К своей несказанной радости, после недолгих поисков, он обнаружил в камне, вылизанном и выглаженном ветрами, несколько углублений, объёмом от четверти вельты[3] до вельты, заполненные водой. Сунув палец в первую выемку, облизав его и убедившись, что вода пресная, менестрель припал губами к прозрачной и холодной влаге и долго пил. Ещё бы… Больше суток ни глотка.

Давно уже самая обычная дождевая вода, слегка приправленная затхлостью, не казалась ему такой сладкой.

Вволю напившись, Ланс умылся — найденной воды хватало даже чтобы искупаться, если бы он каким-то образом сумел собрать её в одной ёмкости. Впрочем, расслабляться не следовало. Если погода изменится и будет «жарить» солнце, то спасшийся из моря может очень быстро остаться без запаса воды. Ну, разве что накрыть самую большую выемку камзолом и защитить от испарения.

С этими мыслями альт Грегор продолжил изучать остров, ведь неизвестно, как долго ему предстоит тут жить. Возможно, до самой смерти. И в этом случае утешить может разве что то, что наступит она дней через двадцать. А пока что он поборется. Хорошо бы островок оказался одним из тех, где обустраивали свою жизнь мародёры. Тогда появилась бы надежда найти хоть какое-то топливо, возможно, что-то из еды — позабытые сухари, солонину или сыр. К тому же хорошо бы обзавестись ножом. Ну, или хотя бы чем-то режущим.

К глубокому разочарованию Ланса, поиски не увенчались успехом. Не то, чтобы он вовсе не обнаружил следов присутствия людей на этом острове. Нет. Пираты держали здесь, скорее всего, наблюдателей. Очаг, остатки углей в нём, немного дров и мех с загустевшим маслом, которое, вероятнее всего, использовали, чтобы разжигать костёр в непогоду. Пересохший на солнце мех распался под прикосновением Ланса, и менестрель взвесил на ладони жирный на ощупь комок, по твёрдости не уступающий ядру ореха. Можно ли это есть? Прогорклый запах отбивал любую охоту, да и отрезать нечем… Но альт Грегор бережно прикрыл желвак остатками козьей шкуры. Кто знает, может, через неделю он будет мечтать впиться зубами в эту гадость.

Почему пираты сажали наблюдателей именно на этот уступ, менестрель понял очень скоро. Если встать на краю утёса, спиной к прогоревшим углям внутри круга их камней, то как на ладони открывался вид на водоворот. Сейчас он выглядел почти не опасным. Широкая яма с пологими краями на морской глади. Что влияло на силу и мощь стихии, Ланс не знал — это расспросить бы опытного моряка или учёного из тех, что следят за ветрами, приливами, течениями и составляют карты, которые призваны помочь каждому шкиперу провести судно целым и невредимым через все ловушки океана и прибрежья. Сила, с которой воронка затягивала всё и всех в пучину, поиссякла. На поверхность всплыла добыча, извергнутая за ненадобностью чревом океана. Волны и течение прибили её между грядой подводных скал-зубов, за которую зацепилась бочка, спасшая менестреля, и островами. Там образовалось что-то вроде ловушки, подобно заводи на крутом повороте реки, где течение или замедляется или поворачивает вспять.

Ланс видел бочки, сундуки и корзины, которые не намокли и не набрали воды, а потому могли всплыть. Обломки «Бархатной розы» — палуба, борта, надстройки, рангоут и прочие неопознаваемые деревянные части. Тут же плавали трупы моряков, а среди них вовсю резвились акулы. Только сейчас менестрель понял, что ему повезло ещё раз, очередной. Он столкнулся с зубастой тварью раньше, чем к ней присоединились прочие, самые разнообразные — остромордые и тупорылые, большие и маленькие, тёмно-синие и светло серые, почти белесые. Мелькала даже одна невиданная им ранее — с башкой, похожей на огромный молот. Морские падальщицы наедались впрок, поскольку вряд ли знал, когда в следующий раз судьба дарует им столь сытный обед.

Хотя музыкант не думал, что рыбы устроили под островами такой же наблюдательный пост, как и люди, он догадывался — они постоянно крутятся поблизости. Поэтому, не будучи излишне набожным, всё-таки вознёс горячую молитву Вседержителю. Он чудом оказался целым и невредимым, а ведь мог бы перевариваться по частям в желудках мерзких тварей.

[1] Рамбат — огороженный помост в носовой части галеры для размещения артиллерии и канониров.

[2] Куршея — помост, обеспечивающий проход между скамьями, где сидели гребцы, на галерах.

[3] Вельта — мера объёма жидкости на Северном материке. Около 8 литров. Вельты в разных державах незначительно различались между собой. 32 вельты составляли бочку. В Вирулии и Кевинале вельту называли сетьером.

Каким образом пираты завладевали выброшенным из моря добром, Ланс не знал. Мог только догадываться, что либо подцепляли крюками, либо заходили в заводь на крепких лодках. Ну, он и не желал этого знать, размышляя о том, как ему теперь жить на острове и каким образом он сумеет подать знак проходящему на горизонте судну. Ни один здравомыслящий шкипер не сунется по своей воле в опасные воды, но в пределах видимости у островов проходить могут. Когда-то давно чуть севернее пролегал оживлённый путь из Тер-Веризы и Кринта на Трагеру. Позже из-за пиратов торговые суда стали ходить либо ближе к острову Калвос, либо гораздо южнее, выбираясь к берегам Лодда. После разгона гнезда мародёров, моряки начали потихоньку вспоминать прежние пути.

Немного дров на острове, представлявшем собой, скорее, утёс, нашлось. Но ни кремня, ни кресала, не говоря уже о сухом труте, не было и в помине. Вот если бы главный учёный-маг Браккары научил его хотя бы огонь вызывать усилием воли, а без этого можно замёрзнуть насмерть, сидя на поленнице, превосходящей высотой Карросские горы.

А если попробовать, завидев корабль в отдалении, заиграть на флейте? Звуки над морем разносятся далеко и, приложив побольше усилий, можно заставить музыкальный инструмент кричать пронзительно и громко. Авось, услышат…

Ланс потянулся до хруста. Окинул взглядом горизонт.

И остолбенел!

С северо-запада, со стороны Кринта шла каракка под всеми парусами. Шла фордевинд, напоминая распустивший лепестки цветок пиона. Издалека паруса казались белоснежными, хотя были, на самом деле, кончено же, серыми.

По особенностям рангоута и парусного вооружения менестрель с одного взгляда понял, что корабль принадлежит браккарцам.

Со второго взгляда угадались знакомые обводы высокого фордека.

С третьего не осталось ни малейших сомнений — к островам Святого Игга приближается «Лунный гонщик».

Вне всяких сомнений, браккары прекрасно знали, когда водоворот опасен для любого судна, а когда крепкий корабль с полной парусной оснасткой может пройти неподалеку. Кроме того, Ланс не сомневался, кого именно они ищут здесь.

Не зря, ох, не зря, менестрелю казалось, что он разглядел фигурку Дар-Виллы на борту. Браккарская шпионка из тех гончих, что, раз встав на горячий след, от погони не оступается. Они потеряли из виду «Бархатную розу», когда начался шторм, но опытным морякам не оставило труда определить, куда именно снесло айа-багаанское судно. Они, конечно, могли вернуться и доложить прану Нор-Лиссу, что менестрель, натянувший нос не только тайному сыску Браккары, но и её знаменитым на весь свет учёным, погиб, канул в пучине вод, но предпочли убедиться, что он не сидит где-нибудь на скале и не мечтает разжечь костёр, чобы приманить проходящее мимо судно.

Мысли эти промелькнули в голове Ланса, словно стриж, делающий гнездо из слюны. Он присел на корточки, сожалея о том, что не может слиться с серовато-бурой скалой. Вот проклятые пираты, не могли хотя бы нору какую-то в камне вырубить для укрытия от лишних глаз. Надежды, что его просто не заметят, приняв за валун или пятно на горбе острова, никакой. Уж, если у айа-багаанского шкипера Эльшера алла Гафура имелась зрительная трубка, позволяющая видеть, как на ладошке, то, что находится в полулиге от тебя, то уж у многомудрых браккарцев, отправившихся в погоню с твёрдым намерением покарать своевольного аркайлца, наверняка найдётся и кое-что посерьёзнее. Захотят найти, найдут. А уж в отсутствии рвения и упрямств северян обвинить трудно. Если им что-то нужно, из-под земли достанут. Что тогда говорить о голой скале посреди моря?