На расстоянии двадцати футов Квинн не промахнулась. Она никогда не промахивалась.

Она выстрелила Себастьяну Десото в горло.

Стальной шар ударил его ниже и чуть правее адамова яблока. Это была не пуля. Мощности не хватило, чтобы пробить кожу, но все же могло нанести вред. И это, конечно, причинило бы ему боль.

Десото вздрогнул. Его глаза округлились. Он открыл рот, но из него не вырвалось ни звука.

Он отпустил Майло. Мелкий упал на снег, обмякнув.

Десото поднес руки к шее. Неприятная фиолетовая выпуклость увеличилась до размеров шара.

— Что ты со мной сделала? — хрипло прорычал он. Слова выходили рваными, словно его горло натерли наждачной бумагой.

Квинн уже зарядила еще один патрон, и лента прижалась к ее щеке. Она дрожала от напряжения, но руки оставались твердыми.

— Твой голосовой аппарат сильно поврежден, — сказала она со спокойствием, которого не чувствовала. Ее сердце гулко колотилось о ребра. — К сожалению, ничего не сломано.

Майло вскочил на ноги. Он стоял между Десото и Квинн, взволнованный и нерешительный. Теперь он выглядел испуганным. Хорошо. Немного страха никому не повредит.

— Майло, — велела Квинн, — встань позади меня, быстро.

Он повиновался. Без оглядки он бросился к ней.

— Я убью тебя! — прорычал Десото. Он бросился к АК-47, схватил его и начал приближаться к ней.

Она крепче сжала рогатку и прицелилась.

— Сделай еще шаг, и следующий снаряд пронзит твою глазницу.

Десото остановился. Теперь до него оставалось восемь футов. Он поднял автомат и направил его ей в грудь.

Ноги Квинн ослабли и затряслись. Она едва могла стоять прямо.

Она не отступила. Она не могла себе этого позволить.

— Если тебе повезет, — продолжала Квинн, — то глаз просто превратится в желе и на этом все закончится. Если нет, то шар пробьет твой мозг. Это всего лишь маленький стальной шарик, но внутри твоего мягкого, хлюпающего мозга? Кто знает, какие важные функции он нарушит? Я полагаю, тебе нравится разговаривать и думать? Помнить свое имя? Самостоятельно мочиться?

Десото прицелился ей в голову.

— Нет, если я не пристрелю тебя раньше, маленькая шлюха...

— Хватит! — Лютер появился из ниоткуда. Он встал между Десото и Квинн. Поднял свободную руку ладонью вверх в успокаивающем жесте. В правой руке он держал автомат, направленный на землю. — Сбавь обороты, ладно? Это сын шефа Шеридана.

Выражение лица Десото не изменилось.

— Какое отношение начальник полиции имеет к нам?

— Да ладно тебе, — пробурчал Лютер. — Синклер вряд ли это понравится. Мы с тобой оба это знаем. А то, что не нравится суперинтенданту, не нравится Саттеру.

Десото усмехнулся.

— Пока.

— Пока, — признал Лютер. — Ты же не хочешь навредить этим детям. Мы сделали достаточно. Хватит.

Десото разочарованно выдохнул. Он опустил АК-47. Его взгляд не отрывался от лица Квинн. Его глаза сузились от едва сдерживаемой ярости. С каждым вдохом на его горле вздувалась шишка.

— Это еще не конец.

Квинн не отвернулась. Она не опустила рогатку.

Майло выглянул из-за ее спины.

— Иди к черту!

— Следи за языком, Мелкий, — сказала она.

— Он заслужил это!

— Тут с тобой не поспоришь.

Излишне преувеличенными движениями Десото поставил автомат на предохранитель и закрепил его на перевязи. Бросив последний прощальный взгляд, он повернулся к ним спиной и зашагал через двор к ожидающим его снегоходам, перешагивая через тела, словно они не более чем мусор.

— Ты только что убил двух человек! — воскликнул Виггинс.

Квинн почти про него забыла.

Десото усмехнулся.

— И?

Виггинс заметно сглотнул. Он поднял руку и потрогал фиолетовый синяк, который почти закрыл его правый глаз. Его лицо распухло и было в крови. Одежда разорвана и испачкана брызгами крови. Он прижимал одну руку к груди. Возможно, она вывихнута или сломана.

— Ты должен благодарить нас, — хрипло заявил Десото. — Мы только что спасли твою жизнь. И твой дом. — Он произнес «твой» как будто в кавычках, с издевкой.

Виггинс отчетливо услышал это.

— Спасибо, — заикаясь, произнес он.

— Не за что, — тихо сказал Лютер. Он смотрел на тело мистера Блэра, на красный цвет, впитавшийся в шерстяное пальто мужчины, как краска.

Виггинс ухватился за перила крыльца, чтобы устоять на ногах.

— Что мне делать с телами? Как мне убрать эту кровь с крыльца?

— Оставь их там, чтобы напугать следующих воришек. Впрочем, какая нам разница? — Десото сел на первый снегоход. Он покачал головой в отвращении. — Мы что, должны делать все за тебя? Ты хочешь, чтобы мы подтирали твою ленивую задницу в следующий раз?

— Нет.

— Нет, что?

— Нет... сэр.

Выражение лица Десото не изменилось, оно напоминало гранитную плиту. Он помассировал горло.

— Так-то лучше.

Лютер сел на второй снегоход. Он перекинул автомат через плечо и поднял шлем.

— Десото, закрой уже свою пасть. Разговоры вредны для твоего горла. Поехали к тому медбрату в приюте, пусть тебя подлечат.

— Этот город того не стоит, — прохрипел Десото. — Я даже не знаю, зачем мы это делаем.

Лютер не ответил. Он оглянулся на Квинн. Что-то промелькнуло в его лице — раскаяние, может быть, сожаление. Как и в тот день в доме бабушки. Это только разозлило ее еще больше.

— Чего ты ждешь? — спросила она. — Ты слышал Майло. Убирайся отсюда! И раз уж об этом зашла речь, убирайтесь к черту из нашего города тоже!

— Не надо заблуждаться, — презрительно скривил губы Десото, в его глазах вспыхнула ненависть. — Этот город не ваш. Фолл-Крик принадлежит нам.

Пайк

День двенадцатый

Гэвин Пайк замер на месте. После семи долгих дней он наконец-то нашел то, что искал.

Холодный стылый воздух леденил его щеки и нос. Каждый вдох обжигал горло и легкие. Небо было уныло-серым, затянутым тучами. Яркое солнце, отражаясь от массивных снежных завалов, больно било по глазам.

Хорошо хоть снегопад закончился. А он уехал из этого душного, давящего дома подальше от невыносимой семьи.

Они приняли его в свой дом, но это не значит, что он должен их за это любить.

Ежечасно он фантазировал о том, как ломает им пальцы, один за другим. Щелк, щелк, щелк.

В невероятном проявлении самоконтроля он сдержал себя. Он гордился своей дисциплиной.

В конце концов, чем голоднее ты, тем вкуснее еда.

Только одна сигарета с гвоздикой, которую он позволял себе в день, сохраняла его рассудок. Это и цель, которую он всегда держал в голове: найти Ханну, покончить с солдатом и собакой, забрать ребенка.

Три дня назад метель наконец-то утихла. Снежные сугробы наметало выше окон и засыпало заглохшие машины. С рассвета до заката Пайк каждый день прочесывал город.

Он посетил каждый дом, из трубы которого шел дым. Десять домов. Двадцать.

Его маскировка была превосходной. Даже, сверх того. Он держался вежливо. Показывал свой значок офицера запаса. Горожане открывали перед ним свои двери. Они охотно помогали.

Он знал, что его добыча совсем рядом. Хотя от Уотервлиета до окрестностей Фолл-Крика не больше двадцати миль, далеко они бы не ушли.

В такой холод Ханна и ее солдат не выжили бы без камина. В такой снегопад ни один автомобиль не смог бы выбраться отсюда.

Они все еще здесь. Он чувствовал это. Он это знал.

Ханна принадлежала ему. Ее ребенок тоже принадлежал ему.

Он в конце концов решил, что делать со своим потомством. Убив девушку, он вернется в Фолл-Крик с ребенком. Он подарит его своей матери. Когда придет время, он научит его жить в этом мире. Как охотиться. Кого убивать.

Какая ирония, какой смысл. Ему нравилась поэзия этого решения.

Дверь за дверью, его встречали услужливые, но растерянные взгляды, сожалеющие покачивания головой.

Он не сдавался. Он не двинулся дальше, к более зеленым пастбищам. Каждый вечер он возвращался к семейству и позволял им подавать ему еду и предоставлять кров.