Лиам рукой показал на разные части.
— Конструкция опирается на L-образный туннель, созданный в полых шлакоблоках. Порывы воздуха раздувают пламя и сжигают топливо, создавая невероятно жаркий огонь.
Лиам наклонился и указал.
— Набиваем горизонтальную трубу всем, что горит — палками, травой, даже высушенным собачьим дерьмом. Это создает ровный, почти чистый жар с небольшим количеством дыма.
Квинн укрепила «Н» последним шлакоблоком и положила сверху решетку для гриля.
— И мы закончили.
Выдался на редкость солнечный день, хотя все вокруг по-прежнему представляло собой серую мешанину из грязи и снега. Воздух бодрил, но после нескольких часов ручного труда они оба сбросили куртки и перчатки.
Лиам поморщился и потянулся, положив одну руку на поясницу.
— С тобой точно все в порядке?
Лиам скривился.
— Не тебе говорить.
Квинн пожала плечами.
— Эй, не моя вина, что ты стареешь.
Лиам фыркнул.
За шесть дней после его возвращения Квинн ни разу не видела Лиама валяющимся в постели. Он все еще передвигался осторожно, но уже поднялся на ноги и вернулся к патрулированию с Призраком и занятиям по обучению горожан владению огнестрельным оружием и навыкам защиты.
Вчера он руководил сбором 55-галлонных бочек, хранящихся на близлежащих фермах. Сегодня Джонас и Уитни вместе с несколькими другими ребятами наполняли бочки землей, чтобы укрепить блокпосты и баррикады по периметру города.
В случае нового нападения бочки, наполненные грунтом, послужат укрытием для защитников города.
Гулкий лай Призрака потряс воздух. Он находился в нескольких домах от них, держась поближе к Майло.
Эвелин Брукс зашила его заднюю лапу и два больших укуса. Антисептические свойства уксуса подействовали, и кожа вокруг ран хорошо зажила.
Как и Лиам, пиреней должен был отдыхать и расслабляться.
Подобно Лиаму, он не делал ни того, ни другого.
Пес вернулся к своей роли опекуна и защитника Ханны, Майло и Шарлотты, никогда не покидая их, если только не патрулировал дом и окрестности каждую ночь.
По крайней мере, он оставил свои швы в покое, так что им не пришлось помещать его в «конус позора». Никто не хотел видеть, как Призрак терпит такое унижение.
После нападения собак Квинн чувствовала себя ошеломленной, словно в трансе. Она никому ничего не сказала о странных незнакомцах, с которыми они столкнулись. Или о том, кого она увидела с ними. Она попросила Майло тоже никому не рассказывать.
Саттер все изменил.
Квинн все еще обдумывала, как и что она собирается с этим делать.
Лиам вытер пот с лица тыльной стороной руки и посмотрел на нее.
— У меня есть кое-что для тебя.
Она удивленно моргнула.
— Что?
— Тебе это нужно или нет?
— Определенно, да.
Он подошел к рюкзаку, что притулился у ближайшего дерева, и достал предмет, развернул ткань, затем протянул его на ладонях.
Изогнутое лезвие ножа-карамбита Десото сверкало в лучах холодного весеннего солнца. Нож напоминал когти велоцираптора — оружие, созданное для того, чтобы разделывать и обезглавливать врагов.
Квинн судорожно вдохнула. Она не видела карамбит с той ночи в сарае, когда на нее напал Десото. Тогда она почувствовала, как карамбит прижимается к ее мягкому уязвимому животу.
— Следовало давно тебе его отдать. Он больше твой, чем мой.
Квинн взяла нож почти благоговейно. Тяжесть оружия ощущалась в ее руках. Она взмахнула, и увидела, как лезвие рассекает воздух, разрезая молекулы кислорода, разделяя лучи солнечного света. Оно настолько острое, что могло разрезать человеческий волос.
— Ты должна держать его наточенным.
— Буду.
— Обращайся с ним осторожно. Это не игрушка.
Квинн посмотрела на Лиам из-под своей отросшей челки.
— Не планирую использовать его как игрушку.
Слабая ухмылка тронула его губы.
— Заботься о своем оружии, и оно позаботится о тебе.
Она кивнула, восхищаясь красотой ножа, и без раздумий поднесла руку к горлу. Синяки от драки с Десото исчезли несколько недель назад. А вот воспоминания, кошмары — они оставались гораздо дольше.
Тем не менее в обладании ножом человека, который пытался и не смог убить ее, чувствовалось определенное удовлетворение, поэзия.
Лиам потянулся в карман и достал небольшой жесткий футляр для солнцезащитных очков. Он открыл его, достал пару таблеток аспирина и проглотил их без воды.
Квинн ткнула карамбитом на футляр.
— Что это?
— Мой повседневный набор. Он повсюду со мной. — Лиам похлопал себя по бедру. — Как и мое оружие. Я никогда никуда не хожу без своего «Гербера».
Он протянул футляр, чтобы она могла заглянуть внутрь. Вместо пары солнцезащитных очков в нем лежали мультитул, тактическая ручка из нержавеющей стали, маленький светодиодный фонарик, две зажигалки, складной нож, носовой платок с паракордом и набор отмычек.
Квинн подняла брови.
— Отмычки? В прошлой жизни ты был вором?
— Никогда не знаешь, когда тебе понадобится попасть в здание или выйти из него. Лучше быть готовым ко всему.
Она впитывала слова Лиама, запоминая все, что хранилось в футляре. Большинство предметов она могла собрать сама, за исключением набора для отмычек, но у нее имелись шпильки для волос и скрепки. Квинн жестом указала на мультитул.
— У дедушки в мастерской, в одном из ящиков, лежал такой же.
Ее сердце сжалось при воспоминании о том, как она в пять или шесть лет сидела в мастерской на табуретке, пока дедушка показывал ей все свои инструменты и как ими пользоваться. Над ними светила единственная лампочка, воздух наполняли запахи масла, смазки и пыли.
Дедушка проводил там большую часть своего свободного времени, работая над всякими мелочами, ремонтируя кондиционер, строя курятник или устраняя утечку масла в грузовике.
Как только она перешла в среднюю школу, то потеряла интерес и редко присоединялась к нему. Ей стоило проводить с ним каждую свободную секунду.
Квинн отогнала воспоминания. Как только она вернется к себе домой, сразу же соберет свой собственный повседневный футляр. У них с бабушкой уже имелись тревожные чемоданы — Дед всегда держал один в «Оранж Джулиусе», — но он рассчитывал на день-два, проведенные в метели, а не на длительное выживание или самооборону.
Лиам захлопнул футляр и сунул его в карман. Он повернулся к ней, и с нечитаемым выражением лица спросил.
— Итак. Ты готова или нет?
Квинн подумала, что он имеет в виду строительство еще одной ракетной печи. Или колку бесконечных дров. Или, может быть, еще больше трудодней за рытьем туалетов для людей в городе, у которых нет септических систем.
— Для чего?
Он уставился на нее.
— Для чего, по-твоему, ты здесь?
Она сложила руки на груди, собираясь защищаться.
— Ты привел меня сюда, чтобы еще раз поговорить?
Как будто слова могли ее исправить. Все спрашивали Квинн, все ли в порядке — Ханна, бабушка, Бишоп. Даже директор. Они спрашивали ее о Ноа, о Розамонд.
Они смотрели на нее с жалостью, беспокойством и немного настороженно, как будто внутри нее что-то сломалось.
Проблема в том, что они не ошиблись.
Чем больше ее спрашивали, тем больше Квинн замыкалась в себе. Она чувствовала их заботу, их доброту, их любовь, но не могла впустить их в свою душу, загоняя свою боль еще глубже.
Она не хотела говорить о том, что она чувствует, убив Розамонд, или о том, как Ноа предал ее, о том, каково это — наблюдать, как друг в один момент оборачивается против тебя, а в следующий умирает.
Или о том, что она больше не узнает лицо, которое видит в зеркале.
Лиам наблюдал за ней.
— Я привел тебя сюда, чтобы научить сражаться. Ты согласна или нет?
Глава 37
Квинн
День девяносто пятый
Квинн потребовалась секунда, чтобы осмыслить слова Лиама. Волнение вспыхнуло в ее груди.