— А вы хитрец, пран Ланс, — прищурился Махтун, который владел собой гораздо лучше. — Трагерцы — ваши друзья. Когда вы к ним попадёте, мы поменяемся местами. Мы станем пленниками, а в обретёте свободу.

— Ну, почему же сразу пленниками. В Трагере принято благородно обходиться с потерпевшими кораблекрушение. Даже с уроженцами южных островов. Там только браккарцев не слишком жалуют.

— Но вы не возражаете, что рассчитываете таким образом освободиться?

— Конечно! Ведь не велика тайна, что я сплю и вижу, как бы мне от вас вырваться.

— Спасибо. Честно.

— Так я и раньше особо не скрывал своих желаний. Добавлю, что могу за вас замолвить словечко в Трагере. Скажу, что вы — мои друзья. А я ведь могу и совсем другой отзыв о вас дать.

— Вы так рассуждаете, будто «Бархатная роза» уже пробила борта о прибрежные скалы!

— Не скалы, так браккарские ядра… — Альт Грегор пожал плечами и развернулся, намереваясь идти в каюту.

Разговор его порядком утомил. Почему два народа, считающие себя самыми ловкими и ушлыми, обитают именно на островах? Или это, наоборот, жизнь вдали от материка и необходимость большую часть жизни заниматься делами купеческими, накладывает на людей такой отпечаток? Они думают, что могут обвести вокруг пальца любого, живущего не на их кусках суши посреди океана. Считают остальных за дурачков. Ну, например, та странная игра, которую Махтун ведёт с ним, Лансом альт Грегором, ничем иным объяснена быть не может. Доколе они будут его уговаривать сделать то, что сделать ему не по силам?

— А чего вы боитесь больше? — Вдруг спросил капитан. — Мне вдруг пришла в голову мысль — лягу в дрейф, спущу ялик и отдам вас пране Дар-Вилле тёпленького. В обмен на право беспрепятственно добраться хотя бы до Эр-Трагера, а потом, если повезёт, то и до Айа-Багаана. Что скажете?

— Скажу, что недооценивал вашу подлость и изворотливость… — Менестрель передумал возвращаться в каюту и медленно зашагал по палубе в сторону кормы. Махтун и Эльшер вынужденно следовали за ним. Просто для того, чтобы слышать слова, сносимые свежим, переходящим в крепкий, ветром. Краем глаза Ланс заметил, что Пунг и Вонг идут в том же направлении, каждый вдоль своего борта. — Но и вы многое недооцениваете. Если бы я, в действительности, владел магией не только для музыки, а так, как хочется вам, то снёс бы вас и ваших костоломов ещё седмицу назад. Я этого не делаю не из человеколюбия, ибо мне не за что любить людей, а островитян тем более, а просто потому, что не могу. Это во-первых. Во-вторых, вы, несмотря на напускную мудрость и якобы накопленный жизненный опыт, недооцениваете вероломство браккарцев. Они, конечно, примут меня с распростёртыми объятиями, поблагодарят вас, а потом без зазрения совести возьмут «Бархатную розу» на приз. Ну, и в-третьих… Даже если Дар-Вилла согласится взять меня в обмен на вашу жизнь и свободу, не стоит обманывать себя — сразу же по прибытию на Айа-Багаан на вас донесут. Кто? Да любой из вашей команды за звонкую монету. Или глубокоуважаемый пран Эльшер, который спит и видит, чтобы из шкиперов перепрыгнуть с капитаны…

— О закрой свой фонтан, изрыгающий невероятную, немыслимую ложь! — вскричал шкипер, бледная так сильно, что окантованное чётной бородой лицо стало походить на гипсовую маску.

— Чтобы не загрязнить кристально чистую воду твоего разума? Но ведь ты хочешь стать капитаном, правда? И готов на любую подлость ради этого?

— Мой капитан! — Эльшер повернулся к алла Авгызу. — Девственностью святой Бонны и муками святого и непорочного Беды клянусь! Я не злоумышляю против вас!

— Я верю тебе, друг мой! — Голос Махтуна, в отличие от кипевшего праведным гневом шкипера, источал мёд и елей. Не у каждого исповедника получается так вкрадчиво ворковать. Опять же, по мнению альт Грегора, свойство натуры, присущее тем, у кого тяга к торговле разлита в крови с рождения или, самое малое, впитывается с молоком матери. — Просто пран Ланс проверяет нас. Не принимай близко к сердцу его слова.

— У нас в Аркайле говорят — на воре и шапка горит, — усмехнулся менестрель.

— А нас мудрецы говорят немного о другом. Язык твой — конь твой. Не удержишь его, он тебя сбросит.

— Будет ли тень прямой, если ствол кривой? Такую поговорку слышали?

— Слышал, но слышал и такую, — вздохнул Махтун, поднимаясь следом за Лансом на квартердек. — Кто сеет шипы, не соберет винограда.

Менестрель едва сдерживал рвущийся из груди хохот. Айа-багаанский капитан вообразил, что сумеет переговорить самого Ланс альт Грегора. Ещё поглядим, кто с кем будет играть, как кошка с мышкой.

[1] Галфвинд — курс судна, когда его направление движения перпендикулярно к направлению ветра. Иначе называется «в полветра».

Он прошёл мимо матроса, удерживающего двумя руками колдершток.

Именно отсюда несколько дней назад он рассматривал каракку в зрительную трубу. Тогда она была почти неразличима человеческим глазом. Напёрсток, скачущий по волнам на границе неба и моря. Сейчас «Лунный гонщик» сравнялся по размеру со скаковым конём. Ланс невольно залюбовался мчащимся кораблём. Говорят, нет ничего прекраснее танцующей женщины, скачущей лошади и посыльной каракки под всем парусами. И это правда. Не зря менестрель имел слабость к одним, вторым и третьим. Корабль жадно ловил ветер парусами, выпуклыми и упругими, словно распустившая лепестки белая магнолия. Он плавно взбирался на очередную волну, задирая форштевень, а потом нырял вниз, срывая пенные барашки нижним краем блинда, поставленного для увеличения скорости под бушпритом.

Прикинув на глазок, менестрель определил, что парусность «Лунного гонщика» самое малое вдвое больше, чем у «Бархатной розы». Конечно, надо учитывать, что каракка гораздо тяжелее и обводы у неё более «круглые», чем у фелуки, но в любом случае, последние сомнения в том, чем окончится эта гонка, исчезли.

— Два-три дня… — задумчиво проговорил Ланс.

— Согласен, — кивнул Эльшер алла Гафур, горестно вздохнув.

— Если не переменится ветер, — заметил пран Махтун.

— На это есть надежда? — поинтересовался альт Грегор.

— Судя по всему, нет. Но кто нам мешает верить и молить Вседержителя о помощи?

— Само собой. Но я почему-то уверен, что браккарцы будут возносить не менее горячие молитвы, надеясь, что Вседержитель поможет догнать нас. Таким образом, как ни крути, а всё будут решать мореходные качества судов.

— Если разгуляется шторм, мы сможем уйти, — сказал Эльшер. — Если конечно, нас не затащит под острова Святого Игга. Там в шторм очень опасно…

— Замолчи! — воскликнул побелевший капитан. Сделал пальцами охранительный знак и прижал ладонь к груди — там, по все видимости, висела ладанка с мощами святого или образок. — Накликаешь…

— Прошу покорнейше… — начал былошкипер, но осёкся и застыл с раскрытым ртом.

С фордека «Лунного гонщика» сорвалось белое облачко — пороховой дым.

Погонная пушка!

Раздавшийся несколькими мгновениями позже звук выстрела подтвердил это предположение.

Ядро упало в воду с неслышным из-за ветра и скрипа снастей плеском, не долетев до кормы «Бархатной розы» полусотни брасе.

— Пробуют нас на зуб, — подытожил менестрель.

— Проверяют — достанут ли, — не стал на этот раз спорить пран Махтун.

— Не скоро ещё достанут, — сверкнул белозубой улыбкой шкипер.

От борта — на этот раз от правого — каракки отделилось ещё одно облачко.

И теперь Ланс увидел… Нет, не увидел. Почувствовал, как иногда мог почувствовать и заранее предугадать ошибку другого менестреля, который играл в его присутствии. Сила, исходящая от стоявшего на фордеке браккарца в тёмном камзоле и надвинутом на глаза берете, тронула пушку, словно это была дудка, закрутила ядро, добавляя ему скорости. Больше всего это походило на забаву деревенских детей, с которыми знаменитый музыкант играл в много-много лет назад. Вытесанный из полена кубарь — чурка с заостренным на конус низом — подгоняли мастерскими ударами кнутика. Нужно было хлестнуть по деревяшке так, чтобы кубарь, замедляющийся со временем, закрутился с новой силой. Побеждал тот, кто первый приводил его к заранее оговоренной церии, благополучно миновав все препятствия. Здесь же роль кнутика играла магия, а так — точь-в-точь…