— Губернатор сказал, что есть сообщения о грабежах и угонах вдоль всех основных автомагистралей. В городах много грабежей, ограблений и бандитских разборок. Наши офицеры попали в засаду на обратном пути по шоссе I-94. Их держали на мушке, забрав оружие и снегоходы. Вот почему им потребовалось так много времени, чтобы вернуться.

— Слава Богу, они в порядке, — рассудительно заметил Бишоп. — Как дела в городе? Вы закончили перепись?

Ноа поднял брови.

Бишоп махнул рукой.

— Люди болтают. Это все, о чем я слышал в последние несколько дней.

— Мы просто хотим знать, кто здесь находится, чтобы проверить их и убедиться, что у всех все в порядке. — Он колебался. — Розамонд думает, что если мы объединим некоторые из наших ресурсов, то сможем помочь большему количеству людей.

— Хм, — отозвался Бишоп, его голос не выдавал его чувств по этому вопросу.

Майло потянул Ноа за куртку.

— Папа, а как же Юнипер и Хлоя?

Ноа взглянул на Дафну.

— Я хотел спросить, не могла бы ты присмотреть за Майло днем, когда я на дежурстве. Я знаю, что прошу многого, но…

Дафна не колебалась.

— Конечно! Девочки будут в восторге.

— У меня в сумке соленые закуски, «Педиалит» и лекарства для Майло.

— У нас здесь есть еще несколько электролитных напитков, — сказала Дафни. — Я найду их для тебя.

Ноа благодарно улыбнулся.

— Ты не представляешь, как много это для меня значит.

— Я отведу тебя к девочкам. — Бишоп с улыбкой посмотрел на Майло. — Ты был очень терпелив, молодой человек. Пойдем.

Ноа и Майло последовали за ним по узкому коридору во вторую комнату, где горстка добровольцев в пальто и сапогах сортировала на столах припасы. Освещение обеспечивали три фонаря на батарейках, расставленные по комнате.

Генератор использовался только для обогрева, а термостат установили на отметку около шестнадцати градусов. Единственное окно завесили одеялом, закрепленным со всех сторон клейкой лентой, чтобы теплый воздух оставался внутри, а холодный — снаружи.

— Девочки где-то здесь. . Они пересчитывают и разделяют консервированные овощи и фрукты. Захватывающе, я знаю. Но почти уверен, что они заодно строят замки из банок из-под супа вон там, в углу, когда думают, что никто не смотрит.

Маленькая девочка лет шести выскочила из-за стены из банок со стручковой фасолью, кукурузой и оливками высотой в три фута. Кожа у Хлои имела приятный коричневый оттенок, как у ее матери, и она так же приветливо улыбалась. Пластиковые зажимы-бабочки в ее косах звенели, когда она исполнила забавный танец.

— Майло! — радостно прокричала она.

Девятилетняя дочь Бишопа, Юнипер, высунула голову из-за угла одной из полок. Она выглядела сорванцом с грязью под ногтями, одетая в джинсовый комбинезон под синей полосатой курткой, ее жилистые черные волосы были стянуты в два пучка.

— Давай играй! — Юнипер посмотрела на своего отца. — Я имею в виду, работать очень усердно без перерывов!

Бишоп и Ноа усмехнулись. Бишоп сунул руку в карман куртки и достал открытый пакет с зефиром. Он бросил его девочкам, и они, визжа от смеха, поймали его и спрятались за стеной из банок.

Майло вопросительно посмотрел на Ноа, его темные глаза умоляли.

— Можно?

Ноа присел перед ним на корточки.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Папа. — Майло сморщил нос. — Я чувствую себя отлично!

— Тогда вперед, приятель.

Юнипер и Хлоя обе были милыми, энергичными маленькими девочками, полными заливистого смеха и визгов восторга. Они втянули торжественного, серьезного Майло в свою орбиту, танцевали и болтали с ним, пока он тоже не стал улыбаться и хихикать.

Сердце Ноа наполнилось теплом. С болью он подумал об их холодном, тихом, слишком пустом доме. Дом опустел и затих задолго до отключения электричества.

Майло нужно больше таких моментов. Больше шансов просто побыть ребенком без груза их общего горя, всегда лежащего на его маленьких плечах.

Оставив детей радостно играть, Ноа и Бишоп прошли по коридорам, через фойе и вошли в церковь.

Она была большой, но просто обставленной, с двумя рядами деревянных скамей и широким центральным проходом, ведущим к помосту. Простая деревянная кафедра стояла перед крестом в натуральную величину, который висел на задней стене.

Солнечные фонари, разбросанные повсюду, освещали помещение. Несколько пропановых обогревателей согревали большое помещение. Все витражные окна закрывали одеяла, прибитые или приклеенные к стенам.

Полдюжины семей ютились на скамьях. Мать возилась с коляской, убаюкивая своего ребенка. В противоположном углу стоял отец с крошечным свертком на груди, пытаясь заглушить жалобный плач младенца.

— Как я мог отказать им? — тихо сказал Бишоп. — Это наше служение. Наше призвание. Подобно Иосифу и его хранилищам в Египте, мы готовились к такому времени, как это.

— Почему-то меня это не удивляет, — Ноа прочистил горло, поправил свою куртку поверх униформы. Именно этой части визита он боялся. — Итак… ты знаешь, что Розамонд открыла приют в средней школе. Они просят местных жителей, у которых есть немного больше, чем у других, пожертвовать немного вещей. Пока не прибудет Федеральное агентство по чрезвычайным ситуациям, и мы не решим, что делать дальше.

Бишоп скрестил свои огромные руки на груди. Он ничего не сказал, просто ждал.

Лицо Ноа запылало.

— Мы надеялись, что ты захочешь объединиться с нами.

— Мы?

Ноа неловко переступил с ноги на ногу.

— Мы должны справляться с этим вместе, Бишоп. Все мы.

Бишоп оставался настроен скептически.

— Это наше служение. Не могу сказать, что мне нравится идея, когда кто-то другой решает, кто что получит.

Ноа вздохнул. Это именно то, о чем он переживал. Бишоп всегда был упрямым, самодостаточным парнем. Ему нравилось вести дела по-своему.

Как и Розамонд.

— Какая разница, кто дает, лишь бы люди не голодали и не замерзали до смерти?

Бишоп устремил свой темный, уверенный взгляд на Ноа.

— Я мог бы передать то же самое ей.

Ноа открыл рот, но ничего не сказал. У него не нашлось ответа на это. Во всяком случае, хорошего.

— Все просто. — Бишоп сжал челюсть. — Пусть суперинтендант делает свое дело, а мы будем делать свое.

Ноа в свою очередь проронил:

— Надеюсь, все будет так просто.

Он не знал почему, но в глубине души у него зародилось странное чувство тревоги.

Ничто уже не казалось простым.

Квинн

День пятый

Квинн в ужасе уставилась на красный квадрацикл, припаркованный у обочины дороги, ведущей к церкви Кроссвей. Ее пронзил страх.

Рэй и Октавия здесь. После того, как они с бабушкой выгнали их вчера из бабушкиного дома, они, должно быть, решили, что церковь — более легкая добыча.

Это плохо. Очень плохо.

Бабушка попросила ее отнести несколько пакетов с продуктами и консервы. По словам бабушки, нужно соблюдать осторожность и не сообщать соседям, сколько у них еды, но это не значит, что нельзя помогать обществу.

Пожертвования через продовольственный склад Кроссвей позволяли им делать добро и при этом не терять своих запасов.

Квинн припарковала «Оранж Джулиус» прямо посреди дороги перед церковью. Кто мог ее остановить?

Она оставила пакеты на пассажирском сиденье. Квинн слишком волновалась о том, что могут сделать Рэй и Октавия, чтобы беспокоиться о консервированном горошке.

Она закрыла «Джулиус», положила ключи в карман и поспешила к зданию. Квинн уже бывала здесь раньше. Бабушка и дедушка таскали ее на несколько служб. Она сама не очень-то любила церковь.

Под сапогами хрустел твердый снежный наст. Стальное серое небо низко и зловеще нависло над деревьями. Холодный воздух щипал щеки и уши.

В воздухе все еще висел запах выхлопных газов. Должно быть, они только что приехали.

Длинная, неровная очередь из примерно ста человек растянулась по заснеженной парковке. Семьи с детьми, пожилые пары, одинокие люди — все держали в руках пустые пакеты или картонные коробки, ожидая, когда их наполнят.