«Сильная» мчалась под всеми парусами. Их тугие полосатые полотнища бросали тень на спящих моряков. Сдержанно гудел натянутый, словно струны, такелаж. Две галеры-фусты шли в кильватере у флагмана. «Резвая» и «Вёрткая». Их названия очень точно отражали боевые качества судов. Это менестрель заметил ещё вчера.

До сих пор спасение казалось ему сном — чудесным, но неправдивым. Вздумай он когда-либо написать книгу о своей жизни, читатели не поверили бы, обвинив в излишнем полёте воображения.

Ну, начать хотя бы с водоворота, поглотившего «Бархатную розу» и всю её команду, включая тех, кто пытался избежать смерти на плотике. Почему пучина пощадила только менестреля? Везение? Длань Вседержителя, вовремя протянутая с Небес? Ну, уж точно дело не в находчивости — привязаться к бочке должно было прийти в голову даже самому тупому из портовых грузчиков Аркайла.

Задремав на склоне дня, Ланс не заметил, как очередной раз прилив сменился отливом и водоворот до поры до времени притаился. На рассвете слабенького ветра хватало лишь на мелкую рябь между ближайшим островом и скальной грядой. Десятка два брасе. Для человека, выросшего на берегу реки, не расстояние. Не раздумывая, маг-музыкант плюхнулся в воду, которая показалась ему, озябшему в мокрой одежде на ветру, даже тёплой, и поплыл. Конечно, штаны и камзол сковывали движения, но тот, кто никуда не торопится, всегда поспевает вовремя. Худо-бедно, он добрался до острова и тут испытал очередное разочарование. Сколько альт Грегор ни старался, а удобного места, где он мог бы выйти из воды, или хотя бы вскарабкаться на скальный уступ не нашёл. Все неровности, за которые он пытался схватиться, оказывались слишком маленькими и вдобавок скользкими из-за водорослей, покрывавших камни сплошным ковром на несколько локтей выше уровня воды.

Но менестрель не отчаивался, а медленно плыл вдоль берега, не оставляя попыток. Утонуть он не боялся, поскольку в любое мгновение мог остановиться и постоять на дне, представлявшем собой нагромождение базальтовых глыб. Взрослому человеку вода достигала примерно середины груди. Но это в отлив. Дожидаться очередного прилива не хотелось. Хотя, с другой стороны, поднявшаяся вода могла доставить Ланса к одной из расщелин в скале, которые он видел снизу, но не мог дотянуться. Лишь бы не унесла мимо острова в открытое море…

Уже окончательно рассвело. Желудок менестреля урчал от голода. Настроение портилось. Руки и ноги мёрзли — нельзя же, в конце концов, стражу напролёт сидеть в море. Нет, в детстве, наверное, все могут, но взрослому это не дано в силу благоприобретённой привычки сосредотачиваться на всяких мелких и не очень неудобствах. Начиная злиться, Ланс опёрся плечом на скалу, и, задрав голову, принялся рассматривать скалу. Нет, это решительно невозможно. Волны выгладили камень настолько, что он стал похожим на плотно пригнанную кладку крепостной стены. Никто не лезет при штурме, словно паук или муравей, по стенке. Обычно пользуются лестницами, только откуда её раздобыть посреди моря? Вот если бы каким-то образом дотянуться до трещины… Ну, той, что в двух брасе выше. По ней, возможно, он сумел бы выбраться наверх. Так, по крайней мере, казалось отсюда, снизу.

Вдруг кто-то толкнул его в бок. Так бодается телёнок, у которого ещё не выросли рога. Сильно и настойчиво, но беззлобно.

От неожиданности Ланс дёрнулся, обернулся.

Спинной плавник, торчащий из воды. Тёмно-серая, как некрашеное сукно, туша — вытянутая, похожая на перевёрнутый ялик. И острорылая морда с косой щелью пасти. Неподвижный чёрный, похожий на провал в бездну, глаз бесстрастно рассматривал менестреля.

Акула.

Никогда раньше альт Грегор не сталкивался с этими тварями вплотную, на расстоянии вытянутой руки. С палубы наблюдал много раз. Морские хищники всегда сопровождали корабли в надежде на поживу. И слышал неимоверное количество историй — одна страшнее другой. Матросы не любили акул, и вполне обоснованно. Даже самая маленькая из них, локтя в три-четыре длиной, запросто могла вырвать кусок мяса из руки или ноги, оставив человека калекой. Той же, что изучала сейчас Ланса, было вполне по силам перекусить его пополам.

Со стороны казалось, что огромная рыбина принюхивается, будто собака к случайно обнаруженному мослу. Она почти не шевелилась, лишь чуть-чуть поводя плавниками.

Менестрель не придумал ничего лучше, как прижаться к скале, стараясь распластаться на ней. Почему-то казалось, что акула не сможет извернуться и вцепиться в него пастью, наполненной крючкообразными острыми зубами. Хотя, кто его знает, на что она способна? Моряки, рассказывающие об акулах, бросались из крайности в крайность. В одной истории потерпевший кораблекрушение матрос спасался, просто стукнув рыбу кулаком по носу, а в другой — её не мог остановить выстрел из фальконета. Разумно предположить, что это были разные акулы. Ведь не секрет, что они сильно отличаются между собой. Есть акулы-лисицы и акулы-быки, песчаные и тигровые. Самые страшные из них белые акулы, которые в состоянии ударом хвоста перевернуть шлюпку с полудюжиной матросов. А ещё белая акула — герб королевского Дома Браккары, что не добавляло им привлекательности в глазах Ланса альт Грегора. По утверждению старого боцмана, с которым менестрель часто болтал в своё первое плавание, самые большие акулы — китовые — как раз были безопаснее коровы. Питались мелкой рыбёшкой и креветками, а на человека не нападали никогда.

Всё это пронеслось в голове Ланса за долю мгновения. Только вот беда — он не знал, какая именно акула перед ним. Поэтому не мог предположить — «пободает» она его и уплывёт или вырвет внутренности одним укусом.

Что делать?

Ждать?

Не стало бы поздно.

Рыба отплыла, сделал круг рядом с менестрелем, прикоснувшись к нему боковым плавником, ушла на глубину, плеснув напоследок хвостом по воде.

Неужели оставила в покое?

Альт Грегор вздохнул посвободнее, примериваясь продолжить обследование берега, но тут прямо перед ним вынырнула зубастая пасть. Клацнули зубы, обдав ветром лицо.

Промахнувшаяся акула погрузилась, ударив хвостом, будто дубинкой по ногам.

Второго напоминания Ланс не стал ждать.

Откуда взялись силы и умения?

Цепляясь пальцами рук и ног за малейшие выступы, словно мокрая перепуганная муха, он взлетел на скалу, ненадолго задержавшись в прохладной трещине, наполненной смрадом гниющих водорослей. И уже на самом верху упал щекой на шершавые камни, чувствуя, как сердце пытается выскочить из груди, ударяя молотом в рёбра.

Да, он слышал, что в Тер-Веризе есть племя, промышляющее сбором ласточкиных гнёзд. В огромных и глубоких пещерах к северо-западу от столицы водился особый род птиц — то ли стрижи, то ли ласточки, которые лепили гнёзда из собственной слюны, ведь ни веточек, ни шерсти, ни даже грязи найти поблизости не могли. Тер-веризцы странные люди. И не только потому, что мужчины там ходят в юбках. Они ещё и едят варённые птичьи гнёзда, почитая их одним из самых изысканных лакомств. Как не противно жевать такую гадость, Ланс не знал, да и знать не хотел. Да и речь не о том. Испокон веков обитатели деревушек, стоявших неподалеку от пещер, жили тем, что собирали ценившуюся, если не на вес золота, то на вес серебра уж точно, еду и продавали заезжим торговцами. При этом лазали по скалам все от мала до велика, пользуясь только тем, что дано от природы — пальцы. Ведь лестницу с лодки не приставишь и крюк для верёвки в камень не вобьёшь. То есть, загнать его в трещину, конечно, можно, но какая птица будет продолжать гнездиться там, где грохочут молотками. Поэтому мастерство скалолазания оттачивалось в этих краях годами. Любой мог вскарабкаться по голой стене и спокойно спуститься вниз. Раньше Ланс никогда не замечал за собой таких талантов, но когда припекло, получилось — хоть и не без труда, зато не сорвался.

Отлежавшись, отдышавшись, Ланс принялся осматривать остров, на котором оказался. Ведь, если смерти в волнах или в пасти акулы он избежал, то гибель от голода и жажды вырисовывалась, как никогда раньше, зримо. Особенно от жажды. Голодать человек способен долго. Менестрелю не единожды приходилось по два-три дня обходиться без пищи, при этом постоянно куда-то идти, волочить тяжёлый груз, а иногда даже драться с врагами. Ничего, как-то выдержал. Значит, отлёживаясь на островке, протянет гораздо больше. Может, дней десять, а то и все две недели. А вот без воды протянуть тяжелее. Особенно, если начнётся жара.