— Потому и поэты у вас редко встречаются. Разве что Злой Язык, но и ему пришлось спасаться и умирать на чужбине.

— Вынуждена вас разочаровать. Поэтов у нас хватало во все времена, — слегка обиделась шпионка.

— Но они всегда точно знали, какой стих написать и кому его посвятить… — дурашливо закивал Ланс.

— Ну, и что? Зато наших учёных ещё не переплюнул! — запальчиво возразила Дар-Вилла. — А у вас на материке только пользуются их изобретениями, но даже не догадываются, кому обязаны.

— И купцов ваших никто не переплюнул, — поддержал менестрель, радуясь, что ему удалось вывести браккарку из состояния душевного равновесия. — Облапошат кого угодно.

— Можно подумать, ваши купцы торгуют себе в убыток.

— Конечно, но они, как и посланники, пытаются хотя бы держать один раз данное слово. А как у вас с менестрелями обстоят дела? А то окажется, что вы зря меня везёте…

— Вот с менестрелями у нас как раз хуже некуда, — Дар-Вилла взяла себя в руки и улыбнулась. — Именно поэтому я вас и везу в Бракку. А то всего хватает у нас в королевстве, а менестрелей нет. Непорядок.

— Правда? — настал черёд Ланса удивляться. Он уже и не знал — верить ему или нет? С этим браккарцами всегда так…

— Сами увидите, — загадочно махнула рукой женщина и отвернулась, не желая продолжать разговор.

Менестрель не стал выяснять, что же она имел в виду. Пожал плечами и впился взглядом в берег, благо «Бархатная роза» осталась уже за кормой.

«Лунный гонщик» скользил мимо полосатых, желто-коричневых скал, которые кое-где украшали пятна сочной зелени, умудрявшейся зацепиться корнями за малейшие трещины, а кое-где безобразно уродовали белесые потёки птичьего помёта. Эти твари старались и на палубу нагадить, поэтому оба юнги стояли наготове с вёдрами и тряпками, чтобы привести каракку к причалу во всей красе. Лансу пришлось признаться — ну, хотя бы самому себе, — что столько птиц сразу он не видел никогда в жизни. Желтоклювые чайки с сизыми крыльями; крачки, будто натянувшие на головы чёрные береты кевинальские модники; бурые бакланы, выгибающие змеевидные шеи, как маленькие и очень злые драконы; олуши, похожие на провинциальных пранов, впервые угодивших на осенний бал во дворец герцога Аркайлского; серые утки с красными и ярко-оранжевыми носами; пятнистые, словно чубарые кони, буревестники; какие-то другие пернатые, которых Ланс никогда раньше видел — и чёрно-белые, и коричневатые в пестринку, и серые, как мыши, с алыми тупыми клювами. Они взлетали, отправляясь, очевидно в поисках пищи в открытое море, возвращались, отрыгивая полупереваренную рыбу желторотым птенцам, тут же высиживали яйца, которым не пришёл ещё срок. Дрались за территорию, орали, спаривались…

И как только не боятся так близко от большого города, столицы — чего греха таить? — одной из самых влиятельных держав? И почему люди терпят их присутствие? Ведь не так сложно прислать стрелков, ловцов с сетями, факельщиков и искоренить всю эту горланящую, гадящую, мельтешащую стаю. И не надо будет с тряпками бегать по палубе, не придётся оттирать такелаж от едкого, воняющего дерьма. А ещё они и рыбу съедают, это как пить дать. Рыбакам приходится лишнюю лигу на вёслах потеть, чтобы перемёт поставить или сеть забросить. Всё-таки удивительный народ эти браккарцы — с одной стороны, никогда выгоды не упустят, а с другой — такое безобразие допускают.

Впрочем, нет страны, где у народа не найдётся своих «заморочек». Может, на Браккаре вера во Вседержителя каким-то образом не позволяет убивать птиц? Может, им один из самых почитаемых святых покровительствует?

Ладно, оставим местных жителей с их собственными суевериями. Зачем лезть к людям с нравоучениями, если сам терпеть не можешь, когда тебе вычитывают за несогласие с чем-то? Пусть терпят птиц, пусть поклоняются птицам, пусть не замечают птиц. Это их дело и только их.

Тем временем моряки налегали на вёсла, ял упрямо полз вперёд, сдержанно гудел натянутый, как басовая струна канат. «Лунный гонщик» продолжал путь к причалу.

Бухта Бракки представляла из себя длинный, извилистый залив, немного похожий на бутылку. Узкое «горлышко» через четверть лиги расширилось, а скалы стали ниже, редкие пятна зелени на них сменились невысокими и кривыми соснами, которые всё же росли в достаточном количестве, чтобы называться если не лесом, то хотя бы рощей. Ещё через пол лиги начинались причалы, а не берегу — склады.

Вначале строения на берегу были деревянными, почерневшими от непогоды, с соломенной кровлей. Соответственно, и пристани тоже сроились из просоленных морской водой брёвен с деревянным, покрытым белёсыми разводами настилом. Дальше, то есть ближе к самому городу, непритязательные здания сменились приземистыми каменными с черепичными крышами. А причалы стали каменными, их сложили из блоков желтовато-серого мелкозернистого песчаника — о такой хорошо точить клинки. Отсюда можно было уже разглядеть город. Он раскинулся на двух берегах реки, впадавшей в залив с северо-запада. Двух- и трёхэтажные дома почти ничем не отличались от тех, в которых жили аркайлцы. Ну, разве что крыши выше и острее. Особняки знатных браккарцев отступали от воды подальше и Ланс догадывался почему. Наверняка зимы тут снежные и весной река выходит из берегов. Над башнями и башенками вились разноцветные флаги, но самое хорошее зрение не позволяло разглядеть изображённые на них гербы Домов. Поэтому ни Жемчужного Нарвала, ни Белой Акулы менестрель не обнаружил. Зато успел рассмотреть, что долина реки, в которой приютилась Брака довольно маленькая, хотя и уютная. Должно быть, именно поэтому столица на островах не считалась главной торговой гаванью, уступая эту роль Тер-Порту. Хотя в нём альт Грегор никогда не был, но слышал рассказы, что там и бухта шире, и море не замерзает дольше, а оттаивает раньше.

От размышлений его отвлёк шкипер Тер-Ган, раскрутивший над головой «бросательный конец». Тонкий линь с привязанным мешочком с песком, который моряки называли «колотушкой», сорвался с его пальцев и угодил прямо в ладони причального работника. Тот потянул вначале линь, потом шкот потолще и наконец, с помощью трёх товарищей, выволок и обмотал вокруг двойного кнехта толстый швартовочный канат.

— Выбирай носовой шпринг! — скомандовал шикпер и моряки налегли на брашпиль.

«Лунный гонщик» содрогнулся, зашевелился, как встревоженный конь, и пополз к серому причалу. Когда правый борт заскрипел по кранцам, Тер-Ган перешёл на корму и подал швартов оттуда. Ланс невольно залюбовался слаженной работой палубной команды и помогавших им рабочих с пристани. Он сражался на трагерских галерах, путешествовал на кораблях родного Аркайла, приходилось ему оплачивать путь через море кевинальцам и рыбакам Айа-Багаана. Но лучших моряков, чем браккарцы, в мире не было, и это следовало признать. Менестрель и опомниться не успел, как «Лунный гонщик» застыл у причала, тесно прижимаясь правым бортом к сырым кранцам, умудрившись втиснуться между пузатым торговым кораблём и боевой сорокапушечной караккой с чёрно-жёлтыми надстройками.

На причал перекинули сходни, рядом с которыми тут же присел на фальшборт матрос с тесаком на поясе. Ланс удивился — такие предосторожности в столице собственной державы? Но потом подумал — в который уже раз? — что со своим уставом в чужой монастырь не суются. Может, у них принято удирать с корабля и напиваться в портовых кабаках? Хотя кабаков в пределах видимости не наблюдалось.

— Не желаете ли сойти на сушу, пран Ланс? — холодно осведомилась Дар-Вилла.

— Если на суше меня ждёт лохань с горячей водой, то с удовольствием.

— Да я и сама не отказалась бы… — слова шпионку звучали гораздо мягче.

— И в какой гостинице у вас могут предоставить такую услугу?

— Да в любой! — Отмахнулась браккарка. — Впрочем, о гостинице речь не идёт. Мы отправляемся прямиком во дворец. Приказ его величества был весьма неоднозначен — великого менестреля Ланса альт Грегора доставить к нему, невзирая на время суток. Само собой, мы не стали бы будить его величество, если бы «Лунный гонщик» прибыл ночью…