Молодец. Ну, по крайней мере, не болтун, которые в последнее время менестрелю изрядно надоели. В компании голлоанцев никто тебе не мешает думать о чём-то своём, не отвлекает, можно хоть мечтать, хоть новую мелодию сочинять.

Дождавшись, когда слуга-тюремщик закроет входную дверь на засов, Ланс открыл крышечку и вдохнул ароматный пар. Да… Он ещё помнил, какие отвары приготавливали на Айа-Багаане. Там и травы, названия которых он не мог запомнить, как ни старался, и фрукты, и ягоды, которые не росли нигде, кроме южных островов. Использовали они, конечно, и самые привычные для уроженца материка чернику, ежевику, шиповник, но самую малость. Такие отвары отлично утоляли жажду, снимали усталость, лечили похмелье, а если состав подбирал опытный знахарь, то и помогали от всяческих болезней, вроде простуды, одышки, ломоты в суставах, пучения живота, мужской слабости. Хотелось верить, что в этот раз ему принесли снадобье, выводящее из тела остатки яда, которым его обездвижили в Бракке. Есть ему хотелось, но менестрель давал себе отчёт: любой кусок мяса или сыра, даже ложка каши — нужно смотреть правде в глаза — не полезет в горло, а если его протолкнуть «через не хочу», то почти наверняка попросится наружу. Поэтому восполнить жизненные силы можно было исключительно с помощью орехов и сушёных ягод, тщательно разжёвывая их и запивая отваром трав.

Ланс налил в чашку, называемую на Айа-Багаане пиалой ароматный горячий напиток, пригубил, стараясь не обжечься. Отвар приятно освежал, отдавая мятой и жасмином. После второй чашки перестала болеть голова, но начали слипаться глаза. Последней мыслью альт Грегора, прежде чем он провалился в ровный сон, было: «Выпей отвары и выпей отравы. Как близко по звучанию, а какая разница в смыслах…»

Снов он не видел. Никаких. Ни радостных, ни кошмаров.

Проснулся от жгучего желания облегчиться. К счастью, широкогорлый кувшин, предназначенный для отправления естественных надобностей, стоял под койкой. Из другого кувшинчика, размером поменьше, менестрель поплескал себе на лицо и руки. Морская вода, солёная. Но иноготрудно ожидать в пути. Запасов пресной воды на кораблях едва хватает, чтобы пить и готовить пищу. Менее привычный к испытаниям человек, может, и возмутился бы, но Ланс принял временные трудности, как должное.

В животе уже урчало. Быстро допив остывший отвар, альт Грегор улёгся на разобранную постель и принялся читать едкие четверостишия Дар-Шенна из Дома Синей Каракатицы.

Как обычно, некоторые из них показались как будто о нём написанными. Но это и есть достоинство великого поэта, в отличие от поэта рядового, обычного. В его творчестве всегда можно найти нечто, что ложится тебе на душу именно в те мгновения, когда ты открыл книгу, отражает твоё настроение. Тебе радостно и стихи попадаются радостные. Грустно? Стихи будут печальные. И так далее.

Вот чем не созвучно с мыслями, которые прошлым вечером метались в голове менестреля?

На человека небывалые несчастья

Пасть могут волей рока в одночасье.

А тот, кого они пока минуют,

И сам в какой-то мере уже счастлив.

Принимай жизнь такой, какая она есть, радуйся даже временным удобствам и тете станет легче. Лучше, возможно, не станет, а легче — точно.

Или вот об отношении к людям. Вот взять, к примеру, новых браккарских знакомых. Своего рода честные и благородные праны. От всего сердца желают процветания родной державе, взяток не берут, жизнь готовы отдать за короля и отечество. А вот дружбы с ними не получалось. Да что там дружбы! Даже просто приязни не возникало. Руки хотелось вымыть после общения, как будто имеешь дело с заразными больными. Всё время ложь, интриги, игра. Будто на вирулийском карнавале, где все надевают маски и могут позволить себе такое, чего никогда не попытались сделать с открытыми лицами. Ну, разве что король Ак-Орр тер Шейл казался искренним. И то, ключевое слово, пожалуй, «казался».

Порою в нашей жизни так бывает:

Одни нам люди отвращение внушают

При всех достоинствах, тогда же как другие

При всех их недостатках привлекают.

Пример человека с недостатками, к которому Ланс испытывал необъяснимую симпатию, тоже нашёлся. Наёмный убийца Коло. Трудно представить себе, насколько они должны быть разными — благородный пран и дитя преступного мира, сражающийся за честь Дома и Отечество и убивающий за деньги. А вот поди ж ты… По беседам с Коло Ланс скучал. Да и, признаться честно, хотел бы с ним дружить, несмотря на всю разницу во взглядах и сословное неравенство.

А тем временем, желудок всё сильнее напоминал о себе. Размышлениями и чтением стихов сыт не будешь. Сколько длилось действие яда? Сутки? Двое? Трое? Судя по звериному голоду, не меньше, а то и больше. Пора бы уже и покормить его, ведь уморить пленника задолго до встречи с княгиней Зохрой, явно не входит в планы капитана Махтуна. Какая ей радость от мёртвого менестреля?

Скрипнул засов и Ланс вскочил на ноги прежде, чем дверь открылась.

Он ожидал увидеть одного из голлоанцев, но на пороге каюты стоял капитан Махтун алла Авгыз. Лицо его выражало глубокую озабоченность и тревогу.

— Пираты? Кракен? Морские демоны? Шторм? — спросил менестрель, наслаждаясь тем, как хмурятся брови и опускаются уголки рта айа-багаанца от каждого нового его слова.

— Нет, — покачал головой пран Махтун.

— Так почему же я должен лицезреть ваши грустные усы и тоскующие брови? Я предпочитаю плотный завтрак. Ну, или хоть какой-нибудь завтрак. Иначе скоро начну бросаться на людей.

— Погоня, пран Ланс.

— Погоня? Правда? Да что вы говорите? Неужели браккарская?

— Браккарская.

— Подумать только! Кто бы мог ожидать! Кормите меня завтраком и не морочьте голову.

— Я хотел бы, чтобы вы посмотрели на корабль, преследующий нас.

— На голодный желудок? Вы полагаете, что от вида браккарской каракки меня стошнит?

— Если кого-то сейчас и стошнит, то это меня от ваших неуместных шуток, — скрипнул зубами капитан фелуки. — Идёмте со мной. Или вы хотите, чтобы вас, ан посмешище всей команды, поволокли силой?

— Ну, если вопрос стоит так, — Ланс пожал плечами, — то идёмте, конечно. Сапоги надену, с вашего позволения. Не люблю ходить по палубе босиком.

Натянув не торопясь сапоги, он вышел из каюты. Капитан терпеливо дожидался его, а потом жестом пригласил идти в сторону кормы.

— Вы уже не боитесь, что за борт выпрыгну? — ядовито осведомился менестрель.

— Не боюсь. Я и раньше не боялся, но всегда держал в уме такую возможность. Если бы я не прочитывал действия людей на несколько шагов вперёд и не перебирал бы все возможные их поступки, то не стал бы тем, кто я есть?

— А кто вы есть? Герцог? Министр? Полководец?

— Я происхожу из очень небогатого Дома. очень многого в жизни, что падает в ладонь более знатных, как перезрелое яблоко, я добивался исключительно упорством и трудом. Честной службой. Своей полезностью правящему Дому и Высоким Домам Айа-Багаана. Теперь я — капитан и доверенное лицо посланника Абдана алла Гоззар из Дома Алого Аргавана. У меня есть постоянный доход и немалые сбережения на чёрный день. Многие меня уважают, а многие ещё и боятся.

— Весьма значимое достижение.

— Ничего дурного в этом не вижу. У нас в ходу поговорка — боишься, значит, уважаешь.

— А у нас говорят, если уважают, значит любят.

— Ну, да… — Хмыкнул Махтун. — Расскажите. Ваши герцоги сплошь и рядом белые и пушистые, как котята. Не убивают, не бросают в подземелья инакомыслящих, не совершают переворотов.

— Да это было, — не стал спорить альт Грегор. — Но давно. Сейчас в Аркайле установилось справедливое правление. Я вполне допускаю, что безумец Айден не стоит и мизинца своего деда, что настоящими правителями будут братья альт Кайны, но ведь он законный наследник…

— Айден?

— Именно Айден. А вы разве не знаете имени герцога Аркайла?

— А вы разве не знаете, что в Аркаелё сейчас правит герцогиня?

— Я вполне допускаю, что прана Леаха, как вдовствующая…