— Пран Ланс? — Капитан Махтун участливо склонился к менестрелю. — Зачем вы принимаете всё так близко к сердцу? Всё это в прошлом. Пусть мёртвые вечно блаженствуют в Горних Садах, а нам с вами надлежит заботиться о живых.

Альт Грегор кивнул. А ведь и правда. Погибших не воротишь. Оплакивать их должны жёны и матери. Мужчинам надлежит мстить или же ничего не делать, если для достойного отмщения руки коротки. Он попытался подняться, но резкая боль пронзила грудину. Снова сердце. Похоже, ему теперь противопоказано волноваться. Так недолго и на тот свет угодить. Кстати, отличный ход. То-то же айа-багаанцы расстроятся, когда знаменитый менестрель умрёт от сердечного приступа прямо у них на палубе. Что они скажут княгине? Как оправдаются?

Из-за боли улыбка получилась кривоватая, но Ланс махнул рукой.

— Не переживайте, капитан. У меня случается.

— Что случается? Вы побледнели как полотно! И губы синие… Я помогу вам подняться.

Он подхватил менестреля под локоть и потянул.

— Что с вами?

— Не беспокойтесь, — вяло отмахнулся Ланс, стараясь не обращать внимания на боль. — Моё сердце разбито в мелкие осколки. Чего же вы ожидали?

— Шуточки у вас…

«Да какие к болотным демонам шуточки…» — хотел ответить маг-музыкант, но промолчал. Не хотелось тратить силы на разговоры. Боль убавилась, но не исчезла. Просто из острой, подобно отлично заточенной шпаге, она стала сосущей, как минога, с которыми он едва не сроднился за время вынужденной жизни в Бракке.

— Вы хотели мне что-то показать, пран Махтун?

— Я теперь уж и не знаю, стоит ли…

— Ладно, показывайте. И прекратите держать меня под локоть — я же не прана вашего сердца.

Капитан фыркнул, разжал пальцы и жестом пригласил менестреля следовать за ним. Они поднялись на квартердек фелуки, где вахтенный матрос всем телом налегал на колдершток, а рядом, вцепившись одной рукой в релинг, стоял смуглый средних лет айа-багаанец с бородой, чёрной с проседью, как шкура лисы-чернобурки. Второй рукой он прижимал к глазу медную трубку схваченную, словно бочка обручами, блестящими колечками.

— Ну, что, Эльшер? Что видно?

— Всё то же, капитан, — ответил тот, убирая трубку и протягивая её Махтуну.

— Познакомьтесь, пран Ланс. Это наш шкипер — Эльшер алла Гафур.

— Счастлив знакомству, — слегка поклонился менестрель, изображая радостную улыбку. — Хотя вполне обошёлся бы и без него.

Шкипер сверкнул белозубой улыбкой, прижимая ладони к груди и ловко удерживая равновесие на качающейся палубе.

— Для меня великая честь видеть перед собой известнейшего менестреля двенадцати держав. Теперь нас смертном одре мне будет о чём поведать внукам и правнукам. Жизнь прожита не зря.

Ланс не понял, издевается ли над ним моряк или говорит совершенно серьёзно, а потому на всякий случай решил промолчать. Сам бы он мог так цветисто изъясняться лишь с целью уколоть туго соображающего собеседника. Хотя… Чем демоны не шутят? Вдруг Эльшер алла Гафур, взаправду, входит в число поклонников его мастерства? В какой-то мере, это льстило и согревало душу, ведь плох тот менестрель, который не радуется, что его музыку любят и ценят. Но здесь, в окружении не слишком дружелюбных людей, следовало сохранять каменное лицо, как при игре в карты.

— Вы хотели мне что-то показать? — обратился он к капитану.

Махтун ткнул пальцем в далёкое белесое пятнышко у самого горизонта. Стремительно мчащиеся по небу облака то скрывали солнце, то позволяли ему выглянуть, словно красотка на балу играла веером, кокетничая с пранами. Мельтешащие тени делали поверхность моря похожей на шкуру барса, а потому с первого взгляда было совсем непонятно — корабль это или пенный гребень очередной волны.

— Вы мен льстите, капитан, — усмехнулся Ланс. — Говорят, орёл, парящий в поднебесье, способен разглядеть мышь в траве. Но я — не орёл.

— Увы, никто из нас не орёл. — Лучезарная улыбка капитана озарила квартердек. — Для того, чтобы видеть далеко, мы используем зрительную трубу.

— Что?

— Вот. Обратите внимание. — Махтун поднял ту самую трубку, которую получил от шкипера. — С одного конца стёклышко. И с другого — тоже стёклышко…

— И что?

— А стёклышки непростые, не плоские, а похожие на зерна чечевицы, только больше.

— Клянусь святым Кельвецием, я не понимаю, какая может быть польза от двух огрызков стекла. Хоть на чечевицу они похожи, хоть на тыкву!

— А вот извольте глянуть.

Пожав плечами, менестрель покрутил в пальцах трубку. Мысли его были заняты совершенно другим.

— А скажите, пран Махтун, ведь у капитана Деррика альт Горрана была молодая жена и сын, так?

— Кажется, да.

— А что с ними случилось после ареста главы Дома Лазоревого Кота и его супруги? Не слышали?

— Да неизвестно. Он них в донесении ничего не было.

— То есть, сохраняется надежда, что им удалось спастись?

— Да кому они нужны? Может, их отправили в ссылку в дальнее поместье. Может, бросили в подземелье, не удосужившись никому сообщить об этом. А может, они успели сбежать куда-нибудь.

— Например, во владения Дома Жёлтой Луны… — Задумчиво протянул Ланс.

— Туда-то зачем?

— Жена Деррика из Дома Жёлтой Луны.

— Ну, тогда на её месте я в последнюю очередь попытался бы прятаться у родни. Куда кинутся искать?

— Ну, да… — Менестрелю стало тоскливо и одиноко, несмотря на то, что фелука кишела людьми.

Очень трудно ощущать своё бессилие. Когда хочешь помочь, но обстоятельства оказываются сильнее. Новость о том, что Реналла стала вдовой, отступила перед картиной обстоятельств, при которых это произошло. Опасность её грозила не шуточная. Хоть прана Леаха, вдовствующая герцогиня, хоть её дочь Мариза, которая, по словам Махтуна, захватила власть в Аркайле, с убийцами Гворра шутить не будут. Если родителей Деррика уже примерно наказали, а о Реналле ничего не слышно, это может означать либо то, что она успела скрыться при помощи друзей или родни, либо то, что её держат в подземелье, предполагая для чего-то использовать. И в том, и в другом случае ему надо возвращаться на родину. Можно попытаться прибегнуть к помощи Гвена альт Раста — он производил впечатление благородного человека, особо не верил в вину Ланса, а уж теперь, когда доказана непричастность менестреля к убийству, должен встать на его сторону. В случае, если Реналла в темнице, придётся, конечно, постараться, чтобы вызволить её. Но ничего невозможного не бывает. А если вспомнить, то в Аркайле остался ещё и Коло — ушлый малый, имеющий связи в преступном мире настолько глубокие, что и представить страшно. Если Реналла скрылась, найти её, само собой, будет сложнее, ведь человек для того и прячется, чтобы его не разыскали. Тут, опять же, придётся просить прана Гвена или Коло. Или обоих сразу, лишь бы один не прознал об участии в деле другого. Эти двое любят друг друга почти как кошка с собакой. Но в любом случае, ему нужно вернуться в Аркайл.

Родной Аркайл. Возможно, не земля обетованная, не самая лучшая держава из имеющихся двенадцати… Да, там нет таких учёных-чародеев, как на Браккаре, не пляшут так зажигательно, как на Кринте, не выращивают таких замечательных скакунов, как в Трагере, не делают такой вино, как в Вирулии, и не добывают столько самоцветов, как в Тер-Веризе, но он такой один. Всё равно он — лучший. Его холмы и заливные луга, его реки и отроги гор Монжера. Его гомонящая толпа на рынках, бравые вояки, не раз доказавшие превосходство над каждой из армий мира. Его кроткие и мудрые монахи, его прекрасные праны, с коими не сравнятся женщины ни севера, ни юга. Только сейчас Ланс ощутил, как ему хочется войти в город вместе с толпой крестьян, везущих на рынок нехитрую снедь, скажем, через Тележные врата, пройти не спеша по улицам, заглянуть в Собор Святого Кельвеция, поставить свечку Пергитте в её храме, а потом отправиться в одну из забегаловок, где проведено столько времени, и плотно закусить печёными земляными яблоками со свиными рёбрышками или седлом барашка под чесночным соусом, запить бутылкой доброго вина, светлого, как слеза, и кислого-прекислого… Вот только как это сделать, если ты на айа-багаанской фелуке и отпускать тебя не намерены.