Мороз становился все крепче. Серый день стремительно темнел. Начал падать снег. Он падал с серо-шиферного неба, с каждой минутой все гуще и быстрее, пока не закрыл им обзор на все, что находилось внизу холма.

Они больше не видели ни коттеджа, ни возгорания, ни разбитого снегохода, ни людей. Казалось, что все сбежали с горнолыжного курорта и просто бросили их. Такое ощущение, что они полностью отрезаны от цивилизации.

Дедушка повернулся к ней, его движения сделались медленными и вялыми. Кожа приобрела нездоровый серый оттенок, глаза запали. Он прижал обе руки к груди.

— У меня кружится голова. Как будто я сейчас потеряю сознание. Болит плечо и рука.

У него уже было три сердечных приступа. Он слишком упрям, чтобы слушать кого-либо, даже врачей.

Бабушка настаивала, чтобы он лучше питался, но он покупал конфеты и шоколад и прятал их. Добавлял масло в спагетти и равиоли. Пил слишком много виски. Во Вьетнаме он рос в скромных условиях; дедушка всегда говорил, что так любит Америку, что не собирается упускать ни одного из ее удовольствий — особенно еды и алкоголя.

— Это твое сердце, — категорично заявила Квинн.

— Оно бьется о мои ребра со скоростью миллион миль в минуту и не останавливается.

Квинн разразилась целым рядом красочных ругательств.

Ноа закрыл уши сына ладонями.

— Следи за языком.

Она закатила глаза и не потрудилась извиниться. Ее собственное сердцебиение участилось. В животе заурчало беспокойство.

— Дедушка?

— Трудно дышать.

Она снова посмотрела на Ноа обвиняющим взглядом.

— У него кардиостимулятор.

Квинн знала, что, если бы этот электромагнитный импульс действительно вывел из строя кардиостимулятор ее дедушки, это само по себе не вызвало бы сердечный приступ. Кардиостимуляторы помогают сердцу не биться слишком медленно, но они не поддерживали биение сердца.

Но в сочетании с невероятным стрессом и жестоким холодом… его сердце попросту слишком слабо, чтобы справиться с нагрузкой.

Интерес и волнение, которые она испытывала раньше, исчезли. В ней вспыхнули гнев и страх. Она взмахнула одной рукой в воздухе, охватывая все одним махом.

— Это реально. Что бы это ни было, оно уничтожило все электронные устройства. Включая то, что поддерживает правильную работу его сердца.

— Вы в порядке, сэр? — позвал Ноа.

— Нет, он явно не в порядке! — резко ответила Квинн. — Его кожа посерела, и он ведет себя странно.

— Я просто… посплю немного, — прохрипел дедушка. Его дыхание стало поверхностным и неровным. — Не обращайте на меня внимания. Я буду мечтать о каких-нибудь тропических пляжах, может быть, о круизе, о прекрасных дамах в бикини, которые составят мне компанию… только не говорите бабушке.

— Ты ничего такого не сделаешь. Ты не должен спать.

— Я… люблю тебя, con gái. Не… никогда не забывай об этом.

— Дедушка! Перестань так говорить! Ты меня пугаешь.

Он застонал, что-то пробормотал, и его голова упала назад и ударилась об один из металлических прутьев.

Квинн трясла хрупкие плечи своего дедушки.

— Дедушка! Очнись!

Он не ответил. Он был без сознания.

— Что с его кожей? — позвал Ноа. — Его дыханием?

— Губы посинели. Лицо серое. Я не могу сказать, дышит ли он.

Она оглянулась на Ноа, отчаянно желая, чтобы он сделал что-нибудь, хоть что-нибудь, но полицейский находился в такой же ловушке, как и она, застряв в двадцати пяти футах от земли и в ярдах от нее или ее дедушки.

Что он собирался делать? Что вообще можно сделать? У них нет телефонов. Ни с кем нельзя связаться. Никто не придет за ними.

— Я не могу его разбудить, — упавшим голосом проговорила Квинн. — Думаю, у него только что случился сердечный приступ.

Ноа

День первый

Небо стремительно темнело, а температура резко падала. Снег валил быстро и сильно. Ноа пришлось прищуриться, чтобы ясно видеть.

— Мой дедушка умирает! — плакала Квинн.

Они не могли больше ждать. Раньше он не хотел в это верить, но теперь не мог отрицать. Случилось самое худшее — все, даже лыжный патруль, забыли о них.

Правда заключалась в том, что при угрозе обморожения и переохлаждения никто из них не смог бы продержаться ночь в метель и при минусовой температуре.

Они должны найти способ спуститься на землю.

— Я знаю, — Ноа старался, чтобы его голос звучал спокойно и успокаивающе, старался не выдать беспокойства. — Мы должны что-то предпринять.

— Есть только одна вещь, которую нужно сделать, чувак. — Брок посмотрел вниз. — Кто-то должен прыгнуть.

Инстинктивно Ноа тоже посмотрел вниз. Головокружение пронзило его насквозь. Он схватился за страховочную перекладину и тяжело сглотнул.

— Любой, кто прыгнет, скорее всего, что-нибудь сломает. Здесь крутой склон, по крайней мере, тридцать футов вниз. Может быть, больше.

— Тогда что, приятель? Что еще ты предлагаешь?

Ноа смотрел на трос над ними, пытаясь измерить расстояние до следующей вышки. К каждой из башен крепилась узкая лестница для обслуживания, ремонта и экстренных случаев.

Если бы они могли добраться до башни… но как? Перебирать руками по тросу, как обезьяны? С их онемевшими, негнущимися пальцами? Что если он упадет? Что если Майло упадет?

По крайней мере, если кто-то решится прыгнуть, у него будет больше контроля над падением, над тем, как его тело приземлится. Они могли бы пойти за помощью и привести спасательную команду обратно на холм.

Возможно, это наилучший вариант из множества плохих.

— Мои яйца замерзают, чувак, — сказал Брок. — Я не собираюсь сидеть здесь, пока наши пальцы чернеют, а ноги отваливаются. Я собираюсь прыгнуть.

— Я сделаю это. — Ноа был полицейским. Это его работа — защищать всех. Он тот, кто должен подвергать себя риску, чтобы получить помощь. Хотя мысль о том, чтобы оставить Майло здесь одного, вызывала у него физическую боль. — Это должен быть я.

— Ни за что, парень, — возразил Брок. — У тебя маленький ребенок, о котором ты должен позаботиться.

Ноа сглотнул. Его пронзил стыд. Он считал Брока поверхностным качком. Он ошибался.

— Ты уверен?

Брок кивнул, его челюсть сжалась.

— Мужик, я справлюсь.

— Держи свое тело расслабленным, — посоветовал Ноа. — Перекатывайся, когда ударишься о землю.

Брок поднял металлическую перекладину. Он наклонился, повозился с ботинками и отщелкнул свой сноуборд.

Они все смотрели, как тот летит по воздуху. Доска упала с тихим стуком в снег.

Брок повернулся и спустился с сиденья, держась за перекладину чуть ниже сиденья. Ухватившись за планку руками в перчатках, он повис на руках.

Он все еще находился на высоте двадцати пяти с лишним футов над землей.

— Закрой глаза, Майло. — Ноа расстегнул карман куртки и достал маленький, но мощный фонарик, который всегда носил с собой, вместе со складным ножом, прикрепленным к связке ключей. Он посветил лучом на Брока, чтобы дать ему свет.

Кресло покачнулось под весом Брока. Фиби тоненько вскрикнула и схватилась за одну из боковых перекладин, чтобы удержаться. Она подняла одну руку и снова опустила перекладину, чтобы не упасть.

Фиби начала плакать, сопеть и вытирать глаза.

— Будь осторожен, милый.

Брок поднял на нее глаза. Его тело мягко покачивалось.

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, Брок Мейсон.

— Мерзость, — проворчала Квинн, в ее голос вернулись нотки ехидства. — Просто прыгай уже.

Ноа наблюдал за происходящим, моргая от снежинок на ресницах, прикрывая рукой глаза Майло, и едва осмеливался дышать.

Брок разжал пальцы.

Падение заняло лишь мгновение, удар сердца, вдох-выдох.

Брок приземлился ногами вперед. Он неловко кувыркнулся и рухнул на спину в снег.

Истошный вопль разорвал воздух.

— Брок! — закричала Фиби.

Брок закричал еще громче.