— Какая прана Леаха? — Махтун остановился у грот-мачты. — Вы что, совсем ничего не знаете?

— А что я должен знать?

— В Аркайле теперь новый правитель. Вернее правительница. Прана Мариза из Дома Серебряного Барса.

— А что с Айденом?

— Этого никто не знает. Герцог Айден из Дома Чёрного Единорога, прана Леаха, мать его, и ей братья — Шэн и Льюк альт Кайны отстранены от власти и арестованы. Судьба их неведома. Ходят разные слухи. Кто-то полагает, что их отправили в казематы под Севреной Башней, некоторые думают, что их просто придушили без лишнего шума и тела сбросили в залив.

— Погодите… — Ланс потёр виски. — Мариза сместила безумного брата?

— Именно так. При поддержке Дома Серебряного Барса и некоторых других Домов.

— Ну, что ж… Этого следовало ожидать. Айден — вечный ребёнок. Леаха — совершенно бездарная, если речь заходит об управлении государством. А братья альт Кайны попросту грабители…

— То есть вы оправдываете дворцовый переворот?

— Такой — да.

— Но ведь вы только что радовались справедливому правлению в Аркайле и гордились, что у вас всё по закону.

— Есть прецеденты. Можно поискать в архивах Кевинала и Трагеры. Известны случаи, когда представители младшей ветви того или иного Дома брали власть в свои руки, если оказывалось, что…

— При этом вы оправдываете насилие? Вооружённый захват власти, аресты, убийства?

— Почему же оправдываю? А воспринимаю это, как нечто не очень приятное, но необходимое.

— Но если дело происходит не в Аркайле, то кровавый переворот — зло.

— По-моему, вы передёргиваете, пран Махтун. Разговор у нас зашёл не об этом. Хотя я благодарен вам за новые для меня сведения об Аркайле.

— А о чём зашёл разговор?

— А вы не помните?

— Мне кажется, вы не помните.

— Я попытался возразить вам. Не страх порождает уважение, а любовь.

— И попытались убедить меня, что правители Аркайла достигают уважения через народную любовь.

— Ну, не совсем так… — Устало кивнул Ланс. — Но по существу — верно.

— А я тут же привёл вам пример новой власти в Аркайле, которая держится исключительно на страхе.

— Голословное утверждение. Арест глав Домов Охряного Змея и Чёрного Единорога я понимаю и признаю — по-иному было нельзя. Но ни случаи убийства, ни даже заключения в подвалы не имеют доказательств. Досужие домыслы…

— Не такие уж и досужие. Что вы скажете об аресте и казни пран Оррэл и прана Вельма альт Горран из Дома Лазоревого Кота?

— О, Вседержитель! — Охнул менестрель. — Их-то за что?

— За сына.

— За Деррика альт Горрана? Но он же капитан гвардии, один из самых преданных престолу офицеров…

— Да. И убил его светлость Гворра.

— Как? — Ланс ощутил внезапный приступ головокружения, оперся рукой о мачту. — Гворра? Деррик?

— Разве вы не догадываетесь о мотивах убийства?

— Моим кинжалом… Щенок, каналья… — Менестрель вспомнил ненавидящий взгляд гвардейца, которым он сверлил его через решётку. Его злорадную ухмылку, когда Ланс всходил на эшафот и растерянно-разочарованное выражение, когда объявляли помилование. Так вот оно что! Одним ударом кинжала он хотел избавиться сразу от двоих. Воистину, ревность — страшное чувство. Как же оно разительно отличается от любви. Любовь толкает на созидание, на самопожертвование… Ну, конечно, если это подлинная любовь, а не сиюминутная похоть. Зато поступки, продиктованные ревностью, всегда имеют запашок подлости и предательства. Ревнивец жаден, злобен, хитёр. Он способен ударить в спину, написать донос. Многие полагают, что ревность порождается излишне сильной страстью и невозможностью смириться с потерей. Но недаром браккарский поэт Дар-Шенн Злой Язык написал:

Мы с ревностью сроднились — вот беда.

И не избегнем этой страсти никогда:

Она всегда рождается с любовью,

Но умирает вместе с нею не всегда.

Скорее всего, она происходит от зависти. Как это так?! Кто-то посмел кинуть взгляд на то, что принадлежит мне? Не любовь питает ревность, а уязвлённая гордость. Да что же это такое? Кто-то посмел предпочесть не меня? И багровая пелена ненависти застилает взор. Вскоре ревнивец начинает ненавидеть не только того, кто посмел встать на его пути, но и то, к кому он ревнует. Так любовь сменяется ненавистью, но ревность никуда не девается. Она остаётся, и продолжает выжигать душу изнутри.

Ланс зарычал, стукнул кулаком о дерево.

— Вызвать на дуэль он меня не мог? — Махтун пожал плечами, поэтому музыкант продолжал. — Наверное, побоялся. Кстати, что с ним? Арестован или в бегах?

— Он убит.

— При аресте?

— Нет, на дуэли. В день вашего побега из тюремной кареты.

— Кем?

— Капитаном стражи Коэлом альт Террилом из Дома Радужной Рыбы.

— Коэлом?

— Сведения совершенно точные. Получены голубиной почтой. Я тогда был в Эр-Трагере, но у меня нет ни алейшего повода ставить донесение нашего посланника в Аркайле под сомнение. Коэл альт Террил заколол Деррика альт Горрана на заднем дворе герцогского замка, чему было множество свидетелей, а потом отправился погоню за вашей каретой, где и был застрелен браккарцем.

Ланс вдруг представил, как всё происходил в тот солнечный весенний день. Коэл каким-то образом узнал, что к убийству герцога Гворра причастен Деррик альт Горран. Возмутился. Скорее всего, потребовал сознаться. У Коэла всегда были свои, слегка странные представления о чести. Доносить он точно не стал бы, но мог попытаться приволочь изобличённого преступника на суд праны Леахи. Возникла сора, переросшая в поединок. Естественно, капитан стражи, подрабатывавший уроками фехтования, победил. У Деррика не было ни малейшего шанса выстоять против него. Ланс и сам не рискнул бы скрестить шпаги со старинным другом. Мастерство Коэла никогда не подвергалось сомнению. После Коэл помчался, сломя голову, чтобы остановить карету, увозившую менестреля в Северную Башню. Нужно было срочно объявить, что произошла чудовищная ошибка, и Ланс непричастен к убийству Гворра. Ну, а дальше всё вышло так, как вышло.

Менестрель, обтирая плечом мачту, уселся прямо на сырые доски палубы — ветер поднялся довольно сильный и с верхушек волн срывало целые облака мелких холодных брызг. Коэл погиб, спасая его, а узнавать об этом приходится несколько месяцев спустя и от айа-баганца. Какая несправедливая штука эта жизнь! В их неразлучной до недавних времён троице Коэл был лучшим. Самым честным, самым справедливым, самым преданным. Он не витал в небесах, не строил несбыточных планов, а служил отечеству верой и правдой, в отличие от Регнара и Ланса. Вседержитель обделил его магическим талантом и способностью творить музыку, но он ни разу не попрекнул этим своих друзей. Не просил у них денег взаймы, когда приходилось совсем туго, а упорно добивался своей цели, продвигаясь по служебной лестнице медленно, но верно. А они в это время получали награды от герцога и глав Высоких Домов и тут же спускали золото на ветер, даже не задумываясь, что их другу, возможно, не хватает пары монет на новую перевязь или камзол, приличествующий службе при дворе. Он ценил их дружбу и никогда не отказывался от встреч, даже если Жермина пилила его днями напролёт за совместную разгульную пирушку. Он единственный из тройки сочетался законным браком, обзавёлся детьми и ни разу — это Ланс знал совершенно точно! — не изменил супруге. Менестрель не знал, как обстоят дела с женским полом у Регнара, но уж собственные похождения не мог не помнить и не считал свой образ жизни достойным примером для подражания.

Коэл даже погибнуть умудрился, как герой.

А как погибнет он, Ланс альт Грегор, великий менестрель и не менее великий неудачник? На плахе? На колу? Подвешенный за ребро на крепостной стене Айа-Багаана?

И что он оставит после себя? Мелодии, которые всё равно никто не способен повторить? Воспоминания? Вряд ли его будут помнить, как добропорядочного подданного герцога Лазаля. Его славу можно назвать, скорее, дурной, чем доброй. Никто не скажет своему ребёнку — проживи свою жизнь так, как прожил Ланс альт Грегор из Дома Багярной Розы.