Джулиану необходимо поскорее избавиться от этого проклятого тела. Вот и все. Тогда кислое тошнотворное чувство у него внутри исчезнет. И кошмары прекратятся.

Он заставил свои ноги двигаться, а тело — поворачиваться. Вышел из крошечной хижины и захлопнул за собой шаткую дверь.

Холод обдувал его обнаженные щеки и скользил по шее. Джулиан приготовился провести весь день под открытым небом.

Он надел термобелье и фланелевую рубашку под комбинезон, затем непромокаемую зимнюю куртку, непромокаемые ботинки с хорошим сцеплением, обычную шапку, перчатки и толстые шерстяные носки.

Перед ним простиралась замерзшая река, тягучая и черная под толстым серым льдом. Тонкие ветхие деревья тянулись к небу своими лишенными листьев ветвями. Позади него возвышался невысокий холм, загораживая вид на дома вдоль обрыва. У него было полное уединение.

Этот маленький уголок реки прятался в заливе. Вода, поступающая в реку, служила хорошим источником пищи для диких рыб. Много стоячей воды под поверхностью делали это место подходящим для скопления рыбы.

Джулиан вышел на лед, таща за собой санки. Лед слегка поскрипывал, но легко выдерживал его вес.

Рекомендуемая толщина льда для безопасного хождения по нему составляла четыре дюйма. Джулиан иногда выходил только на два или три, и у него никогда не возникало проблем. Он вообще никогда не придерживался правил и рекомендаций.

Он двинулся дальше, ища одно из своих любимых мест. Рыба любила останавливаться по краям. Джулиан обычно искал рыбу на обрывах или изменениях в подводном рельефе. Сегодня он планировал порыбачить на более глубокой стороне.

Его ботинки скрипели. Пять ярдов. Десять. Пятнадцать.

Он планировал провести весь день на подледной рыбалке. Наступило воскресенье, но как будто кому-то есть дело до какой сегодня день в апокалипсис. Джулиан работал на износ целый месяц и смог выбраться сюда всего несколько раз.

Ему нужен перерыв. И ему до смерти надоел обед из консервной банки. Он жаждал свежего мяса — пусть даже просто рыбы.

Кроме того, ему нужно разобраться со своей чертовой головой. Слишком многое происходило, слишком многое нужно переварить.

Всю ночь он ждал подтверждения по рации, что Десото и Беннер выполнили поставленные перед ними задачи: Лиам Коулман мертв. И Аттикус Бишоп тоже.

Два зайца одним выстрелом. А почему бы и нет? Лиам ради матери; Бишоп ради себя.

Он заслужил это, не так ли? Бишоп долгие годы оставался занозой в боку Фолл-Крика. Катастрофа лишь резко обострила конфликт. Бишоп никогда не собирался подчиняться. Он разжигал недовольство и бунт каждым своим вздохом.

Недостаточно просто отнять у него церковь или общественную кладовую. Недостаточно лишить его семьи.

Пока он жив, он представлял угрозу для всего, что Синклеры с таким трудом построили.

Фолл-Крик был маленьким городком. Всего лишь пятнышко на карте. Но он принадлежал им, и никто не мог его у них отнять.

Никто. Ни шеф Бриггс. Ни Бишоп, ни Лиам Коулман. И уж точно не Ноа.

Джулиан переложил веревку саней из правой руки в левую и еще раз проверил рацию. Она была включена. Он находился в зоне действия. В чем, черт возьми, проблема?

Вероятно, они ушли в загул и отсыпались, а потом просто не удосужились отчитаться. Или они пошли прямо к Саттеру и полностью вычеркнули его из списка.

Разочарование пронзило его насквозь. Он выругался.

Сколько еще он мог ждать? Должен ли он ждать? Если что-то пошло не так, он должен быть у суперинтенданта. Он должен быть там, чтобы позаботиться обо всем, а не Саттер. И уж точно не Ноа Шеридан.

Это была ошибка. Ему нужно возвращаться.

Он начал поворачиваться.

— Джулиан Синклер!

Раздавшийся голос прогремел громко и отчетливо, как выстрел. Он узнал характерный, глубокий рокочущий тембр голоса. Голос того, кто, как он надеялся, уже мертв.

Джулиан завершил свой поворот и встретился взглядом со своим заклятым врагом.

— Бишоп.

Аттикус Бишоп все еще очень даже живой. Он стоял на берегу, одетый в джинсы, черные ботинки и лимонно-желтую гавайскую рубашку под своей обычной кожаной курткой, на шее повязан шарф.

Он держал пистолет, низко опущенный и направленный в землю. Ему не понадобилось направлять его прямо на Джулиана. Угроза и так понятна.

Горькое разочарование сковало его нутро. Джулиан пытался скрыть свой гнев, но он никогда не умел контролировать свои чувства. Он нахмурился.

— Какого черта ты здесь делаешь?

— Я пришел за тобой.

Джулиан притворился не понимающим.

— В смысле?

Его нож находился в правом ботинке, но дробовик и табельное оружие он оставил в патрульной машине. Джулиан тихо выругался.

Что, черт возьми, случилось с Десото и Беннером? Беннер был еще совсем зеленым, но Десото силен, вынослив и неумолим. Может, они не пытались убить Бишопа. Может быть, они просто убили Коулмана и планировали прийти за Бишопом в другую ночь — и не потрудились сообщить ему об этом.

Словно прочитав его мысли, Бишоп проговорил:

— Беннер и Десото мертвы.

Ошеломленный, Джулиан резко вдохнул. Эту часть ему не пришлось разыгрывать.

— Что?

Они мертвы? Оба? Очевидно, они не справились с заданием. Лучше бы он сам сделал эту работу.

Игла страха уколола Джулиана. Он точно знал, почему поручил это дело. Он был хорошим полицейским. Владел оружием и физическими навыками, но он точно не был суперсолдатом.

Он никогда не проводил на стрельбище или в спортзале больше времени, чем нужно. Всегда находились занятия поинтереснее. Горные лыжи, снегоходы, рыбалка и женщины.

Джулиан позволял ополченцам делать грязную работу. Это то, для чего они здесь находились. Так поступали сильные лидеры. Они никогда не пачкали свои собственные руки.

Бишоп сделал шаг вперед.

— Они пробрались на территорию Ноа Шеридана с намерением проникнуть в дом и убить меня и Лиама Коулмана.

— Это довольно дикое обвинение, — уклончиво сказал Джулиан. — Зачем им это делать?

— Именно об этом я и пришел тебя спросить.

— Я не понимаю, о чем, черт возьми, ты говоришь.

Выражение лица Бишопа ожесточилось.

— О, я думаю, ты понимаешь.

Джулиан

День тридцать четвертый

Джулиан сделал шаг назад. Лед отозвался слабым скрипом.

Он почувствовал внезапный прилив кипящего презрения. Знакомый привкус горькой ревности, когда он смотрел на Бишопа. То, что он чувствовал всю свою жизнь. От Бишопа и его близких исходила та аура, то притягательное довольство, которое излучают некоторые семьи — такое, что заставляет тебя желать родиться в какой-нибудь другой семье, а не в своей собственной.

Джулиан указал подбородком на пистолет Бишопа.

— И что ты собираешься с ним делать?

— Пришло время поговорить.

Джулиан скривил губы.

— Мне нечего тебе сказать.

Бишоп переместил оружие, дуло слегка приподнялось.

— Думаю, есть.

Тревога пронзила Джулиана. Бишоп не мог знать. Как он мог догадаться? Он просто искал информацию. Работает по наитию.

Джулиану просто нужно от него избавиться. Чем быстрее, тем лучше. Вопрос только в том, как?

— Я офицер полиции! — крикнул он через лед. — Угроза офицеру — это преступление. Как и нападение на офицера. Откровенно говоря, Бишоп, ты мне сейчас угрожаешь.

Выражение лица пастора не изменилось.

— У меня есть веская причина угрожать тебе, Джулиан? Поэтому ты так нервничаешь?

— Не играй со мной в эти игры! Ты не можешь манипулировать мной. Я не такой доверчивый, как твоя маленькая паства.

Бишоп сделал неуверенный шаг с берега на лед. Лед выдержал. Он шагнул снова.

— Ты послал ополченцев убить Лиама Коулмана в отместку за смерть Гэвина Пайка. Ты послал их убить меня по личным причинам.

— Это... это безумие! Ты не можешь так говорить. Ты не можешь просто прийти сюда и выдвигать безумные обвинения без последствий.