Ноа махнул рукой, волнуясь.

— Где мои манеры? Проходите внутрь. Пожалуйста. Мы так взволнованы — я и Майло. Мы бы ждали тебя снаружи, но подумали... мы хотели, чтобы ты не переживала. Мы не хотели перегружать тебя объятиями и поцелуями... — Он прочистил горло. — В общем, я запутался. Заходи. Это твой дом.

Это не было похоже на ее дом. Ханна затолкала эту мысль поглубже и прошла в холл.

Там оказалось тепло и светло, пол из ореховых досок и сводчатые потолки. Дом был богато обставлен. Он выглядел как картинка из журнала. От электрического света у нее заболели глаза.

Она расстегнула куртку, сняла шапку и перчатки. Лиам сделал то же самое. Ноа собрал их вещи и повесил все в шкаф для одежды.

Повернулся к ним. И тут он заметил ее поврежденную руку. На его лице отразилось не отвращение или брезгливость, а тревога, жалость.

Ханна думала, что жалость будет все же лучше, чем альтернатива. Она ошиблась.

В ней вспыхнул гнев, смешанный со стыдом, за которым последовал протест. Она сопротивлялась желанию спрятать руку. Она больше не собиралась ничего скрывать.

Взгляд Ноа скользнул мимо ее уродства и вернулся к ее лицу. Он улыбнулся, счастливо и искренне.

— Ты здесь. Ты действительно здесь. Я не могу в это поверить. Майло, это твоя мама. Она дома.

Майло ничего не сказал.

Сердце Ханны сжалось.

Призрак протиснулся между ног Ханны и Лиама и вошел в дом впереди них.

— Собака! — воскликнул Майло. Его лицо просветлело. Нежелание общаться исчезло. — Можно мне его погладить?

— Конечно. Его зовут Призрак. Он тоже герой. Он спас мне жизнь.

Призрак медленно обошел вокруг Майло. Он обнюхал носки Майло, его штанины, живот, руки и грудь. Большой пиреней настолько велик, что ему едва приходилось поднимать голову, чтобы обнюхать лицо и волосы Майло.

Майло держался очень спокойно. Он выглядел не испуганным, а потрясенным. С осторожностью он протянул руку и почесал за ушами Призрака.

Призрак радостно тявкнул, пригнул голову и прижался верхней частью черепа к маленькой груди Майло.

— Ты ему нравишься, — отметила Ханна.

Майло слабо улыбнулся.

Ханна опустилась на колени. Она не могла оторвать глаз от сына. Он был так прекрасен. Он так вырос, больше, чем она могла себе представить.

Он был всем, о чем она мечтала, всем, за что она так яростно держалась в те темные, несчастные годы. Единственный осколок надежды в безнадежном существовании.

Желание обнять его казалось непреодолимым. Во всей вселенной не существовало ничего более желанного, чем заключить его в свои объятия и никогда не отпускать. Но Ханна не могла. Пока нет.

Он как олень в лесу, настороженный и нерешительный. Одно неверное движение — и он может броситься наутек.

Настоящий момент словно создан из стекла. Все так хрупко, так легко разбивается.

Почувствовав ее смятение, Призрак вернулся к Ханне и сел рядом с ней. Он уткнулся ей в шею и тихонько заскулил.

— Майло... ты помнишь меня?

Майло оторвал взгляд от собаки и посмотрел на нее. Медленно, он покачал головой.

Она готовила себя к этому. Рассудком Ханна понимала, что лучше не верить в обратное. Но это все равно поразило ее, как удар по сердцу.

Нельзя вернуться в прошлое, нельзя вернуть потерянные часы, дни, месяцы и годы. Потерянные моменты смеха, слез, гнева, душевной боли, радости, любви — они ушли навсегда.

У Майло похитили детство. У Майло украли мать.

Они уже не те люди, что были в канун Рождества пять лет назад. Как они могли остаться прежними? Каждый из них по-своему изранен, травмирован и поражен.

Ханна не единственная, кто страдал. Ее отсутствие оставило зияющую дыру в их жизни. Их личности превратились в нечто изломанное и разбитое.

В этот момент, когда ее муж стал чужим, а сын почти неузнаваемым, Ханна испугалась, что их разбитые кусочки никогда не соединятся обратно.

Горькое осознание поразило ее так сильно и стремительно, что у нее ослабли ноги. Если бы она не стояла на коленях на полу, она могла бы упасть. Призрак прислонился к ее боку, предлагая свою поддержку.

— Ханна, — сказал Лиам с беспокойством в хрипловатом голосе. Он снова коснулся ее плеча. — Ты в порядке?

Страх закрался в ее душу. Что, если она больше не помнит, как быть женой? Или, что еще хуже, матерью? Ожидания воссоединившейся семьи навалились на нее огромным грузом. Но она не дрогнет перед ними.

— Я в порядке. — Ханна выдохнула, взяв себя в руки, и посмотрела на Майло. — Я знаю, что это странно, непривычно и некомфортно. Я... чужая для тебя. Что бы ты ни чувствовал, это нормально. Мы можем снова узнать друг друга. Давай начнем с дружбы. Ты можешь называть меня Ханной. Ты не против?

Она не дышала, пока он не кивнул. Майло протянул руку с той же трогательной улыбкой.

— Договорились.

Ее пальцы сомкнулись вокруг его пальцев, таких теплых, маленьких и чудесных. Она почувствовала, как ее сердце одновременно разбивается и восстанавливается.

— По рукам.

День двадцать седьмой

Позже, после того как Майло заснул, а Ноа устроил Лиама в гостевой спальне в конце коридора, Ханна и Ноа наконец остались наедине друг с другом. Ханна покормила Шарлотту и уложила ее спать на глубоком диване в окружении подушек.

Призрак устроился на кухне у ног Ханны. Он лежал, положив голову на лапы, и его внимательный взгляд попеременно метался между Ханной и Ноа. Пес присматривал за ними.

Ему сразу понравился Майло, но он продолжал смотреть на Ноа недобрым взглядом. Если вдруг Ноа подходил слишком близко к Ханне, он низко предупреждающе рычал.

Ноа нервно перемещался по кухне, стараясь обходить Призрака стороной.

— Хочешь кофе? Я могу сделать без кофеина. Или горячий шоколад? У нас есть печенье. Последние яйца грозили вот-вот испортиться, поэтому мы с Майло испекли шоколадное печение с арахисовым маслом.

— Я в порядке, спасибо. — Желудок Ханны слишком сильно сводило, чтобы есть. Она сидела у кухонного острова на кованом табурете с полированной деревянной обивкой.

Со всех сторон огромной кухни возвышались нарядные белые шкафы с позолоченными стеклянными дверцами и молдингом в виде короны. Сводчатый потолок создавал ощущение огромного пустого пространства.

Она погладила кончиками пальцев большой мраморный остров.

— У вас прекрасное место.

— Спасибо. После ЭМИ Майло требовался дом с электричеством и отоплением.

Ханна прикусила нижнюю губу, но ничего не сказала. Находясь здесь, она чувствовала себя так странно. Сидя на ярко-белой кухне с мужем при электрическом освещении и говоря о кофе и выпечке печенья, как будто все нормально.

Как будто мир не перевернулся с ног на голову там, снаружи. Как будто их жизнь не рухнула здесь.

Все настолько далеко от нормы, что обыденность этого красивого дома с его теплом, светом и водопроводом казалась почти непристойной.

Неловко и нерешительно Ноа подошел и встал рядом с островом. Между ними осталась пара табуретов. И Призрак.

Когти Призрака щелкнули по деревянному полу, когда он поднялся на лапы и уставился на Ноа. Он не зарычал, но обозначил свое присутствие.

Ноа выглядел неуверенно, словно хотел подойти ближе, но сдерживал себя. Из-за Призрака, но и из-за чего-то еще. Она заметила растерянность в его глазах.

Он покрутил обручальное кольцо на пальце.

— Тебе оно действительно нравится?

Ханна подумала об их старом доме — уютной гостиной с камином из красного кирпича, несовпадающих друг с другом диване и кресле, антикварном журнальном столике, который она сама покрасила. Обшарпанной кухне, которую они хотели переделать, но так и не нашли на это денег. Гнезде из одеял в детской кроватке Майло, которое пахло яблочным шампунем и детской присыпкой.

Он давно уже перерос эту детскую кроватку, с досадой подумала она.

— Здесь нет ощущения дома, — честно ответила Ханна.