– Вы не зря вспомнили о своем друге, Лансе альт Грегоре из Дома Багряной Розы. Не буду вилять, как айа-багаанская фелука, когда идет под галсами. Помните, я упомянула, что прана Гворра нашли с кинжалом в груди?

– Да…

– Этот кинжал принадлежал Лансу альт Грегору.

– Быть того не может! Хотя… – Альт Террил схватился за голову. – Я так и знал! Зачем его понесло туда! Говорил же, увещевал… Нет, ему на все наплевать. Мнение друзей его не интересует. Только собственные желания, только мечты, нарисованные больным воображением… Постойте, прана Дар-Вилла. А откуда вы знаете, что кинжал принадлежит Лансу, если люди альт Раста еще обыскивают улицы и особняки?

– Никто ничего уже не обыскивает. Полдюжины ищеек старательно создают видимость кипучей работы. Просто пран Гвен уверен, если вышестоящие господа узнают, что он раскрывает убийство герцога за четверть стражи, то ничего сложного в его службе нет. Поэтому он постарается сделать так, чтобы все видели, как тяжело приходится сыскарям. А Ланс альт Грегор давно уже в подземелье. Его взяли незадолго до рассвета. Пьяного в дымину, потерявшего кошелек и перчатки, облеванного, с кинжалом прана Гворра на поясе. Причем каким-то образом он умудрился засунуть оружие в ножны своего кинжала, хотя клинок герцога шире и длиннее. Да, кстати, при аресте пран Ланс попытался оказать сопротивление. Вынул шпагу из ножен. Не думаю, что ему это зачтется как смягчающие вину обстоятельства.

– Проклятие! Бедный Ланс. А ведь сколько раз я ему говорил – не пей, не бегай по девочкам…

– Но ведь сердцу не прикажешь, не так ли, пран Коэл? – Браккарка смотрела с улыбкой. – И ваш друг отправился поговорить с праной Реналлой.

– Наверное, да. Точно не знаю. Мы с ним слегка повздорили накануне. Ланс ушел обиженный. Погодите-ка! А герцог, значит…

– Очевидно, красота праны Реналлы и ему запала в сердце. Не могу с уверенностью утверждать, посещал ли он ее раньше или это был первый раз. Но в любом случае ни к чему хорошему встреча Ланса и Гворра не привела.

– Это точно… – Коэл неожиданно обратил внимание, что разговаривает с браккаркой без прежней враждебности, словно они были давними приятелями. Умеет все-таки племя торговцев и пиратов заморочить голову честному человеку. – Позвольте, прана Дар-Вилла, а зачем вы мне это рассказываете? Хотите воспользоваться моей дружбой с Лансом, чтобы склонить меня на сторону баронессы? Так я не уверен, что, даже став регентшей, Кларина пойдет на то, чтобы выпустить государственного преступника, повинного в смерти особы герцогской крови. Ланс обречен.

– И вы даже не попытаетесь спасти его? Хорошо же дружат праны в Аркайле!

– У меня пятеро детей, и кормить их будет некому, если я получу локоть стали в живот или свинцовую пулю, вызволяя пьяницу и распутника Ланса альт Грегора! Который тем более перестал считать меня своим другом. Хотя… – Коэл задумался. – Да что говорить? Я ничего не смогу сделать, даже если очень захочу.

– Ну, я бы так не говорила. На гербе моего Дома начертано: «Упал поднимись». Мы не привыкли сдаваться перед трудностями.

– Да? – нахмурился альт Террил. – А какое вам вообще дело до Ланса альт Грегора? Неужели вы интересуетесь им только ради того, чтобы привлечь меня к заговору баронессы? А вы знаете, прана Дар-Вилла, как он не любит браккарцев?

– Не любит, – запрокинула голову и беззвучно рассмеялась островитянка. – Да он их терпеть не может! Он сам мне об этом сказал.

– Сам? Ланс? Когда?

– Позапрошлым вечером, когда помог мне прирезать четверых унсальцев, которые подкарауливали меня в темном переулке. С ним был и третий ваш друг… Он не особо искушен в фехтовании.

– Регнар?

– Да, именно он. Регнар альт Варда. Его, кстати, зацепили в плечо. Думаю, рана неопасная, но поваляться в постели какое-то время он обречен.

– Это они от меня возвращались, – пробормотал Коэл. – Значит, Ланс вам помог?

– Ну, он же не знал, что помогает браккарке, когда ввязывался в драку, а потом идти на попятную стало неудобно.

– А с чего он, собственно, полез в драку? Хотя… Дайте я угадаю. Их было больше?

– Четверо против одного. Вернее, против одной, но он не знал и того, что я – женщина. Как вы заметили, я предпочитаю мужскую одежду.

– В этом весь Ланс. Рыцарь без страха и упрека. Такие, говорят, перевелись пару сотен лет назад, с той поры, как ученые монахи придумали порох.

– В Браккаре тоже ценят людей чести. И я – Дар-Вилла тер Нериза из Дома Алой Звезды не привыкла оставаться в долгу. Думаю, вдвоем мы сумеем вызволить Ланса альт Грегора, величайшего менестреля всех времен и народов. Обидно будет, если дар его погибнет на плахе палача или на виселице.

– Или в садке с миногами у короля Ак-Орра тер Шейла.

– Дался вам всем этот садок! – усмехнулась островитянка. – Хоть кто-нибудь из вас, обитателей материка, его видел?

– Я не видел, клянусь честью, но мне рассказывали…

– То-то и оно. Никто не видел. Зато все пересказывают друг другу. Давайте не будем обсуждать способы казни на наших островах. Хорошо?

– Хорошо.

– Но вы согласны остаться и принять участие в этом заговоре…

– В заговоре обреченных?

– Не таких уж и обреченных, как может показаться на первый взгляд.

– Ладно. Я согласен. Пускай Ланс и отказался пожимать мне руку.

– Думаю, у него будет время в подземелье, чтобы поразмыслить о своих поступках, понять, кто истинный друг, а кто враг. Темницы обычно располагают к такому времяпровождению.

– А вы откуда знаете?

– Давайте, пран Коэл, оставим между нами хотя бы немного недоговоренностей. В женщине должна быть некая тайна, вы не находите?

– Пусть будет по-вашему, прана Дар-Вилла, – поклонился Коэл, на этот раз позволив губам растянуться в какое-то подобие улыбки.

– Вот и договорились.

Островитянка толкнула дверь и первой шагнула через порог.

Как всегда, Ланс пробудился, словно по сигналу свыше. Неважно, как с вечера ложился спать менестрель – трезвый или пьяный, смертельно уставший или хорошо отдохнувший, простуженный или совершенно здоровый, он просыпался всегда приблизительно в одно и то же время, в начале первой стражи или даже чуть раньше – незадолго до окончания шестой. Так случилось и в этот раз.

Альт Грегор раскрыл глаза, мучительно вспоминая, где же остался ночевать прошлым вечером, не прокутил ли все деньги до последнего медяка, не устроил ли пьяную драку? Память отказывалась служить. Такое с ним бывало и раньше. Нечасто, но бывало. Когда наутро друзья рассказывали, что же они творили вместе вчерашним вечером, а он улыбался, поддакивал, но ловил себя на мысли, что ничего не помнит. Хотя, по утверждению собутыльников, веселился наравне со всеми и не падал под стол.

Страшно болела голова.

Даже не хотелось шевелиться.

А еще тьма… Она окружала со всех сторон. От нее веяло холодом и сыростью.

И вонища… В комнате Регнара с «настоявшейся» ночной вазой смердело куда меньше.

Он что, так напился вчера, что уснул в выгребной яме?

И тут Ланс вспомнил.

Не все, конечно, но отдельные куски вчерашнего дня встали перед глазами.

Баронесса Кларина.

Реналла, роняющая из рук шитье.

Пран Гворр с перекошенным от ненависти лицом.

Пьяный угар в безымянной забегаловке.

Загадочные темные фигуры, заступающие ему путь…

Так вот почему болит голова…

Ланс осторожно, кончиками пальцев ощупал лоб. Над правой бровью вздулась «шишка», сверху которой запеклась тонкая корочка крови.

– Канальи… – прошипел менестрель пересохшим горлом.

Схватился за пояс. Ни шпаги, ни кинжала.

Осознание неизбежного вцепилось в его сердце когтями.

Темнота. Оружие отобрали. Лежит он… Да, на соломе, причем на весьма грязной и сопрелой.

Темница.

Менестрель с трудом перевернулся на живот и встал на четвереньки. Тут же его стошнило. Желчью и остатками вина. При попытке подняться на ноги стошнило еще раз.