Они хотели, чтобы он ушел, он чувствовал это, но были слишком вежливы, чтобы попросить.

Ему плевать на их желания. Он рассчитывал на их щедрость, пока она не иссякнет, и лишь потом под дулом пистолета он заберет то, что у них осталось.

Стоит сломать несколько костей в руке этого маленького мальчика, и их отношение к нему изменится с фантастической быстротой.

Он изображал из себя более больного, чем был на самом деле. Рана от укуса проклятой собаки, полученная им в библиотеке Бранча, почти зажила. Ушибы и синяки, полученные в результате аварии и падения на лед, быстро проходили, а переохлаждение перестало его беспокоить.

Каждое утро он просыпался здоровее, чем накануне. Злее. Решительнее.

Он продолжал искать. Тридцать домов. Пятьдесят.

Пайк не сдавался. Он никогда не сдастся.

Вчера вечером, когда стемнело и тени протянулись по снегу, как когти, его настойчивость наконец-то была вознаграждена. Сосед в нескольких кварталах к западу заметил большую белую собаку, резвившуюся в снегу на другой стороне улицы.

В тот вечер не удалось проследить за следами — было слишком темно.

Сегодня наступил новый день. Прекрасный, блестящий день.

Теперь Пайк снова нашел то, что искал. Он улыбнулся.

На снегу виднелся идеальный набор отпечатков лап. Слишком большие, чтобы принадлежать какой-либо другой собаке, кроме той, которую он искал.

Той, которая приведет его прямо к Ханне Шеридан.

Ханна

День двадцатый

Ханна Шеридан чувствовала себя другим человеком.

За последние три недели она так сильно изменилась, что едва узнавала себя. Ее кожа казалась тесной и слишком облегающей. Как будто ее кости имели неправильную форму.

А может быть, они были правильной формы, и ей просто нужно вжиться в свою новую сущность, приспособиться, как она училась приспосабливаться ко всему остальному.

Она стояла перед зеркалом в ванной комнате наверху дома, в котором родила девять дней назад. Фонарик давал достаточно света, чтобы видеть. В доме установлена септическая система, поэтому ведро, наполненное водой, стоявшее рядом с ванной, позволяло спускать воду в туалете.

Ее маленькая дочь спала внизу. Лиам тоже находился там — ворчливый, замкнутый солдат, который не раз спасал ей жизнь. А еще он стал человеком, о котором она заботилась. Он стал для нее очень важным.

Она потрогала свой дряблый живот. Он уже почти сдулся, но все еще казался мягким. Наконец-то тело снова стало ее собственным.

Ее сознание изменилось. Кошмары становились реже. Ужасные воспоминания о ее плене исчезали перед чередой более ярких и счастливых воспоминаний.

Ханна становилась смелее, меньше боялась. Она больше не трусила.

Она избавлялась от старой Ханны, чтобы освободить место для чего-то нового.

Она перекинула косу через плечо и сняла завязки. Распутав пряди, распустила длинные волосы до поясницы. Они были густыми, волнистыми и шоколадно-коричневыми, но с секущимися концами.

Вчера вечером она помыла их. У них еще оставалась вода в водонагревателе. Лиам использовал подающий шланг стиральной машины для подключения к вентилю водонагревателя и слил воду в несколько кастрюль, пару пустых кувшинов и их бутылки с водой.

Он также собрал воду из задней части бачков унитазов в трех ванных комнатах. Поскольку она была чистой и не подвергалась химической обработке, ее можно пить. В пустом доме она замерзла, и Лиам выбивал лед кусками.

Он согрел воду и наполнил ей раковину.

Так приятно ощущать себя чистой. Ее зудевшая жирная кожа головы сейчас была свежевымыта и приятно пощипывала.

Предыдущие жильцы оставили свой шампунь и кондиционер. Спрей для волос и гель для волос тоже. Она взяла спрей для волос, встряхнула баллончик и поставила его на место.

Ханна представила, что некоторым людям сейчас отчаянно не хватает их обычных туалетных принадлежностей — косметики, краски для волос и любимых средств для укладки.

Она обходилась без них пять лет. Теперь эти вещи ей стали не нужны.

Может быть, позже. Может быть, когда она вернется домой.

Ханна взяла большие ножницы, которые нашла в шкафчике под раковиной. Прошло пять лет с тех пор, как она стригла волосы. Пайк не разрешал ей пользоваться такой опасной вещью, как ножницы.

Медленно, методично она отрезала первые пряди. Ханна отстригала не только волосы. Для нее это были годы кошмаров, годы насилия, годы деградации, боли и ужаса.

Все те времена, когда он хватал ее за волосы и тащил на пол, исчезли. Все разы, когда он зверски дергал ее за голову — ушли.

Она отрезала волосы, локон за локоном. Пряди вихрем падали в раковину. Ее волосы заполнили чашу, пока она не стала похожа на гнездо маленького животного.

Ханна продолжала стричь, пока волосы не стали довольно ровными. Ее новые, более короткие локоны рассыпались по плечам. Голове стало легче. Все стало легче.

Скоро она будет дома. Дома, в кругу семьи. С Майло.

Она не представляла, к чему вернется. Каким будет Ноа. Как они смогут воскресить свой распадающийся брак.

Что бы ни ждало ее в будущем, она будет готова к этому.

Новая Ханна Шеридан посмотрела в зеркало и улыбнулась.

Лиам

День двадцать первый

Дом, в котором укрылись Лиам и Ханна, находился на окраине города.

Он стоял в конце тупика, с запада его окружали деревья, а прямо за ним протекала река. Они не видели и не слышали ни людей, ни машин с тех пор, как пришли.

Это радовало, но Лиам Коулман не собирался терять бдительность. Он никогда не терял бдительности.

Пока Ханна физически восстанавливалась после родов, Лиам укреплял их оборону.

Он забаррикадировал фанеру, прибитую к раздвижным стеклянным дверям, диваном. С помощью клиньев из рюкзака он заблокировал двери и вырезал планки, чтобы заколотить окна. Даже если бы стекло разбилось, они бы не открылись.

Лиам почистил свое оружие и наточил нож. Он всегда держал тактический нож «Гербер» и кобуру с «Глоком» на теле, с готовым патроном в патроннике.

Он изучил карту и наметил оставшийся путь до Фолл-Крика, преодолеть который они смогут менее чем за день, если удастся раздобыть рабочий снегоход или грузовик со снегоочистителем. Он обыскал ближайшие дома — многие из них уже успели разграбить, — но не хотел отходить слишком далеко от Ханны.

Нашел валежник среди деревьев за домом и нарубил побольше дров. Он готовил завтрак, обед и ужин для Ханны, Призрака и себя, составляя оригинальные блюда из банок супов, бобов и коробок макарон в кладовой.

Призрак с удовольствием поглощал все подряд. В сущности, он просто мусорный бак на ножках.

Спина Лиама болела, когда он наклонялся над стойкой, чтобы помыть посуду. Он скучал по удобству посудомоечных машин. Мыть все вручную доставляло боль — в буквальном смысле слова.

Лиам всю жизнь готовился к любой угрозе, любой катастрофе, любой случайности. Он тренировался десятилетиями, становясь солдатом, воином, укрепляя и закаляя свое тело, пока оно не превратилось в гладкую, хорошо смазанную машину для убийства.

Но повреждение в виде раздробленного диска, полученное им во время службы в отряде «Дельта», продолжало преследовать его. За последние три недели он нагрузил свое тело больше и сильнее, чем за последние годы. Его позвоночник протестовал, но Лиам не обращал на это внимания. Но боль нельзя игнорировать вечно.

Он поморщился и потер ноющую поясницу мокрыми скользкими пальцами.

— Тебя беспокоит спина? — спросила Ханна.

Она стояла в дверном проеме между гостиной и кухней, наклонив голову, и закусив губу маленькими белыми зубами.

На ней были серые спортивные штаны и нежно-розовый свитер, который она нашла в одном из шкафов наверху. Они хорошо сидели на ней. Розовый цвет подчеркивал ее красоту.