Существовал только ардан с чудным именем. Муйрхейтах. Потому что у его ног на ступенях безжизненно застыло пять-шесть речников. А скопившаяся в выбоинах вода окрасилась в розовый цвет.

– Ну? – Кисель скривился, словно клопа-вонючку раскусил. – Кто?

Шалый затанцевал на месте, как застоявшийся конь. Он что, считает себя таким умелым мечником, что готов поспорить с мастером клинка? Хвала Сущему, приказ для «речных ястребов» – не пустой звук. Охраняющий нас десятник с места не стронулся.

Зато сразу двое речников бросились вверх по ступенькам. Один коренастый, длиннорукий, с топором. На мой взгляд, самый обычный топор, в самую пору для лесоруба, но никак не для воина. Второй – высокий, плечистый, с мечом и круглым щитом.

Признаюсь честно – я даже заметить ничего не успел. Как тогда, когда Этлен расправлялся на прииске с петельщиками. Наверное, чтобы в поединке мастера что-то заметить, нужно знать игру клинков. Просто два стремительных движения – и ардан со щитом завалился навзничь. Даже если не насмерть его клинком достали, точно шею о ступени сломал. Шажок в сторону. Лезвие топора высекло целый сноп искр из камня, а речник тяжело рухнул на колени. Кисель еще больше скривился и пнул его сапогом в плечо. Безжизненное тело скатилось по ступеням.

Толпа сдержанно загудела.

– Ну? – еще больше скривился Муйрхейтах.

Решительно раздвинув плотный строй, вперед вышел Кейлин. Взмахнул на пробу полутораручником.

– Куда он лезет? Скопом надо! – пробурчал молоденький ардан, стоящий слева от меня.

– Не выйдет скопом, – жестко ответил Шалый. – Лестница узкая.

– А прорываться надо, – добавила Бейона.

– Где Сотник… тьфу… то есть Глан? – спросил я у нее.

– Откуда ж мне знать? Может, в обход повел.

Тем временем Кейлин поднимался по лестнице.

Кисель кривился, но с места не сходил.

– Стой! Я с тобой! – вслед за принцем выбежала Вейте.

– Еще чего! – возмутился трейг.

– Я с тобой! – упрямо повторила ихэренка, притопнув ногой.

– Ну, ты идешь, нет? – Кисель сплюнул под ноги, растер носком сапога.

Вдруг толпа забурлила, расступилась. Неужели?

Точно!

Сотник быстрыми шагами нагнал и Кейлина, и Вейте. Мечи он нес в свободно опущенных руках, едва не чертя остриями по лужам.

– Извини, Кейлин, – проговорил он. Тихо, но услышали все. – Этот враг – мой.

В лице Муйрхейтаха что-то неуловимо дрогнуло. Тень узнавания. Легкая рябь на глади июльского водоема.

– Одноглазый… – пробормотал Кисель в усы. – Чернявый… Седой…

Сотник поднял мечи и, скрестив их самыми кончиками, направил в лицо егерю.

– Слышь, одноглазый, – прокаркал Кисель. – С остроухой ты был? В Пузыре.

– Я, – коротко ответил Глан.

– Угу, – ардан брезгливо пожевал губами. – Ясно. Мне спуститься или сам поднимешься?

– Много слов.

Кисель хмыкнул:

– Пригорянин. Что ж, пригорянин так пригорянин. Держись!

Он топнул по ступеньке. Скопившаяся в выбоине дождевая вода взлетела веером брызг моему другу в глаза. И тогда Кисель прыгнул. Прыгнул раскручиваясь в полете вокруг собственной оси и нанося два режущих удара.

От одного Сотник уклонился, второй отбил, направив клинок Муйрхейтаха в парапет. Проскочил ардану за спину и застыл в той же стойке, в которой я видел его во сне: левый меч прижат к предплечью, а правый смотрит в небо, затянутое дождевыми тучами.

Кисель странно замедлившимся движением поднял меч, замахнулся и вдруг зашатался. Едва не упал, и вынужден был опереться ладонью о камень парапета. Меч из его левой руки при этом выпал и, зазвенев, попрыгал по ступеням.

На лицах внимательно следящих за схваткой егерей отразился едва ли не мистический ужас.

– Что там, Молчун? – Гелка хоть и вставала на цыпочки, все равно увидеть ничего не могла.

– Не надо тебе смотреть, белочка, – ответил я, уже догадавшись, что случилось.

А Муйрхейтах, качаясь будто пьяный, развернулся. Низ груди и живот его заливали потоки алой крови, бьющей из длинного косого разреза на бело-зеленой накидке. Мастер клинка постоял и рухнул ничком. Его голова неестественно прижалась к плечу. Живой так не согнет.

«Речные ястребы» ахнули, как один. Еще бы! Я бы и сам ахнул, если бы не дрожал от страха, как ясеневый листочек.

– Ох, и Глан! – восхищенно проговорила Бейона. – Нет. Не постарел.

С крыльца донеслось бряцание железа об железо.

Я поднял голову. Егеря бросали оружие, сдаваясь на милость победителей. А что взять с наемников? Плата платой, а жизнь жизнью. Какое жалованье достойно того, чтобы отдать за него жизнь? Вот Кисель поплатился не за деньги, а за глупую гордость. Краем уха я слышал, когда, не щадя коней, мы мчались из Пузыря в Фан-Белл, что очень уж ему хотелось с воином из Пригорья в поединке схлестнуться. Дескать, среди северян он себе равных давно уже не знает. Возможно. Ну что ж, схлестнулся, да примет Сущий Вовне его душу.

– Вперед! В замок! – донесся голос Лыгора.

– Короля ищите! – это уже Кейлин.

Топот многих ног. Давка в дверях.

Мы не спешили – я никогда в свалку не рвался, а Шалый уже смирился с необходимостью торчать вне боя по моей милости.

Проходя мимо тела Киселя, я вспомнил о безвозвратно потерянном мешочке с самоцветами. Правда, отбирали его помощники мечника, но не сомневаюсь, что он забрал драгоценности себе. Не под кольчугой ли он его прячет? Прям как дернул кто за руку – нагнись, посмотри. Но я сумел себя сдержать. Не дело трупы обирать. Что я, мародер, что ли? Да и вряд ли он его с собой таскать будет. Так что прощай домик на окраине Соль-Эльрина, прощай безбедная старость, богатое приданое для Гелки, прощай моя так и не написанная книга. Теперь придется на хлеб зарабатывать – до сочинительства ли?

А ладно! Не пропадем.

Из общего гомона я различал обрывки фраз:

– …легко отделались…

– …как он его срезал!

– …чо так долго пригорянин-то?..

– …стрелков со стен снимали…

– …заставу на ворота не забудь…

– …дык, уже приказал…

Бейона шагала строгая и сосредоточенная. Сжимала кулаки. Не завидую я Брицеллу с Терциелом, когда они ей в руки попадут.

– Где может быть Пята Силы? – спросил я ее. Просто чтобы отвлечь.

– У меня. Это на верхнем этаже. Если жреческая морда еще не прибрала.

Ох, и добрая она. Аж мороз по коже.

Королевский замок внутри показался мне еще мрачнее, чем снаружи. Хотя я уже «гостил» здесь, в донжоне пока не побывал. В коридорах – голые стены. Изредка скобы для факелов и больше ничего. Ни гобеленов, ни росписи по штукатурке, словом, ничего общего с моими представлениями о королевских дворцах. В отдалении раздавался звон оружия, доносились хриплые выкрики. Видимо, не все егеря сразу сдались. Нельзя же и Брицелла со счетов сбрасывать, его влияние в гвардии. Недаром за ним пошли даже против короля. А могли бы и послать подальше.

Тронная зала меня приятно удивила. Хорошо, что не все у Экхардов в серых тонах. Есть и гобелены, вышитые яркими нитками, причем один особо замечательный – не меньше двадцати стоп в длину – и изображена на нем какая-то битва, где колесничные воины поражают всадников с копьями. Скорее всего, трейгов. Здесь же по стенам висели яркие знамена – белый олень, скачущий по зеленому полю; начищенные доспехи – талуны часто надевали поверх кольчуг кованые нагрудники, похожие на надкрылья жука-жужелицы; оружие всякое, о многом я даже не догадывался. Освещалась тронная зала сквозь шесть узких, вытянутых вверх окон, заделанных витражами. Все тот же белый олень на зеленом поле. В одном из окон витраж частью отсутствовал. Вначале я подумал – выбили в заварухе. То ли когда егеря переворот устроили, то ли сейчас речники постарались. А потом понял – нет, его не до конца сделали. Видно, работали мастера, а теперь не до них стало. Витражное стекло на Севере не делают. Или мастера еще не догадались, или просто нужного сырья нет. Вот и везут кусочки ярко раскрашенного, прозрачного камня, так похожего блеском и сочными цветами на те, которые я восемь лет добывал, из самого Соль-Эльрина.