Наконец-то, они выбрали место в густом подлеске. Установили сошку. Юноша в бордовом берете взял аркебузу — ему услужливо зажгли фитиль и насыпали пороха на полку — и скрылся в зарослях. Только чёрный зрачок дула глядел на дорогу. Спрятались и помощники.

— Святая Пергитта, на коленях заклинаю тебя, — беззвучно шептала Реналла. — Укрой меня плащом своим, защити от несчастий и зла, безумия и нищеты… Сохрани мои дни и ночи. Укрой меня, Пергитта Святая…

Страх завладел всем её существом. Кто эти люди? Грабители? Наёмные убийцы? Кого они ждут? Вдруг, человека благородного и достойного? И что тогда остаётся делать, если предупредить его нет ни малейшей возможности?

Тянулись бесконечные мгновения, растягивались каждое в стражу. Рядом хрипло дышала Анне. Наверное, от волнения. Реналла медленно отыскала руку подруги и накрыла её запястье ладонью. Ей самой мучительно хотелось почесать кончик носа. И это доставляло больше страданий, чем страх и затёкшие ноги. Ещё чуть-чуть и смерть покажется избавлением…

С юга послышался стук копыт об плотную землю.

Так и есть — приближается всадник. Его ещё не видно. Но топот становится всё громче и громче. Слышно, что конь бежит рысью.

Но вскоре он показался. Прекрасный караковый жеребец — шкура лоснится, шерстинка к шерстинке. Грива подстрижена и торчит «гребнем». Сбруя дорогая, с серебряными заклёпками.

Некстати всплыло воспоминание — прана Нателла рассказывает, что серебро отпугивает брух и ламий. Или только брух, а на ламий действует добрая сталь? Какие глупые мысли, когда нужно во что бы то ни стало предупредить всадника о готовящемся нападении…

А через несколько мгновений она его узнала. Тот самый юный знаменщик, который посещал их замок вместе с лейтенантом Пьетро альт Макосом из Роты Стальных Котов. Юноша из благородного кевинальского рода. И весьма богатого к тому же.

Как же его имя?

Ах, да! Толбо! Толбо альт Кузанн.

В прошлый приезд он не казался таким щёголем, хотя, несомненно, все представительницы слабого пола и тогда и сейчас назвали бы его красавчиком. Не сговариваясь. Просто такие мужчины всегда нравятся женщинам — утончённый, слегка загадочный и, несмотря на молодость, решительный и привычный к оружию. Это было хорошо заметно даже во время краткого знакомства. А то что юн ещё, так дело поправимое. Юность — единственный порок, который исчезает с годами, хотя люди этого или не хотят. Знаменщик Толбо альт Кузанн повзрослеет, возмужает и все красавицы Кевинала будут падать к его ногам…

Грохнул выстрел!

Над зарослями орешника взвилось облако белого дыма.

Всадник вскрикнул и повалился из седла, хватаясь слабеющими пальцами за гриву коня. Тяжело плюхнулся в пыль. К счастью, ноги кевинальца не застряли в стременах. Караковый взбрыкнул, но потом успокоился и порысил дальше.

На обрыве показались все трое.

Светловолосый юноша швырнул аркебузу в руки помощнику и, сорвав с головы берет, взмахнул им над головой. Даже через реку Реналла услыхала его радостный крик:

— Убил!

Проверять, так ли это на самом деле, они не стали. Скрылись в зарослях, будто и не было никого.

Реналла и Анне переглянулись. Осторожно поднялись на ноги.

— Посмотрим? — несмело предложила служанка.

— Сама посмотрю! Беги в замок за подмогой.

— Там кровь, — покачал головой Анне.

— Справлюсь, — упрямо сжала губы Реналла. — Расскажешь прану Уиллу всё. Он поймёт.

Анне чуть-чуть помедлила, но потом кинулась в сторону замка, только пятки засверкали. Может, она и не боялась вида крови, но Реналла знала, что падать в обморок точно не собирается. Дом Жёлтой Луны воевал всегда, во все века при всех герцогах. Конечно, воевали мужчины, а женщины помогали выхаживать раненых. Девушка меняла повязки на ранах отца, когда он вернулся после пограничного конфликта с Унсалой. Нога разрублена палашом рейтара почти до кости, а плечо насквозь пробито пикой пехотинца. С тех пор пран Вельз уже не вернулся на воинскую службу, зато девятилетняя дочь его получила необходимые навыки ухода за ранеными.

Она попыталась бежать, но ноги затекли и девушка упала, измазав зелёной травой домотканую юбку — выбираясь за ягодами, она одевалась не как прана, а как самая обычная крестьянка из южного Аркайла. Поднялась постояла немного, пока «иголочки» из икр ушли, а после пошла шагом, внимательно поглядывая по сторонам. Может, и правда, спешить не надо? Вдруг, убийцы ещё не ушли далеко? Но с другой стороны, если думать о них и только о них, то впору не к раненому бежать, а в другую сторону, прятаться в малиннике.

Знаменщик лежал на спине. Почему-то в Аркайле говорили, что если упал ничком, что не убит, а если навзничь, то всё — можно хоронить. Васильковый камзол почернел от крови, пропитался ею почти весь, за исключением рукавов. Чуть ниже правой ключицы зияла дыра с обожжёнными краями. Реналла могла бы запросто засунуть туда три пальца. Раньше она никогда не видела ран от аркебузных пуль, только от холодного оружия. Увечья, нанесённые свинцовым шариком показались ей ужаснее. Хотя, если подумать, получи Толбо удар палашом поперёк груди, выглядела бы рана лучше?

Кровь уже не хлестала, а выходила слабыми толчками, тут же впитываясь в тонкое сукно трагерское. Умер, наверное, как можно жить, если потерял столько крови?

И вдруг у юноши дрогнуло веко.

— Кто здесь? — едва слышно проговорил он и застонал от боли.

Не думая о том, что может измараться в крови и грязи, Реналла присела на корточки.

—Пран Толбо, вы живы?

Знаменщик не ответил. Видимо сил на хватало вести долгие разговоры, но веки его поднялись, опустились, снова поднялись.

— Сейчас я остановлю кровь, — торопливо пообещала Реналла. — Сейчас, сейчас…

Но сказать всегда проще, чем сделать. Перевязать рану всё равно нечем. Оставался один выход — затолкать под камзол скомканную ткань. Хорошо бы платок. Но где его взять? Разве что чепец из батиста… Жалко, конечно, там и кружева и ленточки, но ведь человеческая жизнь дороже пары «лошадок»? Распутав «бантик» под горлом, она сорвала чепец с головы, сложила его так, что получилась плотная «подушечка», и потянулась расстегнуть «зербинки» на камзоле. Пряди каштановых волос упали на глаза, Реналла смахнула их предплечьем.

— Я умираю… — прошелестел голос Толбо, словно с того света. — Но умираю счастливым…

Наконец-то три верхние застёжки поддались. Но едва только девушка попыталась плотно прижать батист к ране, как юноша вздрогнул, выдохнул и застыл неподвижно.

Умер, догадалась Реналла.

Не успела, не спасла.

Такой молодой, именитый, красивый, и умер у её ног, пробитый пулей неизвестного аркебузира. Никогда пран Толбо альт Кузанн не поведёт под венец столь же юную и прекрасную невесту. И у него теперь никогда не будет детей, его род прервётся навсегда. Родители его постареют, не видя сына, и упокоятся с миром, отправившись в Горние Сады к Вседержителю.

Слёзы хлынули из глаз Реналлы. Она уселась прямо в дорожную пыль, перемешанную с кровью, и плакала, пока не прибежали четверо стражников, отправленные праном Уиллом, Анне и Бардок. Стражники тащили с собой носилки.

Увидев рыдающую Реналлу, Анне кинулась к ней, обняла, оттащила в сторону, выхватив из рук сложенный чепец, принялась вытирать слёзы, но только размазала кровь и глину по щекам. Почему-то батист оказался пропитанным кровью и покрытым пятнами грязи.

Тем временем тело альт Кузанна переложили на носилки, подняли и понесли. Бардок посетовал на нехватку времени, которая не позволяет ему осмотреть место, где была засада, но поплёлся следом, оглядываясь и не снимая ладони со взведенного арбалета.

Всхлипывающая по-прежнему Реналла и Анне шли, отстав на десяток шагов.

— Он сказал… Он сказал, что умирает счастливым… Почему? — спрашивала Реналла, опираясь на руку служанки.

— Ну, кто его знает, почему? Может, помолиться успел? — рассудительно отвечала Анне. — Или рад, что не умер в одиночестве, хоть кто-то рядом оказался.