вступил на престол не в лучшие времена для державы. Унизительный мир с Браккарой, пустая казна, недовольство дворян и мрачный настрой черни, среди которых снова ширились устремлении я к бунтам, чему в немалой степени способствовали подстрекатели-проповедники из Лодда. Кевинальцы вновь зашевелились у границ, а Унсала выдвигала ультимативные требования, касаемо спорных территорий вдоль реки Молочной, притока Уна. Молодой великий князь не слишком интересовался государственными делами — эпоха правителей-воинов, правителей дипломатов, правителей-мудрецов давно миновала. Пьюзо увлекался шпагой, став к двадцати восьми годам мастером клинка, которому не было равных не только в Трагере, но, вполне возможно, и на всём материке, если не считать пару пожилых учителей фехтования из Вирулии. Его увлекала музыка, он много времени проводил в музыкальной академии, жертвовал много — а по мнению прана Луиша, непростительно много — денег, привлекая прославленных менестрелей, таких как Брайн альт Норманн из Унсалы или Джиджипетто Вирулийский. Приглашал он и знаменитого на весь мир альт Грегора, но тот отказался, сославшись на полное неумение учить, к немалой радости первого министра, который уже прикидывал, во сколько обойдётся казне менестрель, не знающий удержу в разгуле.