Она помогла им победить. Но потеряла мужа во время сражения.

Коринна Маршалл уверенно смотрела на нее, ее глаза пылали за стеклами очков в фиолетовой оправе. Она скрестила руки на груди, ее плечи напряглись, каждая клеточка тела телеграфировала о ее ярости.

Ханна почувствовала укол вины. Она узнала боль, скрытую под гневом Коринны.

Она понимала ее, потому что сама чувствовала тоже.

Лютер не просто состоял в ополчении. Он поджег дом Ноа и чуть не убил Майло, который спал внутри. Он утверждал, что не знал о присутствии Майло, но в результате Майло чуть не погиб, случайно или нет.

Ханна имела такое же право презирать его, как и все остальные, но личные чувства не меняли того, что им нужно сделать.

— Лютер убил наших людей — он должен умереть! — кричал Дуэйн Лоусон.

Гул недовольства толпы становился все громче, все беспощаднее.

— Почему он все еще здесь, его кормят и дают ему кров, в то время как я не могу получить вторую банку зеленых бобов? Разве это справедливо?

— Расстрелять его!

— Зачем тратить пули? Повесить его!

— Повесить его!

— Если вы этого не сделаете, то мы сами займемся!

Дейв и Аннет обменялись тревожными взглядами. Рейносо отодвинул стул, готовясь вызвать свою команду охраны, чтобы вступить в драку и физически утихомирить людей.

Это только усугубит ситуацию.

Ее руки стали липкими, во рту пересохло. Кто-то должен вмешаться. Кто-то должен что-то сделать. Как и в прошлый раз, это могла быть Ханна.

Она громко свистнула, встала и хлопнула в ладоши.

— Прошу вашего внимания!

Пораженные, люди затихли, хотя и ненадолго. Их внимание будет приковано к ней лишь на несколько мгновений; действовать придется быстро.

Она заговорила громко и четко.

— Мы не будем убивать Джеймса Лютера.

— Какого черта? — воскликнула Коринна, возмущенно поднимаясь на ноги. — Почему нет?

— Мы дали ему слово. Лиам Коулман и я будем его выполнять.

По залу прокатился ропот отвращения. Несколько человек выругались.

— Это бред! — крикнула Сандра Перкинс.

— Мы заключили сделку, — заявила Ханна. — Жизнь Лютера за склад оружия. Мы победили с этим оружием. И победили, не потеряв еще больше жизней.

Лицо Коринны исказилось.

— Сделка с дьяволом не считается.

— Мы не будем вытаскивать этого человека на улицу и убивать его, — повторила Ханна, ее пульс громко стучал в ушах. — Этого не случится.

— Я сожалею о вашей потере, — вступила Аннет. — Воистину, мы все соболезнуем.

Коринна перевела свой язвительный взгляд на Аннет, в нем кипело столько горя и ярости, что директор вздрогнула.

— Жаль? Вы сожалеете? Разве сожаление вернет моего мужа? Сожаление не даст мне и моему сыну справедливости!

— Коринна… — начал Дейв. — Мы понимаем…

— Очевидно, что вы ничего не понимаете! — Коринна вскочила на ноги. — Мы охотно сражались против Розамонд, Саттера и ополченцев. Мы были готовы сражаться и умереть. Мы отдали все! А теперь вы собираетесь пощадить это чудовище? Он убил наших людей. Теперь мы убьем его. Это справедливость!

— Я не могу не согласиться, — проговорила Перес. — Как только эти психопаты открыли огонь по мирным жителям, они потеряли право быть людьми. Мы должны избавиться от него, как от мусора.

В зале начался хаос.

— ХВАТИТ! — Бишопу не требовался мегафон. Его глубокий баритон пробился сквозь шум, шокируя людей и заставляя их замолчать.

— Коринна и Джонас, — продолжил он все еще громко, но мягко, — я понимаю вашу боль и ваш гнев. Каждого члена семьи, потерявшего близкого человека из-за ополченцев, мы понимаем. Мы скорбим вместе с вами. Мы страдаем вместе с вами. Но большее кровопролитие — это невыход.

Постепенно толпа успокоилась, выражения лиц по-прежнему оставались мрачными и сердитыми, но сдержанными. Никто не мог спорить с Бишопом. Каждый из присутствующих знал, как много он потерял, его жена и дочери пострадали в результате уловки Розамонд, чтобы ввести ополчение и завладеть городом.

Горожане могли не соглашаться с ним или не верить в его веру, но они его уважали. Каждый из них. Ханна видела это в их глазах.

— Факт остается фактом: Лютер — военнопленный, — отметил Бишоп. — Он добровольно отдал себя под нашу опеку, предоставив бесценную информацию в обмен на свою жизнь. Убить его теперь будет просто неэтично. Он останется в плену, пока совет не придет к соглашению об альтернативном варианте.

— Этика нынче не слишком актуальна! — воскликнула Тина Ганди.

— Этика и мораль всегда имеют значение, — ровно ответил Бишоп. — До тех пор, пока у меня есть хоть какое-то право голоса. Пусть мы пока сами по себе, но Америка остается Америкой. Я буду следовать ее законам и конституции, насколько смогу. Бог мне свидетель, я буду стараться поступать правильно и нравственно.

— Как и я, на посту начальника полиции, буду делать то же самое, — подчеркнул Рейносо.

— Как и совет, — поддержал Дейв.

На лице Перес промелькнула досада, разочарование и гнев. Она откинула свои короткие черные волосы за уши, стиснула челюсти, но ничего не сказала. Саманта не согласилась, но сохранила достаточный самоконтроль, чтобы не спорить на публике.

Раздосадованная, Коринна покачала головой, разочарованная, побежденная, все еще в ярости, но и она не стала выступать против Бишопа.

Вместо этого она повернулась, протиснулась мимо нескольких человек к среднему проходу и направилась в заднюю часть зала. Несколько десятков голов повернулись, чтобы посмотреть, как она уходит.

Коринна махнула рукой сыну, и Джонас последовал за ней, не говоря ни слова. У двери она остановилась и повернулась к ним лицом.

— Попомните мои слова, вы пожалеете об этом решении.

Дверь закрылась за ними со звонким щелчком.

Ханна

День восемьдесят восьмой

— Если между нами будет раскол, мы пропадем, — сказала Ханна.

— Я согласен, — поддержал Бишоп. — Мы должны работать вместе.

Аннет устало покачала головой.

— Звучит хорошо, но толку от этого нет. Вы сами все видели — абсолютный хаос. Все озлоблены, раздражены, напуганы. Это чудо, если кто-то из них хоть о чем-то договорится.

После шумного собрания горожане наконец разошлись по домам, вернувшись к повседневной тяжелой работе. Людям приходилось готовить еду с нуля, сажать сады, заготавливать дрова, стерилизовать воду, устанавливать блокпосты и патрулировать территорию вокруг города.

Совет остался, чтобы обсудить еще несколько деталей.

Они проголосовали за изгнание Лютера из города под угрозой смерти, если он когда-нибудь вернется, но еще не назначили дату или конкретные детали.

Перес хрустнула костяшками пальцев, выражение ее лица оставалось грозным.

— Вы знаете, как я отношусь к Лютеру, но голосование есть голосование. Я буду поддерживать Совет. Что касается жалобщиков, то все, кто не согласен с планом, могут паковать чемоданы и маршировать отсюда. Или, может быть, мы применим высшую меру наказания к их жалким задницам. Посмотрим, как им это понравится.

— Мы не можем вешать людей за плохое отношение, — язвительно сказал Дейв.

Перес ссутулилась в своем кресле.

— Ты уверен?

— После той катастрофы, которая здесь произошла, я начинаю склоняться на сторону Саманты, — призналась Аннет.

— Дайте людям еще один шанс, — возразила Ханна.

— Мы дали им много шансов. Но они все равно не понимают.

— Предоставим еще один.

Перес закатила глаза, но в конце концов сдалась. Полнотелая латиноамериканка, Саманта Перес была немногословной и яростной, и могла постоять за себя в кулачном бою, в драке с оружием — в любой драке. Такую женщину хотелось иметь на своей стороне.

— По крайней мере, они беспокоятся достаточно, чтобы прийти на собрание. — Аннет потерла лицо. Она выглядела более расстроенной, чем Ханна видела ее раньше, глаза налились кровью, короткие серебристые волосы растрепались.