— Нет, — покачала головой Реналла. — Это я приношу людям смерть. Мне так уже говорили. Давно, почти два года назад.

— Что говорили? Что вы смерть приносите? Глупости какие!

— Нет. Он сказал: «Если мне суждено умереть, то я умру счастливым». Менестрель…

— Какой такой менестрель?

— Ланс альт Грегор. Его музыка сводит людей с ума.

— Ланс альт Грегор? — Локоть Анне напрягся. — Знаю такого…

— Откуда ты можешь его знать? — удивилась Реналла. — Ланс альт Грегор десятка полтора лет не играл для черни… То есть, для простых людей. Он выступал только в замках и дворцах.

— Я слушала его раньше. Маленькая совсем была. Помню, меня отец на плечи посадил, чтобы видно было.

— Его музыка сводит с ума, — вздохнула Реналла. — Завораживает.

— Это верно…

— Я слушала его на осеннем балу и, казалось, готова была пойти за ним на край света.

— А пошли бы, если бы позвал? — после недолгого молчания спросила Анне.

— Не знаю. Наверное, пошла бы. Но он не позвал. А потом наваждение исчезло. Знаешь, Анне… Вблизи великий менестрель — усталый немолодой мужчина. И волосы не вымыты, как следует. Рукав надорван. Щёки плохо выбриты. И вином разит изрядно.

— Вы видели его так близко? — удивилась служанка.

— Позапрошлой осенью я танцевала с ним на балу во дворце герцога Лазаля.

— Не понравился?

От прямого вопроса Реналла смутилась. Она так и не разобралась до конца в чувствах к Лансу альт Грегору. С одной стороны девушке льстило внимание знаменитого мага-музыканта, а с другой — все родные и знакомые в один голос утверждали, что он не пара для неё, поскольку старый, увлекается вином и не пропускает ни одной юбки. А тут ещё Деррик повстречался… Но этой зимой Ланс показал себя гораздо благороднее и честнее, чем наследник престола Аркайла. И оба раза, когда он говорил с нею, в голосе менестреля звучала неподдельна искренность. Но он ни разу не предложил ей помощь и поддержку. Говорить о чувствах может всякий, а подставить плечо в трудное мгновение способны далеко не все.

— Он замечательный музыкант, — ответила она, наконец. — Но мы слишком разные люди. Тебе не понять. Для этого нужно близко посмотреть на прана Ланса.

— А я видела его близко, — неожиданным ответом огорошила её Анне.

— Где? — У Реналлы даже слёзы высохли. — Из толпы на плечах отца это не близко.

— Что вы, прана. Не из толпы. Видела и даже говорила.

— Но где?

— В гостинице «Три метлы», где я служила, жил его друг — пран Регнар…

— Придворный маг-музыкант!

— Тогда он был в опале. Жил уроками музыки для купеческих детей и перебивался на хлебе и воде, да и то не каждый день.

— Это после той дуэли его прогнали из дворца.

— Не знаю, прана Реналла, после той или после не той. Только пран Ланс бежал, потом вернулся — грязный, борода, как у лесоруба отросла, одежда потрёпанная…

— Да, я… — Реналла хотела сказать «я помню», но осеклась. Никто не знал, что альт Грегор являлся в особняк с башенками, да и не надо никому знать, даже спустя полгода. Слишком неприятные чувства вызвали воспоминания о том зимнем вечере, слишком много пересудов они повлекли бы, стань достоянием гласности. Поэтому она исправилась. — Да, я догадываюсь…

— Вот он и приходил к прану Регнару. В гости заглядывал. Вот там я его близко и видела.

— Значит, ты меня понимаешь.

— Как мне простой девчонке понять благородную прану? Я привыкла столы протирать да пригоревший жир с тарелок соскребать.

Лёгкая грусть, проскользнувшая в словах Анне, слегка насторожила Реналлу, но она отмахнулась от беспокоящих мыслей. И без того забот вполне хватало. Конечно, девушке из народа может быть обидно слушать о балах, о дуэлях, об изысканных беседах между благородными пранами. Ведь что она, и правда, видела в жизни, кроме грязной воды в лохани, мокрых тряпок и жирных тарелок? Ничего… Поэтому лучше не заводить подобные разговоры.

Добравшись до замка, тело Толбо положили в погреб на ледник. Выбежавшая прана Нателла долго хранила скорбное молчание, а потом торжественно заявила, что кровь юного рыцаря, павшего в неравной битве с великанами, взывает к отмщению и призвала прана Уилла готовить поход против чудовищ. Гофмейстер важно покивал, заверил хозяйку, что немедленно займётся подготовкой к вылазке, хотя это и нелегко в условиях участившихся налётов рогатых выверн, а сам отправил гонца с запиской в Аледе, к коменданту форта Пьетро альт Макосу.

Всю ночь Реналла спала вполглаза. Ей то и дело являлись — умирающий знаменщик, выдувающий розовые пузыри с последними словами «умираю счастливым», великий менестрель с перекошенным лицом, выплёвывающий сквозь презрительно сжатые губы: «Прошу прощения, звезда моя, что явился столь не вовремя. Нарушил ваши и вашего любовника планы. Извините, я не нарочно…», светловолосый юноша с аркебузой, командующий толпой великанов с дубинами, которые неслышно скользили сквозь ночную тьму, окружая замок. Она просыпалась, прислушивалась к мирно сопящему Брину, похрапывающей Анне и опять засыпала, чтобы увидеть новый кошмар. В нём Ланс альт Грегор лежал в луже крови, которой пропиталась его бывшая до того белой сорочка. Серые глаза менестреля неподвижно смотрели в небо — низкое и холодное, по которому бежали облака, похожие на перья со шляп щёголей.

Реналла села на постели, тяжело дыша.

За окном закричал петух. Рассвет.

Замок просыпался. Хлопнула калитка, ведущая в курятник. Кухарка визгливым голосом выговаривала поварёнку, чтобы выбирал пеструшку с кривым клювом, которая уже отощала и плохо несётся, а не из тех белых с чёрными пёрышками на хвостах, что дают два десятка яиц за седмицу, как прошлый раз. Мальчишка вяло отпирался. В хлеву замычали коровы. Залаяли собаки, что-то выкрикнул часовой, не спавший всю ночь на надвратной башне.

— Впусти! — рявкнул пран Уилл, который вставал задолго до рассвета и всегда следил за дворней, стоя на крыльце и похлопывая ладонью по рукояти шпаги.

Загромыхал тяжёлый дубовый засов. Заскрипели петли окованных как встарь, бронзой, дверных створок. Двор наполнился конским ржанием, мужскими голосами, звяканьем оружия и топотом копыт.

— Приветствую вас, лейтенант Пьетро в замке Дома Ониксовой Змеи, — провозгласил гофмейстер.

— Благодарю за своевременную весть, пран Уилл, — ответил звучный голос офицера-кевинальца. — Мы поговорим наедине?

— Да, пран Пьетро. Ваши люди могут отдохнуть с дороги отшагать коней.

Осторожно выглянув в окно, Реналла увидела полдюжины всадников на разномастных, но породистых конях. Наёмники спешивались, отпускали подпруги, протирали шеи животных пучками сена, не забывая перешучиваться между собой. Как будто не их товарищ лежал сейчас в леднике с дырой в груди и посиневшими губами, холодный и безмолвный. Впрочем, таковы мужчины, особенно военные. Они испытывают мало почтения перед смертью, поскольку привыкли всё время видеть её радом с собой.

Лейтенант, бросив повод на руки ординарцу, шагал через двор к парадному входу, на ходу подкручивая ус.

— Мы скакали всю ночь, — говорил он прану Уиллу. — Смерть нашего товарища — серьёзный вызов. Нужно обязательно найти виновных и покарать… — Он поднял взгляд, встретился глазами с Реналлой и, приподняв кевинальскую шляпу с узкими полями и фазаньим пером, поклонился ей.

Зардевшись — ведь посторонний пран увидел её в ночной рубашке, Реналла отшатнулась. Но нельзя не признать, что лейтенант очень хорош собой. Похож, скорее на унсальца или уроженца северного Аркайла, но никак не на кевинальца. Красота совсем не такая, как у погибшего Толбо — пран Пьетро старше, мужественнее, опытнее, наверняка, знает цену слову, цену жизни и смерти. Ланс альт Грегор производил такое же впечатление на первый взгляд. Это мужчины, способные подставить плечо в трудное время, заслонить собой от опасности и если бы кто-то из них… От последней мысли ей захотелось надавать себе пощёчин. Года не прошло со смерти мужа, а у неё все мысли о чужих мужчинах. Может, Деррик был прав, постоянно ревнуя?