— Как прикажете, милая прана, — поклонился Пьетро. — Итак, пран Уилл? Ваше последнее слово? Учтите, как комендант Аледе и командир самого большого гарнизона на удалении в два десятка лиг от вашего замка, я могу решить вопрос силой, но предпочитаю договариваться и взывать к рассудку.

— Хорошо, — кивнул гофмейстер с таким кислым видом, будто проиграл в кости две сотни «лошадок» и любимую шпагу. — Я поговорю с праной Нателлой альт Раст. Когда вы намерены выдвигаться в дорогу.

— Не позже полудня.

— Полагаю, у меня не так много времени, чтобы собраться, — поднялась из-за стола Реналла.

Праны так же встали. Лейтенант отодвинул стул, помогая молодой женщине.

— Я очень благодарен вам за помощь. Клянусь и в дороге, и в Вожероне, защищать и оберегать вас. Я скорее погибну, чем позволю хотя бы волосу упасть с вашей головы. — говорил он, сопровождая её к порогу. И уже предупредительно распахнув дверь, прошептал. — Вам кто-нибудь говорил, сколь вы восхитительны?

Адмирал Жильон альт Рамирез из Дома Золотой Синицы недавно разменял шестой десяток и, сколько себя помнил, служил Трагере. Родился он слабым и болезненным и отец его, глава одного из Высоких Домов Трагеры, долгое время думал, что сын не выживет, хотя старая повитуха, принимавшая роды, напророчила головастому и молчаливому, в отличие от братьев и сестёр, младенцу великое будущее. «Кто рождается с шестью пальцами на ноге, тот ужас какой везучий потом бывает», — сказала она, пеленая будущего героя сражения в проливе Бригасир.

Когда родные поняли, что маленький Жильон не намерен отдавать душу Вседержителю, его записали правым загребным на галеру «Ласковая» флота его светлости Пьюзо Второго альт Ортега из Дома Пурпурного Меча — владыки Трагеры. Будущий адмирал рос, играл с детьми — сбивал коленки и дрался, учил грамоту и арифметику, постигал логику и риторику, осваивал основы фехтования и верховой езды, и в то же время рос по службе. Каждые три года он исправно получал новое звание, благо отец его пран Карлос командовал Северной эскадрой трагерского флота. Добросовестная служба — а ведь взысканий Жильон не получал, да и не мог получить — позволила ему в семнадцать лет взойти на борт той же «Ласковой», но первым помощником капитана.

В то время его светлость задумал искоренить пиратство в прибрежных водах, выковыряв охотников за удачей из их цитадели, ранее считавшейся неприступной на острове Святого Игга. Юный Жильон альт Рамирез в боях с пиратами показал отменную отвагу, смешанную с надлежащей мерой хладнокровия. Водил абордажную команду на штурм стены, не кланяясь пулям, и в числе первых ворвался на бастион Клык, продержавшийся дольше прочих. Таким образом, окончание компании он встретил капитаном «Ласковой», а вскоре перешёл на сорокавёсельную галеру «Бесстрашная».

К несчастью, исполнение замыслов великого князя привело к неожиданным последствиям. Лишившись местных соперников, в прибрежных водах Трагеры буйным цветом расцвели пираты браккарские. Ограбления торговых судов не стали реже, а, напротив, участились. При этом северяне не просто забирали весь товар, но и уводили с собой суда «на приз». Если корабль по каким-то причинам не устраивал островитян, они пускали его на дно. Смеха ради, могли посадить всю команду в один ялик и наблюдать, как перегруженная лодка медленно уходит под воду, а могли использовать все ялы, но у нескольких пробить днище.

Капитан галеры Жильон альт Рамирез и ещё несколько офицеров флота обратились к адмиралу с прошением. Они требовали разрешить им бескомпромиссную борьбу с браккарцами. Адмирал удостоился аудиенции у великого князя, где ему было отказано в просьбе. Политика — штука тонкая. Его светлости приходилось учитывать недовольство Кевинала и Вирулии, с которыми в то время дружила Браккара, а так же ослабление Аркайла, пережившего несколько неурожаев подряд, амбиции унсальского короля и интриги лоддеров. Тогда капитаны, возмущённые бесчинством северян, устроили заговор. Трудно даже предположить, чего им это стоило, но дерзкими рейдами, используя исключительно галеры, они смогли за пару месяцев, пока известия о их подвиге не дошли до Пьюзо Второго, потопить два десятка пиратских судов.

Как это ни удивительно, браккарцы не подали ноту протеста. Может быть потому, что у островного королества ухудшились отношения с Тер-Веризой и Краналом, а кроме того, Унсала заключила договор о дружбе и поддержке с Аркайлом и Трагерой, после приглашения в союз Лодда, создав самую сильную антибраккарскую коалицию за последние три века.

Великий князь приблизил к себе и обласкал своевольных капитанов, а душа заговора Жильон стал адмиралом северной эскадры Трагеры. Его батюшка, пран Карлос, не принял возвышение сына и отказал ему в наследстве, обозвав выскочкой и своенравным гордецом. При этом пран Карлос подал в отставку и с тех пор и до самой смерти с сыном не виделся.

Сделавшись самым молодым адмиралом в многовековой истории Трагеры, Жильон альт Рамирез не почил на лаврах, а все свои силы бросил на усовершенствование галерного флота. Он предложил установить пушки не только на носу, но и на корме, увеличил количество гребцов на одно весло с трёх до пяти, причём, два добавленных человека входили ещё и в абордажную команду, резко её усиливая во время тесной схватки. В то время, как в других державах, имевших галерный флот, каждый из моряков сам себе приготавливал пищу, адмирал Жильон обязал каждого капитана иметь на корабле камбуз, а у моряков просто вычитали из жалования за съеденное.

Лет через пятнадцать Браккара воспряла духом и, несмотря на военно-морскую мощь Трагеры, вновь принялась щипать купцов в её прибрежных водах и, в особенности у острова Калвос — обширного, почти плоского и почти безлесного. Для приближающихся к береговой кромке с моря, он казался поднимающейся из волн плешивой головой великана. Собственно в переводе со старотрагерского «калвос» и означало — лысая голова или по-попросту плешь. Волею судеб, этот кусок суши весь зарос прекрасной травой, которая как нельзя лучше подходила для овец. Ещё в незапамятные времен остров разделили между Высокими Домами Трагеры и его население составили пастухи, стригали, мойщики шерсти, чесальщики, валяльщики, красильщики и тому подобное. То есть все, кто принимал участие в создании лучшего в мире сукна — калвосского, которое, наряду с трагерской сталью, прославило великое княжество среди двенадцати держав. Тончайшее, но крепкое сукно шло на любых торжищах, если не на вес золота, то около. Короли, герцоги и князья заказывали платья из него. Пять небольших городков, окружённые пустошами, по которым пастухи с известной только им, но очень строгой закономерностью гоняли стада тонкорунных овец, давали мотки ткани в несколько лиг длиной каждый год.

Известно, что для браккарца процветание любой соседней державы — острый нож в сердце. И островитяне предприняли попытку захватить Калвос. К берегам Трагеры двинулся флот из двадцати пяти тяжёлых каракк, которые несли от двенадцати до двадцати пушек на борту. Очень большая сила. Но в калвосских шхерах[1] их поджидали галеры адмирала Жильона альт Рамиреза. Узкие проходы между округлыми каменными «лбами» позволяли двигаться маневренным гребным судам, но громоздкие каракки заходить туда не рисковали. Опустив мачты, трагерцы полностью скрылись из глаз неприятеля, в то время как сами не на миг не упускали его из виду и вовремя от времени теребили фланговыми наскоками.

Против браккарцев сыграла и погода. Когда они вошли в пролив Бригасир, отделяющий Калвос от северного материка, море заштилело. Паруса на многопушечных каракках обвисли. Северяне пытались маневрировать, буксируя тяжёлые суда при помощи шлюпок, умудрились выстроить какое-то подобие боевого порядка. И тут из шхер ударили галеры трагерцев.

Приземистые, вытянутые корабли мчались, словно водомерки по водной глади. Гнулись вёсла, летели ядра из погонных пушек. Над морем стелился дым, ухудшая видимость и защищая галеры от ответного огня.